Я спустился по лестнице и вывел автомобиль со стоянки, собираясь заехать ненадолго в полицейский участок.
Пока лифт поднимался на третий этаж, я обрел душевное равновесие и сразу направился в кабинет Хайяра. Сержант Катавина попытался остановить меня, но я оттолкнул его и прошел мимо. Распахнув дверь кабинета, я воскликнул:
— Хайяр! — В эти два слога я вложил весь свой гнев и презрение.
Он оторвал взгляд от бумаг и, увидев мое лицо, испугался.
— Одран, — произнес он, — в чем дело?
Я бросил на стол Хайяра пистолет сорок пятого калибра.
— Помнишь американца, которого мы искали? Убийцу Иржи? Его нашли мертвым на полу какой-то крысиной каморки. Кто-то застрелил его из его же оружия.
Хайяр посмотрел на пистолет без особой радости.
— Кто-то застрелил, говоришь? Не знаешь, кто бы это мог быть?
— К сожалению, нет, — ухмыльнулся я. — Я не взял с собой ни микроскопа, ничего… Но, по-моему, кто бы он ни был, он стер свои отпечатки. Мы никогда не раскроем этого убийства. Хайяр откинулся на спинку стула.
— Вероятно. Ну что же, по крайней мере, жители нашего города с радостью воспримут это известие. Хвалю, Одран!
— Спасибо, — ответил я, направляясь к двери. У дверей я обернулся: — С номером первым покончено. На очереди номер второй.
— Кого ты имеешь в виду, черт возьми?
— На очереди Умм Саад. Кстати, о тебе мне тоже известно многое. Чем ты занимаешься, например. Держи ушки на макушке. Парень, успокоивший Яварски, может добраться и до тебя. — Я с удовольствием наблюдал, как с лица Хайяра сползала самодовольная усмешка. Выходя из кабинета, я слышал, как он что-то бормочет себе под нос и хватается за телефонную трубку. Катавина стоял в коридоре возле лифта.
— Что ты сказал ему? — озабоченно поинтересовался он.
— Не волнуйся, друг, — ответил я. — Твой дневной сон вне подозрений. По крайней мере, пока. Но я не удивлюсь, если в скором времени полицейский участок расформируют. Для разнообразия ты бы мог и поработать, чтобы немного похудеть. — Я нажал кнопку лифта.
На первом этаже настроение мое улучшилось. На улице, залитой последними лучами солнца, я почувствовал себя почти нормально.
Почти. Я до сих пор оставался пленником своей вины. Я хотел поехать домой и выяснить еще кое-какие подробности отношений Кмузу с Абу Адилем, но неожиданно для себя выбрал иной маршрут. Когда прозвучал вечерний призыв к молитве, я оставил машину на улице Сук-эль-Хемис, где находилась небольшая мечеть. Впервые за многие годы я молился со всей искренностью.
Чувство общности с теми, кто пришел вместе со мной в этот храм, не избавило меня от сомнений и угрызений совести. Я и не думал, что они исчезнут здесь. Тем не менее, как в детстве, я ощущал тепло причастности к тайне. Первый раз за все время своего пребывания в городе я приблизился к Аллаху в смирении, и мои молитвы, полные искреннего раскаяния, могли достигнуть Его слуха.
После службы я подошел к имаму. Мы разговорились, и он сказал, что я хорошо сделал, что пришел сюда помолиться. Я был благодарен ему, он не отчитал меня, а позволил чувствовать себя здесь как дома.
— Я хотел спросить еще об одной вещи, о уважаемый.
— Слушаю.
— Сегодня я убил человека.
Он не выказал особого удивления. Несколько секунд он поглаживал свою длинную бороду.
— Расскажи мне, почему ты это сделал, — наконец произнес он.
Я рассказал ему о Яварски, о том, скольких он застрелил до приезда в город, об убийстве Шакнахая.
— Он был подлецом, — сказал я наконец, — но теперь я все равно чувствую себя преступником.
Имам положил руку на мое плечо.
— В суре о корове, — заговорил он, — говорится о возмездии за убийство. То, что ты сделал, в глазах Аллаха не преступление, а похвальное деяние.
Я поглядел старику в глаза. Он не просто старался меня успокоить и освободить от угрызений совести. Он цитировал священную Книгу в том виде, как она была явлена Пророку. Я знал упомянутую имамом суру Корана, но мне нужно было услышать это из уст уважаемого человека. Тут я почувствовал, что прощен, и едва не заплакал от благодарности.
Я вышел из мечети в противоречивом настроении: во мне все еще бушевала жажда мести Абу Адилю и Умм Саад, но в то же время я ощущал неописуемую радость и умиротворение. Перед тем как отправиться домой, я решил сделать еще одно дело.
Когда я вошел в клуб, Чири работала в вечернюю смену. Я сел на свое обычное место за стойкой.
— «Белую смерть»? — спросила она.
— Нет, — сказал я. — Я ненадолго, Чири. У тебя найдется соннеин?
Она удивленно поглядела на меня:
— Кажется, нет. Что это с твоей рукой?
— А паксиум есть? Или «красотки»? Она подперла подбородок ладонью.
— Дорогуша, а я думала, ты завязал с таблетками.
— Что за черт, Чири! — сказал я. — Не томи меня.
Она пошарила под прилавком и вытащила свою маленькую черную коробочку.
— Возьми, сколько нужно, Марид, — сказала она. — Наверное, ты знаешь, что делаешь.
— Конечно, — ответил я и взял полдюжины капсул й таблеток. Налив стакан воды, я проглотил все, даже не обратив внимания на их название.
Глава 17
Почти неделю я не занимался ничем серьезным, но мой ум опережал события, мчась, точно борзая на охоте. Я рисовал себе сотни способов отмщения Абу Адилю и Умару: я варил их в чане с едкой щелочью, я насылал на них чуму, по сравнению с которой их модди показались бы легким насморком; я нанимал отряды воинов ниндзя, которые, прокравшись бы в дом, медленно резали их на кусочки. Тем временем мое тело приобретало прежнюю силу, хотя никакие электронные ухищрения в мире не заставили бы сломанные кости срастаться быстрее.
Вынужденное безделье было бы мучительным, если бы не чудесная сиделка. Ясмин сжалилась надо мной. На совести Саида был рассказ о моих геройских приключениях. Теперь все в Будайене знали, как я в одиночку пошел арестовывать Яварски. Кроме этого им стало известно, что убийца был. настолько поражен моим моральным примером, что сразу принял ислам, и, пока мы вместе молились, Абу Адиль и Умар прокрались в дом и хотели убить меня, но Яварски заслонил меня собой и умер, спасая жизнь брата по вере.
У этой истории было продолжение, в котором Умару и Абу Адилю удалось взять меня в плен и отвезти в свой дворец, где они пытали меня, сделав запись модди без моего согласия, и заставляли подписывать пустые чеки и ложные контракты, пока Саид Халф-Хадж не ворвался и не освободил меня.
В любом случае, Ясмин была такой нежной и заботливой. Кажется, Кмузу ревновал меня к ней. Я не мог этого понять, ведь многие знаки внимания, оказываемые мне Ясмин, не входили в компетенцию Кмузу. Однажды утром я проснулся и увидел, что она сидит на мне верхом, поглаживая мне грудь. На ней абсолютно ничего не было, даже трусиков.
— Эй, — сонным голосом произнес я, — там, в больнице, медсестры никогда не раздевались.
— Просто у них больше опыта, — сказала Ясмин. — А я новичок в этом деле. Я до сих пор не уверена, правильно ли все делаю.
— Правильно, правильно, — ободрил я ее, и рука Ясмин переместилась ниже. Я уже почти проснулся.
— Поскольку тебе нельзя напрягаться, за тебя это буду делать я.
— Чудесно, — ответил я. Поглядел на нее и вспомнил, как я любил ее и какой замечательной была она в постели. Но перед тем как отдаться чувственным утехам, я предусмотрительно поинтересовался: — А что, если войдет Кмузу?
— Он отправился в церковь. Кроме того, — озорно сказала Ясмин, — даже христианин должен рано или поздно узнать о сексе. Иначе откуда же возьмутся новые христиане?
— Видимо, миссионеры обратят в христианство язычников, — предположил я.
Но Ясмин не желала вести религиозную дискуссию. Она приподнялась и оседлала меня.
— Как давно мы не занимались с тобой любовью… — счастливо вздохнула моя подруга.
— Да… — ответил я и замолчал, мое внимание уже сосредоточилось на другом.
— Когда мои волосы отрастут, я снова смогу щекотать тебя ими, как тогда.
— Знаешь, — сказал я, тяжело дыша, — мне всегда хотелось попробовать…
Глаза Ясмин расширились.
— Только не мои волосы! — закричала она. Что ж, у каждого из нас свои предрассудки. Я просто не предполагал, что смогу изобрести нечто такое заковыристое, что шокировало бы Ясмин.
Не осмелюсь утверждать, что мы трахались все утро до тех пор, пока не пришел Кмузу. Надо сказать, что я довольно долгое время вообще ни с кем этим не занимался, и мы с Ясмин набросились друг на другу с новым пылом. Наши ощущения были недолгими, но очень интенсивными. После этого Мы молча лежали в объятиях друг друга. Я чуть было не заснул, но спохватился, вспомнив, что Ясмин не любит, когда я засыпаю рядом с ней.
— Ты бы хотел, чтобы я была высокой стройной блондинкой? — спросила она.
— У меня никогда не складывались отношения с настоящими женщинами.
— Тебе нравится Индихар, я знаю. Я видела, как ты на нее смотрел.
— Ты чокнутая. Она ничем не лучше других. Ясмин пожала плечами:
— Но ты же хотел, чтобы я была высокой блондинкой?
— Ты могла бы стать ею. Еще в бытность мальчиком ты могла бы попросить хирургов… Она зарылась лицом в мое плечо.
— Они сказали, что у меня не те данные, — тихо ответила Ясмин.
— Ты нравишься мне такой, какая ты сейчас, — ласково прошептал я. И добавил: — Даже с такими большими ступнями, каких я не видал ни у одной женщины.
Ясмин быстро вскочила. Ее не позабавила моя шутка:
— Ты хочешь, чтобы я сломала тебе вторую ключицу, бахим?
Понадобилось полчаса совместного пребывания под теплым душем, чтобы успокоить Ясмин. Я оделся и смотрел, как одевается и красится Ясмин. Сегодня она не опаздывала. На работу ей надо было не раньше восьми вечера.
— Потом зайдешь в клуб? — спросила она, поглядывая на мое отражение в зеркале над туалетным столиком.