— Твоя остановка, палал! — окликнул ее водитель, когда от полета у Мари уже затекли руки и ноги.
— Спасибо, — поблагодарила она и вышла.
Аэробус поднялся в небо и полетел дальше, а Мари осталась посреди пустыря в полном одиночестве. День клонился к вечеру. Последние солнечные лучи терялись среди крыш домов далекого поселка. А по другую сторону, шпилями вонзаясь в небо, возвышался жуткий замок. Мари поморщилась, представив, сколько летучих мышей там живет, и вспомнив, как сияет дворец Луисцара по сравнению с этим мрачным убожеством из темно-серого камня.
Обнаружив протоптанную тропу, Мари поглубже вздохнула и зашагала к замку. Покореженные ворота были распахнуты, поэтому она не стала дожидаться позволения войти. Тем более никакой кнопки звонка Мари не нашла. Поднявшись на захламленное крыльцо, она постучала по дубовой двери и затаила дыхание. Но ни после первого, ни после пятого раза ей никто не открыл. Поселок был слишком далеко. До ночи Мари могла туда не успеть, значит ей, так или иначе, придется заночевать тут. Набравшись смелости и наглости, она толкнула дверь, и та поддалась. Мари робко вошла в темный сырой холл и осмотрелась. Сплошная грязь, пыль, паутина и мусор. Она даже решила, что над ней подшутили. Тут явно никто не живет!
— Эй, тут есть кто?
«Тут есть кто?»
«Есть кто?»
«Кто?»
«О?»
Ей ответило лишь эхо. Мари не стала закрывать дверь и, прищуриваясь в полумраке, двинулась дальше. Дойдя до широкой изогнутой лестницы, она еще раз осмотрелась. На пыльном полу виднелись следы от мужских ботинок. Это взбодрило Мари, и она снова окликнула хозяина. Прислушавшись, она различила едва уловимую музыку и пошла на звук, доносящийся из переплетений коридоров первого этажа. Чем ближе к источнику звука Мари подходила, тем отчетливее его слышала, а потом увидела и полоску желтого света, падающую на пол.
Она приблизилась к приоткрытой двери и толкнула ее. В комнате, залитой светом тусклых лампочек, работающих с перебоями, Мари увидела крепкого мужчину, стоявшего к ней спиной. Это была мастерская. На стеллажах вдоль стен лежали железные инструменты и запчасти. Столы ломились от станков и приборов. Над рукомойником, заполненным грязной посудой, кружили мухи. Мари сразу пожалела о решении приехать сюда, но вспомнила о том, что здесь живет палал. Она опять посмотрела на не отвлекающегося от работы мужчину и увидела у него короткостриженые мерцающие волосы. Он был по пояс обнажен, и Мари обратила внимание на его смуглую кожу. Палал по своей природе были бледными, так что это лишь доказывало его смешанную кровь.
— Извините! — как можно громче сказала Мари, перекрикивая бьющую по ушам музыку — что-то типа тяжелого рока.
Не оборачиваясь, хозяин дотянулся до кнопки на старом проигрывателе, подключенном к огромным динамикам, щелкнул и медленно развернулся в образовавшейся тишине. Взгляд его ярко-зеленых глаз пронзил Мари, и со всех сторон донесся шелест: «Запечатлена… Запечатлена… Запечатлена…» Ее будто подняло в воздух и закружило. Тело перестало иметь вес, а вся тяжесть выместилась из груди. Это длилось от силы минуту, после чего Мари недоуменно уставилась на незнакомца, вдруг ставшего ей близким на каком-то ментальном уровне.
— Трейсовские аглы! — выругался он вместо приветствия. — Вселенная издевается надо мной! Ты же совсем не в моем вкусе!
— Чт-то, п-простите? — с запинкой переспросила Мари. — Я Мари. Мариэль. Я палал…
— Да я понял, кто ты! — Он взглянул на нее с некоторым сочувствием. — Вот только ждал немного другого. Тебя что, не кормили? Ты на солнце никогда не бывала? А сиськи где? Ты как рожать собираешься с такими узкими бедрами, селедка?
— Вы… Вы что себе позволяете? — наконец опомнилась Мари.
— Мы же с тобой теперь запечатлены, между нами не должно быть барьеров.
— Мы что? — обомлела она. — Вы что-то путаете. Я запечатлена со своим женихом из Опретауна… С Луисцаром…
— Лу, — осклабился Полукровка. — Мой братец Луисцар.
— Да! Луисцар!.. Что? Ваш б… б… брат?
— Ага, — лукаво кивнул тот. — Я Шеймас. Старший брат Луисцара.
Глава 14. Шеймас
Мари сжала такой крепкий кулак, что монеты впились в ее ладонь. Покалывание привело ее в чувство, и она вымолвила:
— Неудачная шутка.
— Я так понимаю, Лу ничего обо мне не рассказывал, — вздохнул Шеймас и, взяв тряпку, принялся оттирать запачканные машинным маслом руки. — Конечно. Он же боялся нашего с тобой запечатления. Пытался оградить тебя от меня. Сберечь для себя.
Жажда, промучившая Мари последние несколько часов, утроилась. В горле запершило. Она кашлянула. Разглядывая Шеймаса в полумраке мастерской, Мари отметила для себя его хорошо натренированное тело, преимущественно темные переливы «ежиком» топорщившихся волос и здоровые, чистые зубы, сияющие белизной и говорящие о чистоплотности их обладателя куда больше, чем запущенный замок. Она кашлянула еще раз.
— Твоя мама палал? — тихо спросила Мари.
Шеймас улыбнулся, негласно переспросив: «А что, не видно?»
— В Трейсе есть еще представители нашей расы?
— Нет, — спокойно ответил Шеймас и, отложив тряпку, подошел к рукомойнику.
Отмахнув рой мух, он открыл кран, набрал в стакан мутной воды и сделал несколько глотков. Остатки воды он вылил себе на голову. Смахнув ее ладонями, Шеймас бодро рыкнул. Ему было хорошо, чего было нельзя сказать о совершенно оторопевшей Мари. Запечатление не потянуло ее к Шеймасу, не влюбило ее в него и не вышибло Луисцара из ее памяти. Мари по-прежнему любила своего Луиса и не представляла, как вообще можно полюбить его братца!
— Ты предал его, — как можно смелее произнесла она.
— Что? — Шеймас вновь обратил свой взор на гостью и медленно двинулся вперед.
— Ты предал Луиса.
— Это он тебе сказал?
— Нет, он избегал со мной разговоров о тебе.
— Опасался, что ты поскачешь на мои поиски, — усмехнулся Шеймас, остановившись в метре от Мари.
— С чего бы мне искать изменника? — проворчала она.
— Изменник, предатель… А ты кто? Что-то подсказывает мне, что ничуть не лучше, раз оказалась здесь.
Мари замолчала. Шеймас был прав. Тальина с радостью распространит о ней не самые благие слухи, и вскоре весь Опретаун будет сочувствовать их императорским величествам, называя Мари пригретой на их груди змеей.
— Лу знал, что как только мы с тобой встретимся, Вселенная может нас запечатлеть. Он боялся потерять тебя.
И это тоже было правдой. Луисцар неоднократно повторял свои опасения, вот только Мари не до конца понимала их смысл.
— Почему мы запечатлелись? — наконец спросила она.
— Потому что мы последние из палал. Вселенной виднее, как возродить вымершую расу. Пусть я полукровка, но во мне течет кровь палал. Я молод, здоров, красив и силен. Ты тоже… молода.
«Чертов самовлюбленный павлин!» — подумала Мари, вспомнив, как Луисцар называл Шеймаса грубияном.
— Кто тебя подставил? Нэим? — сменил он тему.
— Это так очевидно? — удивилась Мари.
— Ты что, совсем-совсем ничего обо мне не знаешь? — Брови Шеймаса поползли вверх. — Ладно. Нам предстоит долгий разговор. Ты располагайся, а я пока…
Мари понадеялась, что он предложит ужин или хотя бы чай, но у хозяина замка были другие планы.
— …пойду посру, — договорил он и, положив ладонь на живот, вышел из мастерской.
Закатив глаза в потолок и цокнув языком, Мари в который раз пожалела, что не отправилась в пансион Вейца. Человек, готовый прилюдно поковыряться в пупке, когда-то был претендентом на престол целого мира! Мари ненавидела Тальину, но не отрицала тот факт, что эта женщина внесла полезный вклад в политику Опретауна, посадив на трон именно Луисцара.
В ожидании возвращения Шеймаса, Мари прошлась по мастерской, и обстановка ответила ей содержательнее любых слов. Шеймас здесь жил — готовил на старой электрической плитке, подсоединенной к топливному генератору, ел из металлических мисок, горой сваленных в рукомойник, спал в натянутом в углу гамаке. Он словно облюбовал для себя это место, и никакое другое ему не было нужно, пусть хоть весь остальной замок развалится, камня на камне не оставив.
Мари осторожно села на край дубового сундука, прикрытого тканым одеялом, и замерла в ожидании, прислушиваясь к позвякиванию капающей на посуду воды из подтекающего крана.
Вернувшийся Шеймас окинул ее хмурым взглядом и взял курс к покрытому «рыжиками» низкому холодильнику. Вынув оттуда что-то напоминающее палку колбасы, он взял нож и принялся нарезать это кусками. Мари молча наблюдала за тем, как Шеймас ссыпает неизвестный ей полуфабрикат в раскаленную сковороду, солит и поливает маслом. Помешивая заурчавшее блюдо, он заговорил:
— Наши отцы дружили. Мой часто гостил в Палалии, где и познакомился с моей мамой. Она была из придворных. Короче, никем. А он в то время уже был женат на Тальине, всяко пытающейся забеременеть. Конечно, когда он принес в дом новорожденного ребенка и заявил, что это его сын, она взбесилась. Наверное, Тальина возненавидела палал уже тогда. И хотя в ее жизни появилась радость — родной сын, вскоре судьба нанесла ей еще один удар. Она отправилась в Палалию, чтобы поздравить друзей мужа с рождением дочери, а Вселенная запечатлела эту самую дочь с ее любимым Лу.
— И что в этом плохого? — недопонимала Мари.
— Как что? Одна палал увела у нее мужа, другая — сына.
— Твоя мама умерла при родах. И твой отец не бросал Тальину ради нее.
— Зато всегда напоминал о том, как горячи женщины палал и холодны опретки, — пояснил Шеймас. — Не знаю, виновна ли Тальина в ненависти, на которую имела право, но это завело ее слишком далеко. — Он снова помешал дымящееся блюдо. — Мы с Тальиной терпеть друг друга не могли, часто ссорились, она подставляла меня, я надсмехался над ней. Это была открытая война, а десять лет назад я узнал о ее скрытой стороне. Уже находясь на смертном одре, отец передал мне одну очень важную вещицу. Накопитель электронной памяти.