– Кто-то идет. Не знаю, кто именно. Кажется, майор. Мне почудился его голос… Вытрите глаза и ступайте вниз. О черт, да будьте же мужественны! Не уступайте ему, иначе потеряете все, и жизнь в придачу.
Майор! Это слово подхлестнуло ее. Мари встала и аккуратно промокнула слезы. Она не хотела показывать майору, что плачет.
– Жду вас здесь, – прибавил Мобре и, подмигнув, посоветовал: – Не произносите моего имени. Вы меня не видели!
Она кивнула и вышла.
ГЛАВА СЕДЬМАЯМари видит, как ее власть тает
Выглянув на лестничную клетку, Мари увидела Мерри Рулза, беседовавшего с капитаном Лагареном. Тот только что отобедал и, еще покрытый с ног до головы пылью и взмокший от пота, выслушивал нагоняй от майора, распекавшего его за то, что капитан не доложил ему, оставив все прочие дела, о начавшихся на острове волнениях. На некотором удалении от них ожидал с отсутствующим видом комендант де Лубьер.
– Господа! – громко обратилась к ним Мари. – Я вас ожидала. Сейчас я спущусь…
Мерри Рулз оставил Лагарена, отступил на шаг и равнодушно поклонился генеральше. Та шла по ступеням медленно, величаво, отчасти торжественно, желая произвести на посетителей впечатление и заставить их поверить в то, что она чувствует себя уверенно.
Дойдя до последней ступени и даже не поприветствовав вновь прибывших, которые к ней приблизились, она спросила:
– Ну, господа, о чем вы приехали мне сообщить?
– О событиях чрезвычайной важности и весьма неприятных, ваше превосходительство! – начал Мерри Рулз. – События, о которых капитан Лагарен рассказал вам далеко не все, ясно показывают, что ваша власть на Мартинике ослабевает. Мятежники не знают удержу.
– Я – генерал-губернаторша острова, – напомнила Мари, – и знаю, что мне делать. Должна вам заметить, что вы сами совершили грубейшее нарушение, не доложив мне обо всем вовремя!
– Со вчерашнего вечера произошло столько событий, мадам, что у меня не было времени с вами связаться. Примите мои глубочайшие извинения.
– Разве вы не могли отправить ко мне нарочного? И дать мне знать, что мое присутствие в Сен-Пьере необходимо?
– Для меня нет ничего страшнее, чем сообщать неприятные новости, – произнес Мерри Рулз совершенно невозмутимо. – Но теперь я вынужден это сделать, к моему величайшему сожалению. Мадам! Ваш протеже, шевалье Режиналь де Мобре, член Высшего Совета, сегодня ночью убил одного из самых уважаемых колонистов Каз-Пилота, пользовавшегося огромным влиянием среди населения благодаря немалому состоянию и прекрасному характеру.
– Сегодня ночью? В Каз-Пилоте? – переспросила она с наигранным удивлением.
– Да, мадам.
– Где это произошло? На улице? Или же господин де Мобре пришел к этому колонисту с намерением убить его?
– На улице, мадам. Перед домом господина де Мобре.
– В таком случае, может, вы мне скажете, что делал этот колонист ночью у дома господина де Мобре? На островах принято ложиться рано. Только разбойники и воры расхаживают по ночам. Если господин де Мобре находился у себя дома, я не понимаю, почему речь идет об убийстве… Здесь, видимо, какая-то ошибка.
– Мадам! Следствие ведется, оно прояснит обстоятельства этой драмы. И мы узнаем, действительно ли шевалье виновен, как утверждают жители Каз-Пилота.
– Хорошо, узнаем, – кивнула Мари. – Что еще?
– Кроме того, – продолжал Рулз, несколько сбитый с толку уверенностью Мари, – в Сен-Пьере произошли еще более печальные события. От капитана Лагарена вы знаете, что трое охотников были убиты индейцами Каравеласа. Сегодня утром мы в форте принимали шестнадцать дикарей, их прислал вождь; они передали, что индейцы Страны Варваров ни в коей мере не нарушили перемирия и соглашений, связывающих их и нас. Они уверяют, что наших колонистов убили дикари, прибывшие с Сан-Доминго на лодках, посланцы с извинениями предлагают нам возместить ущерб, нанесенный пришлыми дикарями.
– Эти люди почитали генерала Дюпарке, – прокомментировала Мари. – Мой супруг умел их ценить.
– Разумеется, мадам. Однако поселенцы, избежавшие смерти на Каравеласе, поспешили пригласить шестнадцать карибских посланцев. Они опоили их ромом, а потом перерезали их; только двоих они оставили в живых, чтобы те обо всем рассказали вождю.
– Это сделали французы? Люди, присягавшие на верность Дюпарке? – задыхаясь от негодования, спросила Мари. – Мне жаль их.
– Тем не менее, мадам, после этой обоюдной резни следует ожидать, что дикари неминуемо начнут войну. Вы, кстати, можете спуститься в Сен-Пьер: вы скоро составите себе впечатление, увидев собственными глазами и услыхав своими ушами, что там делается.
Мерри Рулз бросил взгляд на коменданта де Лубьера, словно прося подтверждения своим словам; тот, не меняя позы, громко отчеканил:
– Мадам! Столкновение представляется неизбежным.
Мари перешла в большую гостиную. Ее смятение было настолько велико, что она едва не забыла о посетителях. Однако новости, которые она узнала, немного ее обнадежили. Итак, не было и речи о заговоре против нее, против ее окружения, в особенности против Мобре, ее протеже. Назревала лишь война с дикарями! Подумаешь! На Мартинике шесть рот солдат и значительное число колонистов, которых обуяла жажда приключений! Можно без труда набрать четыреста – пятьсот добровольцев, готовых отправиться на войну. Пока они будут истреблять индейцев и защищать свои земли, политические распри забудутся! Благодаря этой войне, она скорее обретет утраченную было власть.
– Садитесь, господа, – пригласила она, – и объясните мне все это в подробностях.
Она указала одному посетителю на банкетку, другому – на кресло напротив. Сама она направилась к банкетке и, собираясь сесть, услышала, как Мерри Рулз говорил Лагарену:
– Вы нам больше не нужны, капитан. Можете возвращаться в форт. Отдайте своим солдатам необходимые распоряжения. Вы слышали наш разговор. Никакие меры предосторожности не будут излишними.
Мари показалось отвратительным, что майор позволил себе вольность – выпроводить ее гостя, только что отобедавшего у нее и ожидавшего ее приказаний. Но в сложившихся обстоятельствах она не посмела вмешиваться.
Лагарен поклонился и, загромыхав сапогами по полу, вышел.
Мерри Рулз не спеша устроился в кресле. Лубьер сел рядом с Мари.
– Слушаю вас, господа, – произнесла госпожа Дюпарке.
– Ваше превосходительство! – начал майор. – Перед тем как отправиться сюда, я позволил себе спешно созвать Высший Совет. Убежден, нас ждет тяжелая, кровавая ночь, если нынче же вечером я не буду в состоянии официально объявить представителям, которых сейчас выбирает население, что с завтрашнего дня Совет вынесет постановление о принятом решении…
– Как?! – изумилась Мари. – Поселенцы выбирают представителей? Зачем же тогда советники? Разве они уже не являются авторитетными представителями колонистов?
– Лично я ничего об этом не знаю, – многозначительно усмехнулся Рулз. – Сами поселенцы решили, что советники ничего не смыслят, и не без основания. Если жители считают, что те плохо представляют их интересы, то только потому, что на самом деле их назначаете вы, мадам.
– И что же? – нетерпеливо вскинулась Мари. – Продолжайте, говорите же!
– Завтра вам необходимо присутствовать на заседании Совета, мадам.
– Я буду там.
Майор выразил удовлетворение кивком головы. Помолчав, он продолжал:
– Думаю, вам нечего опасаться за свою жизнь, мадам. К счастью, я еще обладаю некоторым авторитетом и дружен с большинством поселенцев.
– Иными словами, – с раздражением перебила она майора, – вы хотите дать мне понять, что готовы мне покровительствовать?
– Да, мадам, – сухо подтвердил он. – Вы, похоже, не знаете, если, конечно, капитан Лагарен вам не сказал, что колонисты настроены по отношению к вам крайне враждебно. Они выдвигают против вас тяжелейшие обвинения, которые могут стоить вам не только власти, но и жизни.
– Какие же угрозы?
– В Ле-Прешере, Ле-Карбе, Каз-Пилоте, Сен-Пьере, Макубе и даже, кажется, в Фор-Руаяле колонисты бегали по улицам, требуя смерти вашей и шевалье де Мобре. Почему? Потому что вы поручили предателю, капитану Байярделю, покончить с флибустьерами; вы назначили иностранца, предающего интересы поселенцев, членом Высшего Совета. Вы также приняли унизительные для них меры. Проверку весов, к примеру. Наконец, в замке Монтань, по их мнению, вы ведете, так это или нет, распутную жизнь. Извините меня, мадам, но это главные нарекания в ваш адрес; прошу покорно заметить: я лишь повторяю то, что говорят другие, и не несу ответственности за эти слова.
Мари до боли сжала кулачки; ей стоило огромного усилия сдержаться. Она долго не произносила ни звука и стояла опустив глаза. Вдруг ее взгляд упал на до блеска начищенные сапоги коменданта де Лубьера и неожиданно вспомнила, как выглядели сапоги Лагарена, серые от пыли и размякшие от пота.
Она подумала: «Зачем здесь Лубьер? Какую роль ему уготовил майор? На что еще он решился, не спросив моего мнения?»
По едва уловимым признакам она догадывалась, что ее власть поколеблена и в действительности всем заправляет Рулз. Он нехотя вводит ее в курс своих решений. А принимает ли он во внимание ее собственные приказы?
– Какова повестка дня заседания Совета на завтра? – спросила она.
– Во-первых, борьба за полное уничтожение дикарей.
Он запнулся, потом продолжал:
– Во-вторых, положение шевалье де Мобре. Она получила удар в самое сердце, будто пронзенное кинжалом.
– Положение шевалье? – в изумлении переспросила она. – Что это значит?
– Он – убийца, мадам.
– Он – советник, его личность неприкосновенна.
– Вот именно, мадам: его необходимо лишить неприкосновенности. Этого требуют колонисты.
Из двух одно: либо вы на это согласитесь, и такой ценой спокойствие, возможно, будет восстановлено, либо вы воспротивитесь суду над шевалье, и тогда вас ожидают волнения, кровавые стычки. В результате пострадае