— Насобираем ягод. Гилья испечет пирог.
Не отставая ни на шаг, Мари двинулась вслед за Шеймасом. Срубая мешающие ветки и стебли вьюнов, он шел все дальше. Духота осталась за спиной. По мере углубления в лес становилось свежее и прохладней.
Мари почувствовала жгучую боль в плече и увидела впившегося в нее крупного москита. Остановившись, она тихонько окликнула Шеймаса. Он обернулся и, огорченно вздохнув, сказал:
— Мне так жаль. Руку придется отрубить.
— Не смешно. Убери его.
Шеймас смахнул москита и, оглядевшись, сорвал с одного куста несколько листьев. Растерев их в ладонях, он стал обмазывать руки Мари их соком.
— Это репеллент.
— А почему тебя они не трогают?
— Из-за смешанности крови. Для них я нездоровая пища. А ты лакомый кусочек, — улыбнулся он, плавно переходя на шею и приоткрытую зону декольте.
— Вот тут я сама! — Мари сорвала таких же листьев и закончила свою маскировку самостоятельно, не позволив Шеймасу касаться даже ее ног.
— Ты что, фригидная? Тебе не доставляет удовольствие мужской массаж?
— Нет, я просто селедка с фигушками, — напомнила ему Мари. — Где ягода-то? Я не собираюсь бродить тут до ночи. У меня сегодня свидание.
Шеймас изменился в лице, будто мысль о свидании Мари с Вейцом сводила его с ума.
— Ты не передумала?
— Я не знаю его жену. Так что я перед ней ни в чем не виновата. Мы идем дальше?
Мари вела себя непринужденно и чувствовала, что ее непоколебимость еще больше заводит Шеймаса. Его волосы периодически темнели, полыхая красным — сигналом злости, а на щетинистом лице перекатом стальных шариков играли желваки.
— Нет у него никакой жены, — проворчал он и, развернувшись, пошел дальше.
Мари расплылась в довольной улыбке. Шеймас ревновал ее и делал все возможное, чтобы предотвратить ее флирт с другими мужчинами. Любой женщине будет приятно знать, что у нее есть поклонник, готовый ради нее на все. К тому же у нее отлегло от сердца. Вейц свободен! Не то, чтобы она теплила большие надежды на их совместное будущее. Просто спать будет спокойней, зная, что завтра к ней не явится разъяренная супруга мужа-изменника и не сравняет ее с городской канализацией.
— Вот она, — Шеймас, выйдя на небольшую опушку, показал на низкие кустики с фиолетовыми плодами. — Сиега. Сочная, сладкая, питательная и лечебная. В толченом виде ее принимают от простуды. Но в нашей области простуда — заболевание редкое, поэтому нет необходимости ходить в лес.
— А кавры далеко? — Мари села у одного из кустов и принялась его обирать.
— Они могут быть где угодно. Это их дом.
Мари покачала головой.
— Шеймас, тебе нравится пугать и дразнить меня? Ты сам говорил, надо время, чтобы кавры приняли меня. Ты не завел бы меня прямо в их логово.
Он отставил корзину и присел рядом с Мари.
— Ты ведь не чувствуешь от меня опасности, так? — спросил он, тоже сорвав ягоду.
— Нет, — ответила Мари, подняв лицо и робко взглянув в ярко-зеленые глаза Шеймаса, в тени густых крон кажущиеся еще ярче. — Ты оберегаешь меня.
— Как это — быть запечатленной с двумя?
— Это сложно, — честно призналась Мари и, придвинув корзину, ссыпала туда сорванные плоды. — Но интересно. Особенно сравнивать.
— И кто из нас с Лу лидирует?
— Он нежный, романтичный, ласковый предатель. Ты грубый, наглый, невоспитанный друг. Вы оба хороши.
Шеймас засмеялся, и Мари обратила внимание на появившиеся ямочки на его щеках. И как она раньше их не замечала! Они придавали ему некую беспечность, приоткрывали завесу той черствости, которой он оброс в Трейсе, а возможно, и намного раньше. Он наполовину палал, а значит, отчасти такой же взбалмошный, как сама Мари.
Собирая ягоды, она тайком поглядывала на Шеймаса и признавала, что он становится для нее намного больше, чем деловой партнер или друг. Мари сроднилась с его взглядом, улыбкой, голосом. Она привыкла к тому, что у него две пары потертых штанов и две майки, которые он надевает через день после тщательной стирки Гильи. Привыкла к терпкому запаху его пота, сигаретного дыма и машинного масла, которым, очевидно, пропитались даже его волосы. К его небрежным привычкам. На счету Мари были исключительно деловые мужчины в костюмах, туфлях, с брендовыми очками и часами. Те, кто либо не курит, либо предпочитает дорогие сигары. Кто пьет не дешевый эль в забегаловке, а заказывает виски и коньяк долгосрочной выдержки. Кто ест фуа-гра, а не бычий член, чтобы впечатлить женщину.
— Это тебе! — Шеймас протянул Мари где-то незаметно сорванный цветок, напоминающий что-то между розой и пионом и пахнущий ландышами.
Она улыбнулась, пытаясь вспомнить, когда в последний раз ей дарили цветы, и смущенно приняла подарок.
— Спасибо, — почти шепотом сказала Мари.
Шеймас, которому ухаживания в новинку, растерялся от собственной неуклюжести и тут же сменил тему.
— Корзина полная. Пора возвращаться.
Они вернулись к свейху, под настоящее пекло. Пленка из сока листьев на коже Мари мгновенно подтаяла и превратилась в клей. Ей стало не по себе.
— Долго еще до заката? — спросила она, пока Шеймас убирал корзину в багажное отделение.
— Время есть, а что?
— Здесь где-нибудь можно искупаться?
— Да. У Малинового озера есть чистый, теплый приток. Хочешь искупаться?
— Очень! Детский дом, где я выросла, находился в небольшом городке. Там была речка. Неглубокая, но широкая. Летом мы с мальчишками не вылезали из нее. Я не купалась на реке уже лет тринадцать.
— У нас нет полотенец, — сказал Шеймас.
— На такой жаре быстро обсохнем.
— Как хочешь.
Через полчаса они прибыли на песчаный пляж, усеянный осколками разбитых ракушек. Вода в реке была настолько прозрачной, что Мари отчетливо видела разноцветные камешки и мальков на дне. Не дожидаясь, пока Шеймас позволит ей нырнуть, она на бегу скинула с себя сапоги, рубашку и шорты и бросилась в воду. Вынырнув на поверхность, хватанув глоток воздуха и пригладив за спину намоченные волосы, Мари застонала от удовольствия. Вода была как парное молоко. Улегшись на спину, она прикрыла глаза и дала своему уставшему телу мгновения отдыха и безмятежности. Именно мгновения, потому что вскоре в реку запрыгнул Шеймас и окатил Мари бодрой волной.
Снова вынырнув из глубины, Мари засмеялась и рукой брызнулась в Шеймаса. По-детски резвясь, догоняя друг друга и громко смеясь, они провели на реке весь оставшийся день. На закате нехотя распрощавшись с водой и обсохнув на берегу, они оделись и вернулись в свейх.
— Ну как? — спросил Шеймас.
— Голодная, — призналась Мари. — Я сегодня даже не завтракала.
— Помню. — Он включил автопилот и направил свейх в сторону гор. — Вейц накормит.
— Что ты цепляешься к нему?
— Вовсе не цепляюсь. Напротив, рад за тебя. Вейц щедрый. Ужином накормит.
Мари улыбнулась и отвернулась к окну. Не прошло и пары минут, как компьютерный голос оповестил о низком заряде двигателя.
— Повезло-о-о, — протянул Шеймас, взглядом выискивая подходящее место для посадки. — Мы разряжены.
Свейх дернуло. Мари пальцами вцепилась в подлокотники кресла. Шеймас приземлил машину посреди пустоши и тяжело вздохнул.
— И что теперь? — испугалась Мари, глядя на усыпанное звездами небо.
— Сейчас поставлю на зарядку.
Шеймас вышел на улицу, достал из багажного отделения энергетическую мини-станцию, размером не больше портативного генератор, залез под свейх и, покопавшись там с проводами, вернулся в салон.
— И сколько ждать? — спросила Мари.
— Часа три-четыре, — не скрывая довольной улыбки, ответил Шеймас.
— Ты это подстроил, да?
— Это ты захотела хлюпаньки! Что за манера постоянно во всем винить меня?! Если бы мы не полетели на реку, нам хватило бы заряда вернуться! Переживаешь за Вейца, топай на свое долбаное свидание пешком! — Шеймас перелез на заднее сиденье и, развалившись на нем, добавил: — А я пока вздремну.
Мари нервно рассмеялась и, откинувшись на спинку кресла, помотала головой. Если бы Шеймас действительно переживал за своевременное возвращение в замок, он позаботился бы о заряде свейха еще на реке. Не может быть, чтобы лучший механик области был столь неосмотрителен. Он знал, что так будет! И Мари кожей чувствовала, как он лыбится, лежа за ее спиной.
Напряжение между ними росло и, казалось, вот-вот наэлектризуется до мощности молнии. Свидание с Вейцом для Мари было, в первую очередь, гарантией закрепления их деловых отношений, что бы там себе ни нафантазировал Шеймас. Поэтому собрав волю в кулак, она решила было правда пойти домой пешком. Но не успела Мари выйти из свейха, как Шеймас, подскочив, схватил ее за руку и выволок из кресла. Едва Мари сообразила, что происходит, как уже сидела на его коленях. Глаза Шеймаса прожигали ее насквозь, а его сильные руки прижимали к себе ее тонкую талию. Мари чувствовала не только его сбившееся от волнения дыхание и участившееся сердцебиение, но и стремительное затвердевание кое-чего посерьезней.
— Шейм…
Ее глухой шепот прервался из-за поцелуя — напористого и страстного, точно зверь, сорвавшийся с цепи. От охватившего Мари сумбура у нее закружилась голова. Шеймас был не из робкого десятка и прекращать поцелуй словами: «Извини, это вышло случайно. Это я виноват…», — не собирался. Наоборот, врываясь в рот Мари своим горячим языком, он буквально насиловал ее. Так ее еще никогда не целовали! Мари едва не лишилась сознания, толком не поняв, что с ней произошло: эффект первого контакта с запечатленным или элементарный оргазм. Она чуть не заскулила от судороги, прокатившейся по ее телу. Попыталась ослабевшими руками оттолкнуть Шеймаса, но он, не прекращая поцелуя, перехватил их и заломил ей за спину.
Мари показалось, что их поцелуй, на который она в какой-то момент все же стала смело отвечать, продлился целую вечность, но в то же время — всего миг. Когда Шеймас умерил пыл и отпустил ее руки, легко и нежно посасывая ее губы, она пошатнулась.