В течение двух недель со дня того разговора я окончательно поправился, набрался сил, и ребра мои и все части тела, которые поранил буйвол своими железными копытами, зажили. К тому же в Натале меня ждали неотложные дела, и я торопился уехать. Поскольку от Садуко не было никаких вестей, я решил двигаться в сторону дома, оставив ему сообщение, чтобы он знал, где меня искать в случае, если я ему понадоблюсь. Правда заключалась в том, что я не испытывал никакого желания участвовать в его «личной» войне с Бангу. На самом деле я желал держаться подальше от всего этого, включая красавицу Мамину и ее насмешливые глаза.
И вот как-то утром, получив в свое распоряжение волов, я велел Скоулу запрячь их – он с радостью бросился исполнять мое поручение, поскольку ему и другим слугам уже давно не терпелось вернуться к цивилизации и ее благам. Однако едва он взялся за дело, как пришло известие от старого Умбези: он умолял меня отложить отъезд до второй половины дня, потому что к нему приехал в гости его друг, знатный вождь, который очень хотел быть удостоенным чести познакомиться со мной. Меньше всего мне хотелось знакомиться со знатным вождем, но, поскольку с моей стороны было бы слишком грубо отказать в просьбе человеку, который был так добр ко мне, я велел распрячь волов, но держать наготове и в раздраженном состоянии духа зашагал к краалю. От моего лагеря до крааля было около полумили: как только я достаточно окреп, я перебрался ночевать в свой фургон, снова предоставив хижину Старой Корове.
Впрочем, никакой конкретной причины для раздражения не было: в ту пору время в Зулуленде особого значения для меня не имело, и потому мне было не важно, отправлюсь я в путь утром или днем. Просто из головы у меня все никак не шло пророчество Зикали, Маленького и Мудрого, о том, что мне суждено отправиться вместе с Садуко в набег на Бангу. И хотя колдун оказался прав насчет буйвола и Мамины, я был настроен доказать ему, что насчет похода с Садуко он явно ошибался.
Если бы я покинул Зулуленд, то уж точно не смог бы выступить против Бангу. Но пока я оставался здесь, Садуко мог вернуться в любой момент, и тогда я наверняка не отвертелся бы от полуобещания, которое дал ему.
Уже на подходе к краалю Умбези я заметил, что там в самом разгаре приготовления к некоему торжеству: к празднику забили быка и теперь одну часть его мяса варили в горшках, другую – жарили. Заметил я также несколько незнакомых зулусов. За забором, внутри крааля, я обнаружил сидящим в тенечке Умбези и нескольких его вождей, а рядом с ними огромного, тучного туземца, на бедрах которого красовалась муча из тигровой шкуры как знак его высокого ранга, со своей свитой. У ворот стояла Мамина: на ней были лучшие ее бусы, и в руках она держала бутыль из тыквы с пивом, которым, по-видимому, только что угощала гостей.
– Сбежишь, даже не попрощавшись со мной, Макумазан? – прошептала она, когда я поравнялся с ней. – Это жестоко, и я горько плакала бы… да только не бывать этому.
– Я все равно собирался подъехать сюда, когда волов запрягут, – ответил я. – Кто этот человек?
– Скоро узнаешь, Макумазан. Гляди, отец машет нам.
Я направился к кругу сидящих. Навстречу мне поднялся Умбези и, взяв меня за руку, подвел к гиганту со словами:
– Это Масапо, вождь племени амансома из народа куаби, он желает познакомиться с тобой, Макумазан.
– Весьма любезно с его стороны, – сухо ответил я, окинув взглядом Масапо.
Как я уже упомянул, это был весьма крупный мужчина лет пятидесяти: волосы его уже тронула седина. По прав де говоря, я сразу же почувствовал к нему резкую антипатию: что-то в его сильном с грубыми чертами лице и надменно-заносчивой манере держаться отталкивало меня. Не добавив ничего, я стоял молча, поскольку у зулусов, когда встречаются двое более или менее равно высокого ранга, тот, кто заговаривает первым, признает тем самым подчиненность второму. Поэтому я молча разглядывал нового жениха Мамины и ожидал дальнейших событий.
Со своей стороны, Масапо тоже какое-то время пристально рассматривал меня, затем обронил в сторону одного из своей свиты замечание, которого я не разобрал, и тот рассмеялся.
– Он слыхал, что ты иписи (великий охотник), – вмешался Умбези; по-видимому, он уловил натянутость ситуации и решил, что надо хоть что-то сказать.
– Неужели? – ответил я. – Что ж, в таком случае он удачливее меня, поскольку я о нем ничего не слышал. – Вынужден с сожалением признать, что это было ложью, ведь Мамина рассказывала мне в хижине о Масапо как об одном из ее женихов, но среди туземцев необходимо как-то поддерживать свое достоинство. – Друг мой Умбези, – продолжил я. – Я пришел попрощаться с тобой. Я отправляюсь в Дурбан.
Как раз в этот момент Масапо протянул мне свою лапищу, однако не поднимаясь, и проговорил:
– Сийякубона, – (что значит «доброе утро»), – Белый человек.
Сийякубона, Черный человек, – ответил я, едва коснувшись его пальцев. Увидев это, Мамина, обносившая гостей пивом и очутившаяся как раз против меня, скорчила гримасу и тихонько засмеялась.
Я развернулся, чтобы уйти, но Масапо прохрипел низким, грубым голосом:
– О Макумазан, прежде чем ты оставишь нас, я хотел бы переговорить с тобой кое о чем. Не соблаговолишь ли ты ненадолго присесть со мной в сторонке?
– Конечно, о Масапо. – Я отошел на несколько ярдов в сторону, так чтобы нас не могли слышать, он поднялся и проследовал за мной.
– Макумазан, – заговорил Масапо (я передаю суть его слов, поскольку начал он издалека). – Мне нужны ружья, а ты, насколько мне известно, занимаешься торговлей и можешь их достать.
– Да, Масапо, думаю, что за определенную цену могу, хотя незаконный ввоз ружей в Зулуленд – дело рискованное. Но позволь поинтересоваться, для чего они тебе? Стрелять слонов?
– Верно, стрелять слонов, – ответил он, оглядевшись вокруг своими огромными глазищами. – Макумазан, мне сказали, что ты осторожен и благоразумен и не станешь кричать с крыши хижины о том, что слышал внутри ее стен. Выслушай меня. В стране неспокойно. Не всем нам по душе род Сензангаконы, потомком которого является наш нынешний король Панда. Быть может, ты знаешь, что куаби, а мое племя амансома из этого народа, натерпелись на своем веку, пострадав от копья Чаки. И вот мы считаем, что может настать час, когда мы, словно козы, ощипывающие жалкие кустарники, сможем, как жирафы, дотянуться до верхушек деревьев, потому что Панда – слабый король, а его сыновья ненавидят друг друга и одному из них могут понадобиться наши копья. Ты понимаешь, о чем я толкую?
– Я понимаю, что ты хочешь ружей, Масапо, – сухо ответил я. – Поговорим о цене и месте доставки.
Мы недолго поторговались, но детали той давнишней сделки вряд ли кому-то интересны. В действительности я упоминаю о ней лишь затем, чтобы подчеркнуть: Масапо замышлял доставить большие неприятности правящему дому, который в то время представлял Панда.
Когда мы закончили одиозные переговоры – по результатам которых я должен был получить некое количество голов скота в обмен на некое количество ружей в случае, если мне удастся доставить их в конкретное место, а именно в крааль Умбези, – я вернулся в круг, где сидел Умбези со своими людьми и гостями, чтобы попрощаться. К этому времени, однако, принесли мясо, и поскольку я уже успел проголодаться, то остался разделить угощение со всеми. Насытившись и выпив немного твалы (кафрского пива), я поднялся уходить, но в этот момент в ворота вошел – кто бы вы думали? – Садуко.
– Пф-ф! – фыркнула стоявшая рядом со мной Мамина и тихонько, чтобы никто, кроме меня, не услышал, спросила: – Когда встречаются два самца, что происходит, Макумазан?
– Когда как. Иногда они вступают в схватку, иногда один бежит прочь. Очень многое зависит от самки, – поглядев на нее, так же тихо ответил я.
Она пожала плечами, сложила руки под грудью, кивнула Садуко, когда тот проходил мимо, затем грациозно облокотилась на изгородь и приготовилась наблюдать, что будет происходить дальше.
– Привет тебе, Умбези, – с гордым, как обычно, видом проговорил Садуко. – Вижу, пируешь. Желанный ли я гость здесь?
– Конечно, Садуко, в моем доме ты всегда желанный гость, – смутившись, ответил Умбези. – Хотя, как это бывает, сегодня я принимаю великого человека. – И он посмотрел на Масапо.
– Вижу. – Садуко обвел взглядом гостей. – И кто же из них великий человек? Спрашиваю затем, чтобы поприветствовать его.
– Ты отлично знаешь, умфоказа (то есть наглец), – сердито рявкнул Масапо.
– Я отлично знаю, что, не будь ты здесь гостем и окажись за забором, я бы это слово затолкал тебе в глотку древком моего ассегая, – ответил Садуко в бешенстве. – Догадываюсь, зачем ты здесь, Масапо, как и ты можешь догадаться, зачем здесь я. – Он перевел взгляд на Мамину. – Скажи мне, Умбези, этот жалкий вождь амансома – уже признанный жених твоей дочери?
– Нет-нет, Садуко, – замотал головой Умбези. – Нет у нее признанного жениха. Может, присядешь и поешь с нами? Расскажи нам, где ты был и почему вернулся так скоро и… непрошено?
– Я вернулся сюда, Умбези, говорить с белым вождем Макумазаном. Что же до того, где я был, это мое дело, а не твое или Масапо.
– Хм, будь я хозяин этого крааля, – заметил Масапо, – я бы вышвырнул из него эту бездомную шелудивую гиену в облезлой шкуре, заявившуюся сюда пожирать твое мясо, а то и, – многозначительно добавил он, – выкрасть у тебя дочь.
– Говорила я тебе, Макумазан, когда два самца встретятся, обязательно подерутся? – прошептала мне на ухо Мамина.
– Говорила; вернее, это я так сказал. Но ты не ответила, что станет делать самка.
– А самка, Макумазан, заберется в свою нору и будет наблюдать за происходящим. Как делают все самки. – И она снова тихонько засмеялась.
– Масапо, почему бы тебе самому не выгнать гиену? – спросил Садуко. – Ну, давай, обещаю тебе добрую охоту. Там, за забором этого крааля, другие гиены, которые называют меня своим вождем, – сотня или две, – и собрались они не случайно, а по велению короля Панды, чей дом, как мы знаем, ты ненавидишь. Оставь мясо и пиво, поднимайся, начинай свою охоту на гиен, о Масапо.