Это признание прозвучало из уст Луисцара с такой нежностью, что у Маши защемило сердце. Он был искренен. От него исходила невероятная забота, теплом окутывающая Машу.
Луисцар переступил с ноги на ногу, борясь с желанием кинуться к кровати. Но все же сдержал порыв и, кивнув, сказал:
— Одевайся. Я подожду у лифта.
Он незамедлительно вышел, и Маша судорожно выдохнула. У нее мурашки бежали по телу от того, какой эффект оказывал на нее Луисцар. От него исходила не энергия, а необъяснимая маниакальность, бросающая Машу в жар.
Пару раз глубоко вздохнув, она четко для себя решила, что ни к каким аглам она не хочет и вряд ли захочет когда-либо. А раз так, значит, у нее остается только один выход: отказаться от прошлой жизни и провозгласить себя единственной выжившей из расы палал.
Глава 4. Совет
Платье, выбранное Луисцаром, идеально обвило фигуру Маши, подчеркнув ее стройность. Легкое, почти воздушное, но вовсе не кокетливое и игривое, а нежно-загадочное, превратившее ее в королеву-хищницу. Императору виднее, чем поразить членов Совета. Наверняка он руководствовался не только своим вкусом, но и познаниями темперамента Ордена. В Маше должны увидеть уверенную в себе наследницу целой расы, а не растерянного мышонка, попавшего в ловушку из-за кусочка лазаньи.
Маша подобрала к платью подходящие туфли на каблуке-шпильке, а волосы собрала в небрежную «ракушку» на затылке и заколола золотой шпилькой. Убедившись в отсутствии огрехов в своем внешнем виде, она вышла из комнаты. У лифта ее ждали все сопровождающие. Стон и Блин над чем-то смеялись, Тальина очередной раз одарила Машу показной улыбкой, а Луисцар, вертевший в руке бластер, на миг замер. Маша медленно плыла по коридору, оставляя за собой развевающийся от грациозной походки шелковый шлейф.
— Надеюсь, мы не опоздали, — улыбнулась она, подойдя ко всем.
— Я тоже надеюсь, — не преминула возможностью добавить ложку дегтя Тальина. Не зря Маша чувствовала в ней фальшь. Корыстную фальшь.
Флиомы первыми запрыгнули в лифт, за ними вошла Тальина, а Луисцар, все такой же молчаливый, проследил за тем, как входит Маша. Она заметила, что без матери он более сговорчив, и планировала позже выведать у кого-нибудь, что представляет собой Тальина.
Когда лифт доставил их в нужное место, они встретились с двумя крокодилообразными громилами в костюмах из жесткой ткани. Разевая зубастые пасти, они велели сдать оружие и указали на бластер Луисцара. Тот не желал расставаться с оружием и ответил:
— Я намерен использовать его исключительно во здравие.
Маша заулыбалась и прикусила губу, чтобы не засмеяться. У Луисцара было чувство юмора. Своеобразное, но было. Может, он и сам об этом не догадывался. Спорить с охраной было бесполезно. Бластер пришлось сдать, иначе Луисцара не пустили бы на слушание.
Зал заседаний за массивной дверью имел круглую форму. В центре на полу, похожем на лоскутное одеяло, пестрое, как ткань-шотландка, ромбами были обозначены места для виновников слушаний и разбирательств, а вдоль стен на высоте в человеческий рост круговая трибуна, заполненная двумя десятками представителей разных рас. Маша сочла невежественным разглядывать их, поэтому старалась вести себя непринужденно. Она, подобно остальным, встала в один из ромбов и дождалась, пока пчелиный рой Совета перестанет шушукаться и объявит начало рассмотрения дела о нашедшейся хранительнице памяти погибшей расы палал.
Члены Совета оказались пренеприятнейшими личностями, возомнившими себя вершителями судеб. И у них были причины надменно себя вести. Все-таки в их руках власть над всей Вселенной. Они допросили флиомов, и когда те подробно рассказали, как нашли Мариэль, члены Совета начали задавать провокационные вопросы, почему агенты разведывательной службы своевольничали, привезя ее в Опретаун? Почему не отправили ее в больницу землян? Почему не допустили мысли, что она может оказаться аглом? В общем, Стон и Блин пострадали за то, что нашли ту, которую Орден искал тридцать лет. Маше даже стало их жаль. Она периодически переглядывалась с Луисцаром, а он одним только взглядом давал ей понять, что все нормально. Маша вдруг поняла, что привычная ей бюрократия не столь плоха, как кажется на первый взгляд.
Как только флиомы получили выговор за злоупотребление должностными полномочиями и услышали, что в отношении этого инцидента будет назначен суд, где рассмотрят вопрос о снятии с них высшего допуска, Совет перешел к допросу Тальины.
— Вы — императрица Опретауна, стоявшая у власти во времена гибели расы палал. Согласно отчетам, палал и опреты состояли в тесных дружеских отношениях на протяжении семи столетий. Признаете ли вы, что это Мариэль?
Тальина взглянула на Машу с некой снисходительностью, больше похожей на жалость, и улыбнулась:
— У нее типичные для палал волосы и глаза. Восстановился генный знак на ладони. Я не исключаю вероятность его подделки. Но, да будет вам известно, принцесса Мариэль и единственный наследник престола Опретауна, мой сын Луисцар, — почему-то Тальина сделала акцент на «единственном наследнике», — запечатленная пара. Думаю, он почувствовал бы, если бы перед ним предстала самозванка.
Она не заикалась и не выбирала слова покрасивше, чтобы угодить Совету, как это делали флиомы. И больше ей не задали ни единого вопроса.
— Вы — нынешний император Опретауна, — обратились к Луисцару, — и да будет вам известно, — говоривший уколол Тальину взглядом, — единственный наследник трона не от рождения, а по стечению обстоятельств, признаете ли, что эта женщина — Мариэль, принцесса расы палал, ваша запечатленная Вселенной невеста?
Луисцар гордо поднял подбородок и отрезал:
— Признаю!
— У вас имеются сомнения?
— Нет!
— Обоснуйте свою уверенность, — потребовали от него.
Маша едва не хлопнула себя по лбу. Она была уверена, что от злости на Совет у нее покраснели волосы.
— Я считаю членов Совета самыми мудрыми и справедливыми судьями во всей Вселенной и не вижу причин подробно рассказывать, что значит быть с кем-то запечатленным. Многоуважаемый Орден знает это лучше меня. Можно обмануть зрение, слух, обоняние, но не сердце. Эта женщина прописана мне Вселенной, и наша связь — нить, объединившая души. Запечатленный никогда не признает самозванку своей парой.
«Вау!» — пронеслось в голове Маши, и она приковала к Луисцару обалделый взгляд. Ей по-разному признавались в любви. Конечно, все это было игрой. Особенно в постели. Мужчины нашептывали признания, чтобы приободрить ее, раскрыть и получить максимум удовольствия. С Луисцаром все было иначе. Он будто действительно ждал ее, искал, изнывал от тоски, а теперь не мог поверить в свое счастье, боялся оказаться обманутым и вновь потерять ее.
Члены Совета опять зажужжали роем. Посовещавшись, они обратились к Маше:
— Признаете ли вы себя Мариэль — спасенной принцессой Палалии, хранительницей памяти расы палал?
Она уставилась на выжидающие лица и сглотнула. Понесла шефу лазанью и попала на суд Междумирья, призывающий ее признать себя чуть ли не ответственной за целую вымершую расу. Вспомнив наказ Луисцара, она поглубже вдохнула и хрипло ответила:
— Ну да.
Ее ответ не удовлетворил Совет, поэтому откашлявшись, она заявила как можно четче:
— Да! Я Мариэль, принцесса Палалии, хранительница памяти расы палал.
— Как ваше тридцатилетнее пребывание среди недоразвитой расы отразилось на памяти расы? — спросили у нее.
— Я ничего не помню, — призналась Маша, — если вы об этом.
— Орден назначит вам уполномоченного сотрудника, который поможет восстановить память расы. На данный момент вам готовы дать приют шесть ближайших миров. У вас есть особые пожелания к выбору нового дома?
Маша взглянула на Луисцара.
— Я хотела бы отправиться в Опретаун.
Совет снова зашушукался. Прошло несколько долгих минут, прежде чем ей ответили:
— Мы согласны удовлетворить вашу просьбу. Вопрос о вашем брачном союзе с Луисцаром будет решен в ближайшее время. Вы получите письменное уведомление о принятом Советом решении. Надеемся, вы потрудитесь восстановить память как можно скорее и поставить точку в деле о расе палал.
Это было довольно жестоко. Создалось впечатление, что Ордену наплевать, сколько рас погибает во Вселенной и почему. Маше стало обидно за палал, и она не сдержалась:
— Извините меня, многоуважаемые вы! Речь идет о вымирании целого мира, а вам важно поскорее поставить штамп на последней странице книжки по истории?
— Мариэль, — услышала она шепот Луисцара.
— И почему вы должны принимать решение о нашей свадьбе? — не унималась она. — Может, я не хочу за него замуж! А может, выйду прямо сегодня!
Один из членов Совета встал и, рыкнув, громогласно заговорил:
— Мы не в силах воскресить палал! Но мы должны точно знать, что уничтожило Палалию, чтобы в дальнейшем предотвращать подобные трагедии в других мирах. Прошло тридцать лет. Палал давно оплаканы. Что касается вашего второго вопроса, то вам следовало задуматься о том, что запечатленные пары оказывают влияние на всю Вселенную, и мы не хотим допустить ошибку. Тем более рождением полукровок, склонных к измене! Уж об этом императрица Тальина и император Луисцар должны были вас осведомить! Будьте любезны, отрекитесь от навыков, привитых вам недоразвитой расой, если не желаете быть сосланной в Трейс! Заседание объявляется закрытым!
Не единственный наследник Опретауна…
Полукровки, склонные к измене…
Маша могла с уверенностью сказать, что все это связано со странным поведением Тальины и Луисцара. Они чего-то боялись, в чем-то сомневались. Но они единственные, кого Маша знала в этой неизведанной ею части Вселенной. Она понятия не имела, чем обернется завтрашний день, но этот хотела провести среди более-менее знакомых лиц. В любом случае, есть еще пять миров, готовых принять ее — хранительницу памяти целой расы, которая еще утром была секретаршей, окованной кандалами ипотеки.