— Какой же ты засранец, — проворчала она. — Ты же знаешь, как много это для меня значит.
Шеймас цокнул языком и, забив гвоздь, спрыгнул на пол.
— Теперь-то ты спокойна?
— Да! — рявкнула она, обидевшись. — Луису будет слишком много чести, чтобы я от него рожала!
— Мариэль, — Шеймас покачал головой и, подойдя к ней, обнял ее за плечи. — Ты неделю назад делала самый стопроцентный тест. Или ты что-то недоговариваешь?
— Нет, раствор был синим! — заявила Мари. — Но я все равно сомневалась. Вдруг Гилья с составом напутала.
— И все это время ты об этом думала? — он улыбнулся уголком губ и чуть сощурился.
— Угу, — покивала она.
— Вот балда, — вздохнул Шеймас, притягивая Мари к себе.
Она засмеялась и прижалась к нему покрепче.
А на утро следующего дня у Мари появился еще один повод для радости. Не успели они позавтракать, как в замок нагрянули гости — дюжина мужчин разной расы. Сначала те спросили, правда ли, что в поместье палал требуются работники, а после неуверенного ответа шокированной Мари, остолбенели. Она поняла, что ее «Д-д-да!» прозвучало неубедительно и, прочистив горло, ответила четче и тверже:
— Пока мы предлагаем только еду и кров, позже начнем платить.
— Во всяком случае, это лучше, чем комната за пятнадцать кредитов в пансионе Вейца, — согласились они.
— За сколько? — поразилась Мари. — Он же два брал.
— Он поднял цену для здоровых, крепких мужиков. Сказал, если что-то не устраивает, есть альтернатива — вы.
Мари и Шеймас переглянулись и с трудом сдержали довольные улыбки.
— Так что делать-то надо? — спросили мужчины.
— О, работы здесь много, — ответила Мари. — Идемте. Пообедаете и приступите.
С их появлением ей, Гилье и особенно Шеймасу стало намного легче. Не обращая внимания на проливной дождь, рабочие за три дня перекрыли всю черепицу на башнях и приступили к обработке стен и пола. Мари рассчитывала, сколько краски понадобится, и обсуждала с Шеймасом цвета. Его пожелания оставались неизменными: «Мне фиолетово!» Отчего Мари хотелось все выкрасить в тот самый фиолетовый, назло ему.
Постепенно в доме налаживался быт и режим. Гилья была главной по питанию, а также периодически готовила лазанью по рецепту Мари для флиомов. Комнаты для рабочих оснащались мебелью, а в оконных рамах появлялись стекла. Замок теперь окружал не покосившийся забор, а шпалера, по которым вскоре начнут плестись вьюны и превратят их в живую изгородь. Шеймас убрал старые ворота, а на их место установил новые.
— Как тебе? — спросил он у Мари, демонстрируя их автоматическое открывание.
— У тебя золотые руки, Шеймас, — улыбнулась она, глядя на художественную ковку, сверкающую в лучах пробивающегося сквозь тучи солнца. — И сердце тоже. Ты ведь отпустишь Стражей?
Он повертел в руках пульт дистанционного управления воротами и, взглянув на Мари, тяжело вздохнул.
— Ты достала меня с этими Стражами!
— Шеймас, держать их под боком рабочих опасно. Они меня-то до сих пор не принимают, хотя я уже насквозь тобой провоняла. Если бы у нас была возможность смотаться на Землю, я сводила бы тебя в зоопарк. Чтобы ты со стороны увидел, что такое зверь в клетке.
— Мой ответ нет и обсуждению не подлежит! — категорично заявил он и, вручив ей пульт, зашагал к гаражу.
— Шеймас!
— Что-то еще хочешь сказать?! — обернувшись, он развел руками. — По душам — это к Гилье или Вейцу!
— Упрямый осел, — сквозь зубы процедила Мари, провожая его злым взглядом.
Она вернулась в замок и ушла на кухню, где Гилья налила ей чаю.
— Опять поругались? — заметила она, отрезая Мари кусочек ягодного пирога.
— Иногда мне хочется его убить, — призналась та.
— Странно.
— Что странного?
— Ваше запечатление. Я с первых дней за вами наблюдаю. Не подумайте ничего дурного, госпожа. Я не душевнобольная. Я волнуюсь за вас.
— Говори уже, — попросила Мари.
Гилья села рядом с ней и, теребя в руках полотенчико, ответила:
— Запечатление подразумевает собой понимание друг друга с полуслова. У запечатленных не бывает ссор, потому что они чувствуют желания и потребности любимого человека и стремятся их удовлетворить. Они находят компромисс. Я размышляла, почему между вами и господином Саймусом такого нет. Сначала я считала, что вы притираетесь друг к другу. Потом решила, что это особенность вашего двойного запечатления. Но в итоге я пришла к выводу, что вы его победили.
— Кто кого?
— Вы, госпожа Мариэль, победили ваше запечатление. Вы оборвали связь с господином Луисцаром. А в господина Саймуса вы по-настоящему влюбились. Но он мужчина сложный. С ним не всегда легко. И несмотря на то, что в вас собрана вся сила вашей расы, кровь опретов, текущая в нем, порой будет становиться между вами барьером.
— И что ты предлагаешь? — прямо спросила Мари. — Говори, не стесняйся. Раз ты наблюдала за мной, значит, у тебя и идеи есть.
— Вам нужен кто-то, кого вы оба бы любили, и кто любил бы вас обоих. Он стал бы связующим звеном между вами. И тогда вашу цепь уже никто и ничто не порвет.
— То есть ребенок?
— Не совсем. Ребенок — это другое. Это плод любви, который может стать яблоком раздора. Вы знаете, что в особых случаях Совет позволяет совершать нетрадиционные браки среди представителей развитых рас?
— Однополые?
— Нет, — помотала головой Гилья. — Он позволяет одному мужчине иметь несколько жен или одной женщине — несколько мужей. Конечно, это не приветствуется. В приличном обществе осуждается. Но не будем приукрашивать реальность, члены приличного общества хранят в своих шкафах скелетов пострашнее. К чему я веду? Как бы вам сказать… Раз среди законопослушных граждан такое допускается, почему бы аглам не воспользоваться этим законом? Только не ругайте меня. Я зла вам не желаю.
«За что ругать? — подумала Мари. — Знала бы ты, как мы тут отрывались, пока ты свою ярмарку ждала!»
— Простите, если обидела, — добавила Гилья, вставая. — Пейте чай, а то остынет.
Мари поужинала и поднялась к себе. Завалившись в постель, она снова и снова прокручивала в голове совет Гильи, вспоминала самую порочную ночь в своей жизни, думала о Вейце, о его словах про запечатление, думала о Шеймасе и о его словах про доверие Вейцу. Все было сложно и просто одновременно. С одной стороны — репутация и голос разума, с другой — собственное «я» и зов сердца.
Шеймас вернулся поздно. Мари уже спала. Мокрый и холодный, он залез в постель и осторожно прижался к ней. Вздрогнув, Мари распахнула глаза и затаила дыхание.
— Почему ты такой ледяной? — шепотом спросила она и медленно повернулась к подрагивающему Шеймасу.
— Выпускал кавров, — буркнул он, сверля ее своими изумрудными глазищами. — Попал под дождь.
Мари заулыбалась и, обняв его, залепетала:
— Да ты мой хороший! Иди ко мне, я тебя согрею. Ты мой герой!
Шеймас сполз пониже и головой прижался к груди Мари. Она запустила пальцы в его мерцающие волосы и, поглаживая, поцеловала в макушку. Перестав дрожать, Шеймас поднял лицо и спросил:
— Может, заведем собаку?
Она хитро улыбнулась и шепнула:
— А может, третьего не лишнего?
Глава 28. Без претензий и ревности
Предложение Мари повергло Шеймаса в шок. Всю ночь он спрашивал, не розыгрыш ли это. Даже когда Мари засыпала, он будил ее и уточнял, насколько она тверда в своем решении. Только когда Мари, рассердившись, сказала, что передумает, если Шеймас не даст ей поспать, он отстал.
Однако в ближайшие дни у них не было возможности съездить в город, чтобы сообщить новость Вейцу. Закончились дожди, и требовалось кое-что подделать в замке, а также посеять семена на плантации и выкопать яму под бассейн, пока почва была влажной и податливой.
Мари знала, что на полях тоже начались работы, но никак не могла вырваться, чтобы посмотреть. Ей очень хотелось поскорее облагородить дом и сад, хотелось принимать у себя не только рабочих, а женщин, детей, стариков и просто гостей. Они уже успели отремонтировать верхние этажи, но нижние по-прежнему выглядели убого, а еще Мари не устраивал фасад. Мрачно-серые стены она хотела осветлить и отдекорировать художественной штукатуркой. Она идеально подошла бы к новенькой, сверкающей светло-синей черепице и золотистым шпилям.
— Как думаешь, Гилья, — обратилась Мари к служанке, когда та крутилась между шкафами и плитой, — вот такие флажки — не перебор? — Она показала Гилье свой корявый рисунок, на котором изображались разноцветные флажки, украшающие покосившийся замок. — Художница из меня — огонь!
— Что это? — с улыбкой поинтересовалась Гилья.
— Я подумала, что за замок без флага? — пожала плечами Мари. — Но флаг подразумевает независимость, а я хочу быть с народом. Поэтому я решила сделать много маленьких флажков, символизирующих палал цветом наших волос. С Шеймасом советоваться бесполезно. Его даже не интересует, где у нас будет бассейн. Готов разбить его прямо на террасе.
Гилья засмеялась.
— Съездите отдохните. Вам обоим нужно развеяться. Заодно купите кое-какие продукты. А я пригляжу за рабочими. — Она поставила противень с запеканкой в жарочный шкаф и, обернувшись, озадаченно посмотрела на Мари. — Простите, госпожа, я никак не могу найти ваше платье. То, в котором вы прибыли в Трейс. Хотела выстирать и приготовить его для поездки в город, но оно как сквозь землю провалилось.
— Я его выбросила! — ответила Мари, сердце которой аж перевернулось.
— Почему? Такое красивое…
— Его подарил мне Луис. Не хочу иметь с ним ничего общего. К тому же твои платья намного интересней. Одно из них я и надену!
Жизнь в Трейсе постепенно меняла приоритеты Мари. Теперь ее мало интересовал модный гардероб, прическа, маникюр, дорогие украшения. Пошитые Гильей платья уже не казались фермерскими и отлично сидели на фигуре Мари. Она действительно округлилась, что сделало ее более женственной. Грудь стала пышнее и приподнялась, чуть поправились бедра, появились щечки. И хотя у Мари здесь не было ни косметики, ни средств для волос, ни элементарного лака для ногтей, она все равно следила за собой: делала различные маски и пилинг по рецептам Гильи, приноровилась бриться опасной бритвой и привыкла к своим родным ноготкам.