— Пойдем, — сказал я и повел их к фургонам.
ГЛАВА XIIПари Дингаана
Когда, сопровождаемый Камбулой и его двумя провожатыми, я подошел к нашим фургонам, то увидел, что Марэ в состоянии большого возбуждения разглагольствовал с мужчинами Принслоо и Мейером, в то время как фру Принслоо и Мари, казалось, старались успокоить их.
— Они безоружны! — услышал я крик Марэ. — Давайте схватим черных дьяволов и задержим, как заложников.
В соответствии с этим, ведомые Марэ трое мужчин-буров, подозрительно озираясь, подошли к нам с ружьями в руках.
— Будьте осторожны, что вы делаете? — воззвал я к ним. — Ведь это посланники.
Они немного замешкались, в то время как Марэ продолжал свои излияния. Зулусы посмотрели на них и на меня, затем Камбула сказал:
— Ты завел нас в ловушку, сын Георга?
— Нет, — ответил я, — но буры боятся вас и думают захватить вас, как пленников.
— Скажи им, — спокойно начал Камбула, — что, если они убьют нас, или только поднимут на нас руку, что они, без сомнения, могут сделать, то очень скоро каждый из них будет мертв и их женщины вместе с ними.
Я перевел этот достаточно энергичный ультиматум но Марэ закричал:
— Этот англичанин продал нас зулусам!.. Не верьте ему! Хватайте их, говорю вам!
Я даже не представляю, что только могло произойти но как раз в этот критический момент подошла фру Принслоо и схватила своего супруга за руку, крикнула ему:
— Ты не будешь принимать участия в этом дурацком деле. Если Марэ желает убивать зулусов, пусть он делает это сам… Вы с ума посходили, или пьяны, что осмелились подумать, якобы Аллан хотел предать Мари кафрам, не говоря уже об остальных нас? — И она начала размахивать грязным посудным полотенцем, которое всегда носила с собой и употребляла для различных целей, в данном случае, как знак мира по отношению к Камбуле.
Теперь буры отступили, а Марэ, видя себя в меньшинстве, в молчании сердито посмотрел на меня.
— Спроси этих белых людей, о Макумазан, — сказал Камбула, — кто является их капитаном, ибо я буду разговаривать только с их капитаном.
Я перевел вопрос и Марэ ответил:
— Я — капитан!
— Нет! — вмешалась фру Принслоо, — капитан это я! Скажи им, Аллан, что эти мужчины все дураки и отдали управление собою мне, женщине!
Я так и перевел зулусам. Очевидно, это сообщение их несколько удивило, так как они заспорили. Затем Камбула сказал:
— Пусть так будет. Мы слышали, что народ Георга теперь управляется женщиной, а, поскольку ты, Макумазан, представитель этого народа, несомненно то же самое происходит и в вашей маленькой партии.
Здесь я должен добавить, что отныне зулусы всегда признавали фру Принслоо, как «Инкозикаас» или, так сказать, предводительницу нашего небольшого отряда, с единственным исключением для меня, которого они рассматривали, как «рупор», или индуни, который совершал через нее все дела и давал ей необходимые указания. Остальных буров они полностью игнорировали.
Обговорив все пункты этикета, Камбула приказал мне повторить то, что он уже говорил мне: все мы являемся пленными, которых по указанию Дингаана он должен доставить в его Великое Место, и если мы не будем делать попыток к бегству, нам не причинят во время путешествия никакого вреда.
Я все перевел, после чего фру спросила, кто информировал Дингаана о нашем предстоящем приезде. Я повторил ей, слово в слово, то, что зулус рассказал мне: что это был Перейра, чьей целью, очевидно, было послать меня на смерть, или в плен.
Тогда фру взорвалась.
— Вы слышите это, Анри Марэ? — завопила она. — Это опять ваш вонючий кот-племянничек! О, я ведь подумала уже, что чую его! Ваш племянник предал нас этому зулусу, чтобы он смог умертвить Аллана… Спроси их, мой мальчик, что сделал Дингаан с этим вонючим котом?
И я спросил об этом, и мне сообщили, что, кажется, король разрешил Перейре ехать дальше в виде платы за информацию, которую Перейра дал Дингаану.
— Мой Бог, — сказала фру, — а я надеялась, что он убил Перейру… Ладно, что же нам делать теперь?
— Я не знаю, — ответил я.
Затем одна мысль пришла мне в голову и я сказал Камбуле:
— Это меня, сына Георга, хочет ваш Дингаан. Так бери меня одного и разреши этим людям ехать своей дорогой.
Трое зулусов начали обсуждать этот вопрос, отойдя немного в сторону, чтобы я не мог их подслушать. Но когда буры поняли, какое я сделал предложение, молчавшая до этого времени Мари рассердилась так, что я подобного с ней еще не видел до сих пор.
— Не будет этого! — вскричала она, топая ногой. — Отец, я была послушна тебе очень долго, но, если ты разрешишь это, то я больше не буду послушной. Аллан спас жизнь моему кузену Эрнану, как он спас и все наши жизни! В награду за этот добрый поступок Эрнан пытался убить его в ущелье… О, успокойся, Аллан!.. Я знаю всю эту историю. Теперь Эрнан предал его зулусам, сказав им, что он ужасный и опасный человек, который должен быть убит. Хорошо, тогда и я буду убита вместе с ним. Если зулусы нас отпустят, а его возьмут с собой, я пойду только с ним. Так что настраивайся на это!..
Марэ дернул себя за бороду, сперва посмотрев на дочь, а потом на меня. Что он ответил бы, я не знаю, так как в этот момент Камбула выступил вперед и вынес свое решение…
Оно заключалось в том, что хотя Дингаан хотел именно сына Георга, он приказал привести всех, кто будет с ним. А такие приказы не обсуждаются. Король и сам решит, кого убить, кого освободить, когда мы прибудем в его Дом… Поэтому Камбула приказал, чтобы мы запрягли быков в «движущиеся хижины» и немедленно пересекали реку.
Таков был конец этой сцены. Не имея выбора, мы запрягли быков и продолжили наше путешествие, эскортируемые группой из двух сотен дикарей. Я обязан здесь сказать, что в течение четырех или пяти дней, что они сопровождали нас до крааля Дингаана, зулусы обращались с нами очень хорошо. С Камбулой и его офицерами, — все они по-своему были отличными ребятами, — я вел много разговоров и от них узнал порядочно сведений о государстве и обычаях зулусов. Это касалось и племен тех районов, через которые продвигались мы и где устраивали привалы. Большинство этих народов никогда не видело белых людей, и в обмен на несколько бус они приносили нам нужное продовольствие. По приказу Дингаана туземцы должны были бесплатно удовлетворять наши желания, так что по сути дела бусы являлись просто подарками.
И надо подчеркнуть, что приказ этот они выполняли очень старательно. Например, когда в последний день нашего путешествия некоторые из быков вышли из строя, множество зулусов впряглись вместо них, и с их помощью фургоны дотянули до великого крааля Умгингундхлову. Здесь место стоянки для нас было определено рядом с домом, вернее, хижиной одного миссионера по имени Оуэн, который с большим мужеством, рискуя жизнью, проповедовал слово Божье в этой стране. Мы были приняты им и его женой с величайшей вежливостью. Также и его домочадцы были приветливы с нами и я просто не могу выразить, каким удовольствием для меня, после всех дорожных мытарств, было встретить воспитанного человека моей расы.
Рядом с нашим лагерем находился покрытый камнями холм, где утром после нашего прибытия я увидел шестерых или семерых мужчин, казненных таким страшным способом, что здесь я не буду этого даже описывать. Преступление этих несчастных по словам мистера Оуэна заключалось в том, что они заколдовали несколько королевских быков…
Пока я приходил в себя от этого ужасного зрелища, свидетельницей которого, к счастью, Мари не была, пришел капитан Камбула, говоря, что Дингаан желает видеть меня. Так что, взяв с собой готтентота Ханса и двух зулусов из тех, что я нанял в Делагоа Бей, ибо королевский приказ был таков, чтобы из белых людей больше никто не приходил, я был проведен через изгородь большого города, в котором стояло не менее двух тысяч хижин, — «множество домов», как называли это зулусы, — и через огромное пустое пространство в центр.
На дальней стороне этого пространства, где мне будет суждено стать свидетелем трагической сцены, я вошел в своего рода лабиринт. Это называлось сиклоло и в нем был высокий забор с многочисленными поворотами, где невозможно было определить направление и найти выход… В конечном итоге, однако, я подошел к большой хижине, именуемой интеун куку, что означало «Дом домов», или жилище короля, перед которым я увидел жирного человека, сидящего на табурете, нагого, за исключением мучи вокруг талии и ожерелья и браслетов из синих бус. Два свирепого вида воина держали над его головой широкие щиты, чтобы защищать его от палящих лучей солнца. Казалось, что он один, однако, я ясно чувствовал, что многочисленные проходы вокруг него заполнены охраной, я даже слышал движения большого скопления людей.
При входе на эту площадь Камбула и его воины стремительным движением закрыли руками лица и начали петь восхваления, на которые король не обратил никакого внимания. Подняв глаза вверх и, словно в первый раз увидев меня, он спросил:
— Кто этот белый мальчик?
Тогда Кабула вытянулся и сказал;
— О, король, это сын Георга, которого ты приказал мне взять в плен. Я взял и его и буров, его компаньонов, и привел их к тебе всех, о король!
— Я припоминаю что-то, — лениво протянул Дингаан.
— Высокий бур, который был здесь и которого Тамбуса — (один из капитанов Дингаана) — отпустил против моей воли… Так вот, тот бур, сказал, что он, этот сын Георга, страшный человек, которого нужно немедленно убить, прежде чем он принесет большой вред моему народу… Почему же ты не убил его, Камбула, хотя, по правде говоря, он и не выглядит таким страшным?
— Потому что королевское слово было о том, чтобы я привел его к королю живым, — ответил Камбула и бодро добавил. — Однако, если король этого желает, я могу немедленно убить его!
— Не знаю, не знаю, — сказал Дингаан с колебанием в голосе, — может быть, он умеет чинить ружья?..
Затем, после некоторого раздумья, он приказал одному из державших щиты воинов привести кого-то, Я не смог расслышать кого.