— Флешку? — уточнила Мари.
— Можно сказать и так. Разница между известными тебе флешками и нашими накопителями в том, что последние нельзя отформатировать и уничтожить. Они не просто долговечны, они вечны. Пластины изготовляются из особого сплава древнейших пород, собранных в разных уголках Вселенной. Ученые Междумирья — лучшие изобретатели. — Шеймас отключил плиту и разложил еду по двум тарелкам. В одну он положил вилку и протянул Мари.
— Спасибо, — любезно поблагодарила она, не впечатленная ни обстановкой комнаты, ни готовкой Шеймаса, ни запахом ужина. Но голод брал верх над брезгливостью, и Мари решила поесть. Медленно жуя резиновый кусок мяса с довольно дурным вкусом, она смотрела, с каким аппетитом уплетает еду Шеймас, и надеялась, что она не превратится в такую же дикарку. — Что это? — спросила Мари, кое-как проглотив пережеванный кусок.
— Бычий член, — ответил Шеймас, закидывая в рот еще.
Мари затошнило. Она сдержала рвотный позыв, отставила тарелку и дотянулась до стакана с водой. Та тоже имела болотистый привкус, поэтому Мари не смогла утолить жажду, лишь смочила горло.
— Что было на том накопителе? — спросила она, вернувшись к прерванному разговору.
— Почему было? Информация до сих пор на нем.
— Не тяни.
Шеймас доел, вытер губы тыльной стороной ладони и вздохнул.
— Запись разговора виновников уничтожения Палалии. Неоспоримое доказательство. Отец раздобыл накопитель почти сразу после беды, но не дал ему ход, потому что пожалел Тальину. Это сделал Нэим. По ее просьбе.
— Ты лжешь, — охрипшим от потрясения голосом ответила Мари.
— Она ненавидела палал. А Нэим до беспамятства любил ее. Имея доступ ко всему имуществу Ордена, он без помех выкрал и применил бомбу. Я, в отличие от отца, молчать не собирался. Я прижал Тальину к стенке, и она во всем призналась. Она умоляла меня не сдавать ее Совету, клялась, что жалеет о содеянном, заверяла, что ты в полном порядке…
— Я?
— Не догоняешь? Нэим и Тальина всегда знали, где ты. Спасая тебя, твоя мама отправилась не в дружеский Опретаун, а на какую-то далекую Землю. Почему? Нэим перенаправил ее туда. Может, он убил бы тебя. Уверен, ему много раз хотелось это сделать. Тальина запрещала. Из-за Лу. Он жил надеждой и верой в ваше воссоединение. Пусть Тальина презирает палал, но она любит Лу.
— Так вот почему Нэим казался мне знакомым, — прошептала Мари. — Он бывал в Палалии.
— Естественно. Он прощупывал почву, прежде чем уничтожить мир. Ты будешь доедать? — Шеймас указал на ее тарелку.
— Нет, спасибо. Не хочется.
Он взял тарелку и снова зажевал.
— Пока ты была далеко от них и Лу, они ни о чем не беспокоились. А потом Стон и Блин приволокли тебя в Опретаун.
— Откуда ты?..
— Мы же не совсем отрезаны от Вселенной. До нас доходят громкие новости. Я знал, что рано или поздно ты окажешься в Трейсе. Тальина не даст Нэиму убить тебя. По крайней мере, пока Лу не возненавидит тебя. Не знаю, оборвется ли теперь нить вашего запечатления…
— Нет! — запротестовала Мари. — Мы любим друг друга. И он вытащит меня отсюда.
— Он и мне то же самое обещал, — ухмыльнулся Шеймас. — Десять лет жду. Не будь наивной, Мариэль. Лу — игрушка в руках Тальины. Он слабохарактерный и безнадежный. Будь у него яйца, он отправился бы в Трейс с тобой.
— Он император! Он должен думать о народе!
— Вот и наш отец думал о народе, двадцать лет храня страшную тайну о гибели Палалии. В этом вся суть опретов. Они безжалостны. И это часть меня. — Улыбка сошла с лица Шеймаса.
— Почему Совет не принял во внимание запись с накопителя? — спросила Мари.
— Потому что малолетняя сучка Лейсандра украла его у меня накануне слушания. С самого детства лизала Тальине промеж булок. В итоге мои обвинения остались без доказательств и были расценены как предательство ее величества императрицы Тальины. Якобы я хотел свергнуть ее с престола, чтобы править в одно рыло. Честно, вертел я членов Совета на своем агрегате. Обиднее, что Лу поверил не мне, а ей.
— Она его мать.
— Я тоже не кузнечик с кукурузного поля.
Мари стало так горько, что съеденный кусок бычьего члена показался ей слаще меда по сравнению с тем, что она узнала о Тальине и ее соратниках.
— Подозреваю, накопитель у Нэима, — добавил Шеймас. — И он прячет его так же, как еще совсем недавно прятал тебя.
Глава 15. Первая ночь в Трейсе
Шеймас бросил тарелки поверх остальной грязной посуды, похлебал воды и, отрыгнув, зажал зубами зубочистку. Лениво перебирая ее языком, он чуть повернул голову и посмотрел на полностью разбитую Мари. Она едва сдерживала слезы, и разревелась бы, окажись рядом кто-то близкий — подруга или Луисцар, или хотя бы флиомы. Но не Шеймас! Их запечатление не вызывало у нее ни капли доверия к нему. Хотя его словам она поверила. Чтобы понять причастность Тальины и Нэима ко всему вышеупомянутому, Мари не требовался накопитель.
— Слушай, кулема, — подал голос Шеймас, чем привел ее в чувство. — Ты не обязана оставаться. Я не собираюсь держать тебя только из-за нашего запечатления. Так что можешь переночевать и…
— …валить на все четыре стороны? — договорила Мари и встала. — Не обольщайся, ты тоже не в моем вкусе. Луис вытащит меня отсюда, и мы поженимся. Так что это ты обречен на одиночество!
Конечно, это было сказано слишком громко. Но Мари надоело хамское поведение надменного Шеймаса. Она хотела вызвать у него чувство вины, а вызвала довольную ухмылочку.
— Эх, не зря женщин палал считают самыми горячими во Вселенной.
— Не переживай, тебе не посчастливится обжечься о мой неугасаемый огонек. Утром я уеду. Говорят, в пансионе Вейца гостей принимают с радушием. Так что никто не будет мешать тебе жить в… Жопе!
Шеймас засмеялся и, хлопнув в ладоши, дошел до гамака. Завалившись в него, он запрокинул мощные руки за голову и весело пожелал:
— Удачи!
— Ты что, не уступишь мне единственное спальное место? — возмутилась Мари.
— Могу подвинуться.
— Я не сплю с любителями бычьих членов.
Нарастающая злость Мари веселила Шеймаса все больше, и она быстро поняла, что он провоцирует ее. Закатив глаза и тяжело вздохнув, Мари взяла подсвечник с горящей свечой и направилась к двери.
— Найду себе нормальную кровать, — пробурчала она на выходе.
Покинув мастерскую, Мари пошла к лестнице. Чем дальше она отходила, тем увереннее себя чувствовала. «Какой же жуткий тип этот Шеймас, — думала она, подталкивая себя вперед, на второй этаж. — Дикарь, грубиян, идиот! Неудивительно, что Совет побоялся новых полукровок опретов и палал. Луис наверняка сейчас места себе не находит. Ох, милый, будь спокоен, на твоего братца я точно не позарюсь!»
Побродив по ледяным, сырым комнатам с запыленной мебелью, Мари кое-как отыскала более-менее нормальную, с матрацем на кровати. Он был покоцан грызунами, но не продавлен и даже сух. По всей видимости, окна выходили на южную сторону, отчего здесь не было плесени. Мари отставила свечу на низкий кофейный столик, перевернула матрас, убедилась в его приемлемости и легла. Она не стала рыться в шкафах в поисках постельного белья. Внутри нее кипел гнев. Ей следовало бы пожалеть Шеймаса: он угодил под суд за правду. Но ведь он откровенный моральный урод!
Глядя на пляшущие блики на сером потолке, Мари размышляла над всем, что предшествовало ее ссылке, начиная с момента ее столкновения со свейхом флиомов. Вспомнив о них, она улыбнулась. Оставила их без обещанной лазаньи.
Усталость стремительно брала верх над сосредоточенностью, и Мари уснула раньше, чем догорела свеча. Но эта ночь стала самой страшной ночью в ее жизни…
Стоило ей встретиться с другим палал, как память расы нахлынула на Мари без остатка. Она видела рождение Палалии, своих предков, смену эпох и цивилизаций, становление палал во Вселенной. Она видела лица, улыбки, смех. Она слышала голоса, пение. Она чувствовала жизнь — яркую, насыщенную. А потом…
Мари обуял неистовый ужас. Она видела свою мать. Она была ею. Ее тело и сердце ныли от боли. Страх победоносно пробирался до самых костей, окутывал разум, скреб на душе. Мари убегала ногами своей матери. А беда, полыхающая у нее за спиной, хватала ее за волосы и стягивала их в тугой пучок.
Мари задыхалась, хваталась руками за воздух, пыталась выбраться из омута всеобщего горя. Плач, стоны и крики пронзали ее миллионом игл. Она понимала, что все это в прошлом, это видение, воспоминание. Но никак не могла проснуться. Пока ее не окатило чем-то ледяным. Мари не сразу сообразила, что это — вода или ветер. Только когда она начала захлебываться и чувствовать матрац под спиной, она открыла глаза и увидела стоявшего над ней Шеймаса с пустым ведром в руках.
Кашляя взахлеб и выплевывая воду, Мари села. Кое-как отдышавшись, она ладонями вытерла мокрое лицо и откинула назад прилипшие к щекам волосы.
— Ты больной?! — заорала она, зло взглянув на Шеймаса.
— Это ты орала на весь замок, как придурочная, — ответил он.
— А разбудить не мог?!
— Я разбудил, — пожал он плечами, ставя ведро на пол.
— Господи, — отчаянно прошептала она, подогнув колени и упершись в них лбом.
— Теперь-то дашь мне поспать?
— Даже не поинтересуешься, что со мной? — Мари снова подняла лицо.
— Детская психологическая травма? — без малейшего интереса ляпнул Шеймас.
— Ты такой милый, — съязвила она, фальшиво осклабившись.
— Я стараюсь, — подмигнул он и, развернувшись зашагал к выходу, оставив на столике у кровати вторую догорающую свечу.
— Во мне восстановилась память нашей расы, — успела сообщить Мари, прежде чем Шеймас вышел.
Он ненадолго задержался. Повернул голову и через плечо сказал:
— Рад за тебя.
После этого Шеймас ушел. Будь у Мари под рукой подушка, она швырнула бы ее ему вслед. А так ограничилась тем, что стиснула зубы и сжала кулаки.
Мокрое платье прилипло к ее телу второй кожей — мерзкой и ледяной. Мари сидела в луже, медленно впитывающейся в матрац, и опять была готова разреветься. Сказка, которую ей подарил любящий Луисцар, длилась недолго. Ей снова придется самой о себе заботиться.