Луиза была подавлена, она смертельно побледнела и пошатнулась.
– Очевидно, что эта мера временная, – сжалилась генеральша. – Рано или поздно я восстановлю порядок на острове. Через некоторое время, вполне вероятно, мы сможем возобновить отношения с шевалье.
– Будем на это надеяться, – с двусмысленной усмешкой произнес Режиналь.
– Можете идти, Луиза, – сухо бросила Мари. – Шевалье зайдет с вами проститься.
– Так как я уезжаю немедленно, не так ли, мадам? – уточнил Мобре.
– Чем раньше, тем лучше.
– Очень хорошо. Прощайте, Луиза.
Когда молодая женщина вышла, Мобре бросил на Мари задумчивый взгляд. Он никогда не предполагал, что она сумеет вырваться из-под его опеки.
– Мне будет вас не хватать, – выговорил он. – Я буду чертовски скучать. Как мне жить без вас?
– Вы – мужчина, Режиналь, и человек с характером. Я завидую вам! Думаю, вы поняли причины, которые заставляют меня действовать таким образом. Тем не менее я хотела бы вам сказать, – печально произнесла она, заметно смягчившись, – что отношусь к вам с прежней симпатией, с прежней любовью…
– Я тоже, Мари. Буду молиться, чтобы вы преуспели.
Он подошел к Мари и поцеловал в висок.
Мари на мгновение удержала шевалье и страстно припала к его губам. Потом, ни слова не говоря, вытолкала Режиналя за дверь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯМерри Рулз, посеяв ветер, боится пожать бурю
Стражник отворил дверь в кабинет майора и доложил:
– Господин Пленвиль просит его принять. Мерри Рулз вздрогнул. Обычно он с пристальным вниманием следил за передвижениями во дворе форта, но на сей раз не заметил колониста из Ле-Карбе.
– Пусть войдет! – отрывисто бросил разгневанный майор.
Стражник, который был далеко не глуп, догадывался, что майору не терпится переговорить с Пленвилем, и оставил дверь открытой. Он знаком показал Пленвилю, что его ждут.
Колонист явился в окружении веселившихся приспешников. Это были Сигали, Виньон и Босолей. Для них события развивались с головокружительной быстротой. И эта быстрота их пьянила, как и ежедневные победы. Действительно, какой огромный путь пройден с того дня, как они стали тайно собираться, вздрагивая от каждого звука, назначая друг другу нескончаемые встречи, преодолевая немыслимые трудности, чтобы не вызывать ничьих подозрений.
Как они трепетали когда-то, входя в форт, где чувствовали себя незваными гостями и даже предателями. Сегодня они входили как к себе домой.
Разве не будет скоро все здесь принадлежать им совершенно законно?
В кабинет майора Пленвиль зашел один.
Мерри Рулз вдруг увидел перед собой совершенно другого человека.
Пленвиль откинул назад седые, но еще довольно густые волосы, чуть порыжевшие под лучами тропического солнца, и его высокий лоб оказался открыт. Он больше не был похож на младшего сына обнищавшего гасконца, какого долгое время напоминал, вопреки большому состоянию и званию, которое он занимал на Мартинике.
Пленвиль облачился в новый камзол, бархатные штаны гранатового цвета. В пряжках его туфель блестели жемчужины, и это были именно туфли, как у придворного щеголя, а не тяжелые сапоги плантатора, как прежде. На боку висела шпага с гардой из кованого железа, легкая, но отличная, дорогая, испанской работы, и можно было только ломать голову над тем, зачем он ее нацепил.
Мерри Рулз почувствовал, как его захлестывает гнев, тем более что Пленвиль выглядел доброжелательно, улыбался и имел вид победителя.
– Здравствуйте, майор! – почти прокричал он. – Как давно мы не видались!..
– Вы правы, – замогильным голосом отозвался Рулз. – Я уже целую неделю рассылаю эстафеты из Макубы в Фор-Руаяль, предписывая вам явиться ко мне. Вы обязаны дать мне некоторые объяснения, потому, я полагаю, и прибыли сегодня?
Пленвиль откровенно смеялся. Майор обратил внимание на одну деталь, которую вначале упустил из-за своего раздраженного состояния. Оказывается, колонист отпустил бородку в виде ласточкиного хвоста, но довольно густую и ухоженную; похоже, хозяин тщательно за ней следил.
– Да, давненько я здесь не был, – повторил Пленвиль, словно не слыша майора. – С тех пор произошло много событий…
Улыбка не сходила с его губ, а бородка и все одеяние придавали сходство с сатаной. Он наклонился и стал внимательно разглядывать стол, за которым работал майор. Потом выпрямился и сказал:
– Хороший стол! Он мне очень нравится; пожалуй, я бы взял его себе.
– Вы смеетесь надо мной, Пленвиль? – вскипел Рулз.
– Да вы сами подумайте, майор: разве б я посмел?
– Нет, нет, в это я не верю. Я знаю вас насквозь: вы жалкий трус.
В ответ колонист захохотал.
– Так вы не верите, что я на это осмелюсь! – вскричал он. – Бедный майор!.. Не знаете вы Пленвиля. Это заблуждение, глубокое заблуждение. Вы принимаете меня за труса? Подождите!.. Подождите!.. Именно это, мессир, вы мне всегда советовали. Ждать и ждать!
– Только я долго ждать не намерен, предупреждаю. Что за комедию вы тут ломаете? Объяснитесь ли вы наконец? Что означает ваш наряд? На что надеетесь?
– Вы плохо информированы, милейший.
– Может, и так. Однако до сих пор в моих руках полиция и закон. Берегитесь, Пленвиль! Я не потерплю, чтобы надо мной смеялись! И не прощу измены! Вы, кажется, забыли о своих обязательствах. И конечно, уже не помните, о чем мы договаривались?
– Как вы могли такое подумать? – насмешливо проговорил колонист.
Мерри Рулз сжал кулаки.
– Пленвиль, приятель, – начал он слащаво, – я был неделю назад в Ле-Прешере…
– Знаю! Сигали нам пересказал ваш разговор с четырьмя нашими поселенцами в казарме, где вы находились с ее превосходительством и отцом Боненом, который, кажется, держал речь перед толпой, как на великопостной проповеди!
– Двумя часами раньше толпа требовала передать власть Пленвилю.
– Ну и что?
– А наш договор? Я же обещал вам должность синдика![16] Так вы, стало быть, теперь участвуете в заговорах против собственных друзей?
Пленвиль воздел руки к небу:
– Чего же вы хотите, майор! Общественное мнение – это одно, а решения, которые мы принимаем, – другое. Если народ избирает меня губернатором, что я могу поделать? Не отказываться же! Да и ради кого? Ради вас? Вы кормите нас одними обещаниями! Постоянно откладываете срочные дела! Нет-нет, майор, для меня воля колонистов – прежде всего! А наши обязательства я готов соблюдать до тех пор, пока ваши амбиции не станут вредными для нашей общей цели. Если поселенцы хотят, чтобы я стал генерал-губернатором, я им стану, только и всего. Этот кабинет будет моим. Я прикажу выделить вам участок земли, приятель, и даже постараюсь, чтобы вас назначили синдиком. Такой план действий вам не нравится?
Мерри Рулз вдруг понял, что против него существует заговор. Он-то думал, что может доверять этому человеку. Даже частенько обращался с ним, как с низшим, а оказалось, что колонист забрал власть! Стал поважнее самого майора, потому что толпа им бредит!
– Пленвиль! Мне хватит пяти минут, чтобы вас арестовать и повесить. Слышите? Виселица уже стоит во дворе форта. Что вы об этом думаете?
– Думаю, вам стоит попробовать, – с вызовом бросил Пленвиль. – Да, попытайтесь меня повесить или хотя бы арестовать… Вот вы увидите! Больше не скажу ни слова.
– А что я увижу?
– Вдоль западного побережья запылают пожары, от Макубы до Фор-Руаяля. А завтра будут говорить: «Майор заодно с генеральшей. Они вместе нас предают. Приказали повесить Пленвиля, потому что он стал для них опасен. Должно быть, они любовники! Рулз польстился на объедки Мобре». И вас тоже повесят, даже стражника не сможете позвать на помощь, потому что охрана перестанет вам доверять!
Неделей раньше Рулзу казалось, что он крепко держит власть в своих руках. Он посеял ветер, чтобы уничтожить Мари и все, что она представляла, а этот ветер обратился в бурю, угрожавшую захлестнуть его вместе с Мари. То, что он неделю назад держал в руке, просочилось сквозь пальцы, как вода. У него ничего не осталось!
Мысль майора работала лихорадочно. Он решил, что если будет упрямо продолжать борьбу, то потеряет все и не извлечет выгоду из дружбы с Мари. Что же делать? Принять руку нарождающегося хозяина? Конечно, тому он необходим. Только Мерри Рулз разбирается в делах острова. Пленвиль без особого труда пойдет с ним на мировую. Майор подошел к креслу и не спеша сел.
– Пленвиль! – смиренным тоном начал он. – По правде сказать, вы оказались сильнее, чем я думал. Как мужчина мужчине признаюсь: я вас недооценил. Черт побери! Если мне суждено подчиниться вашей воле, я готов перенести унижение, потому что оно исходит от такого человека, как вы. Я преклоняюсь перед вашей ловкостью.
– Не надо громких слов, милейший. К чему терять время, ведь мы не принимаем друг друга всерьез. Мы знаем, чего каждый из нас стоит. Признайтесь, что уязвлены тем, что я вас обставил, а? Признайтесь же, черт возьми!.. Но что касается взаимодействия, то это возможно.
– Вы умеете найти нужное слово.
– Да, и к тому же умею действовать.
– Вижу, черт побери! Чего вы хотите? Пленвиль наконец вполне осознал свою победу. Она досталась ему легче, чем он ожидал.
– Босолей, Сигали и Виньон – герои, – заявил он. – Вы знаете, что с ними произошло. Только чудом они спаслись от дикарей. Им довелось блуждать около недели, прежде чем они вернулись домой. Вы, кстати, видели, какую выгоду они извлекли из своего злоключения. Босолей поднял людей на восстание. Он говорил на всех площадях в Макубе, Ле-Прешере, Ле-Карбе, Каз-Пилоте и, наконец, в Каз-Навире и Фор-Руаяле. Он добился одобрения колонистов, они поддержали идею войны с дикарями. Именно ему мы обязаны, в частности, срочной вербовкой шестисот добровольцев, которые уже выступили во главе с комендантом де Лубьером, чтобы уничтожить этих подлых индейцев…
Мерри Рулз кивнул.
– В этих условиях, – продолжал Пленвиль, – представляется, что они имеют право на значительную часть территории, которая будет отвоевана у дикарей. Вы согласны предоставить ее этим людям?