Мариэтта — страница 41 из 47

Скопилось два века великой русской культуры в этой крохотной квартирке, в этом крохотном человеке, в этой великой душе. Что ни пиши сегодня про Мариэтту Омаровну – все будет неточно, поскольку вообще нельзя никакими словами передать ту энергию жизни, которая в ней была. Энергию, которая не исчезнет с ее кончиной, поскольку так или иначе она распространялась на всех нас – на людей, которым посчастливилось ее видеть и слышать.

Артем Упоров

Вроде бы я дождался, пока все легли спать. Самое время написать пост о Мариэтте Омаровне.

Картина первая. Я классе в десятом, очень хочу быть филологом, читаю Татьяну Толстую, Василия Розанова и… пожалуй, все. Вижу по телевизору в культовой «Школе злословия» Мариэтту Омаровну Чудакову. С пеной у рта делюсь увиденным с учительницей. Учительница сквозь зубы цедит: «Эта Чудакова некрасивая, похожа на уборщицу». Впервые думаю про взрослого человека: «Ну, ты и дура».

Выходит сериал «Мастер и Маргарита», слежу за полемикой Мариэтты Омаровны и Андрея Кураева. Та же учительница: «Ну ты понимаешь, что Кураев прав». С другой стороны, конечно, понимаю, что и сегодня хотел бы быть той учительницей, которая посмотрела сериал Бортко и полемику Чудаковой и Кураева.

Между делом покупаю книгу М.О. о том, как преподавать литературу. Читаю и ставлю на полку, потому что пока ничего не преподаю.

Становлюсь училкой, меня замечают и утаскивают в Москву. Достаточно оборзев, кидаю заявку в друзья Мариэтте Омаровне («Ну а чо?»). Принимает. Под одним из постов пишет, чтобы я ей позвонил и пришел за книжками. Звоню, прихожу за книжками.

Долго по телефону объясняет, где нужно правильно повернуть таксисту к ее дому. Я почти не слушаю содержание ее речи, потому что слышу голос великой Чудаковой, который спутать ни с чем невозможно, улыбаюсь тому, что она искренне думает, что я что-то буду объяснять таксисту.

Еду на встречу. Ничего таксисту не говорю, потому что <он> сам должен понимать, что я еду к Чудаковой. Приезжаю к ней на Миклухи-Маклая, это недалеко от меня, в общем-то. Выносит четыре книги, все сопровождены дарственными надписями за следующее число. Узнав, что у меня уже есть книжка для учителей, чуть не откусывает мне голову, потому что мало осталось этих книжек, а на меня с дарственной надписью переведена еще одна. Как и обещал, дарю свой экземпляр молодому коллеге по имени Федя.

Разговариваем, сидя на полутораметровом расстоянии друг от друга, минут сорок. Спрашивает обо всем, очень интересуется моей деятельностью. Плавно начинается гроза, но неистовую Мариэтту это не смущает. Уже под дождем она поднимается к себе обратно, а я ошарашенный знакомством с настоящей Чудаковой – под дождем плыву на остановку на улице Миклухи-Маклая.

Вспоминаю, что мы вообще-то с Мариэттой Омаровной знакомы с 2006 года, когда она ехала с гастролями по стране, а я выиграл викторину на филфаке УрФУ. Присылаю ей ее же автограф. Удивляется.

Простите, коллеги, за сентиментальность, но в эти дни я могу ее себе позволить.

Дорогая Мариэтта Омаровна (в данном случае – это я Маше), рядом с Вами не было и нет никого, равного по величине. Я всегда Вам буду благодарен за моментальное приятие и за сорокаминутную дружбу, потому что многие не были удостоены и этого. Я Вас очень сильно люблю и никогда не забуду.

22 ноября 2020 года я писал Мариэтте Омаровне:

«Уважаемая Мариэтта Омаровна!

На протяжении всей этой архисложной осени читал капельными дозами “Женю Осинкину”. Это прекрасное средство от депрессии. Ваша способность видеть Россию целиком, а не набором – по сути – феодальных княжеств, сопряженная с настойчивым авторским оптимизмом, дает удивительный эффект. В какой-то момент забываешь следить за сюжетом (бог с ним, кто там кого убил и кто кого должен спасти) и засматриваешься на персонажей – всех вместе и каждого в отдельности. Ваша книга направлена всей своей энергией в будущее, а не в прошлое. Иногда доходит до поразительных сближений (вот что значит дар писательского прозрения!): “…вирусология сейчас – наш передний край”… Но вообще-то главные прозрения этой книги, конечно, в другом: в том, что сегодня становится с каждым днем, часом и минутой только актуальнее различение истинного патриотизма, выражающегося в поступках, и патриотизма слов и плакатов. От души благодарю Вас за чтение и желаю Вам много здоровья в нашу “коронованную” эпоху, Мариэтта Омаровна».

Ответ Мариэтты Омаровны: «Дорогой Коллега Артем Андреевич, сердечно Вас благодарю! Ваше письмо умнее моей книги! Но вообще-то, скажу нахально, считаю свою книгу недооцененной (что повышает Вашу оценку в цене, простите за тавтологию…) все-таки это вроде бы единственная в России детская книга, где внятно рассказано о Холокосте…

СЕРДЕЧНО

МЧ»

Вечная память, дорогая Мариэтта Омаровна!

Наталья Усенко

Сегодня не стало замечательной Мариэтты Омаровны Чудаковой.

Для нашего музея и для меня лично, как, впрочем, и для очень многих, это огромная утрата. Мы познакомились с Мариэттой Омаровной в 2007 году на открытии выставки Нади Рушевой в Нехорошей квартире. Какое же удовольствие было ее слушать! Эмоциональная! Артистичная! Сколько же всего она знала! И все ей было интересно!

Потом Мариэтта Омаровна приезжала к нам в школу во время съемок фильма о Наде, а в последний раз мы встречались с ней на Книжной выставке на Красной площади в 2017 году, когда была презентация «Мастера и Маргариты» с иллюстрациями Рушевой. Тогда удалось немного поговорить…

Светлая память чудесному человеку и великому ученому…

Данил Файзов

Мне хотелось бы отметить два качества Мариэтты Омаровны. Она была ужасно увлеченным человеком, отдававшим себя без остатка. Это касалось всего – преподавания, писательства, общественной деятельности.

Вспоминаю одну встречу с ней, которую мы организовывали. Сразу все пошло как-то не так, в «Жан-Жаке», где эта встреча предполагалась, случилась в тот день авария и он срочно закрылся, столь же срочно перенесли мероприятие по другому адресу, и публики было мало, человек семь. Но мы уселись за один стол, заказали чаю, и она увлеченно два часа нам немногим рассказывала о своих образовательных проектах, с которыми объездила всю Россию. С такой страстью, как будто это был многотысячный митинг.

Второе качество – это ответственность. Как минимум – за тех людей, которых она учила. И она гордилась теми из ее студентов, которые чего-то добивались. Я часто слышал от нее: «Да, это мой студент!» Ей это было важно. Приятно. Нам – тоже.

Мне как ее студенту очень повезло. Тот период, который она преподавала у нас в Литературном институте, был для меня одним из самых интересных, большую часть текстов я так или иначе уже знал (хотя отдельное спасибо ей за «Щепку» Зазубрина!). Как раз в это время я работал продавцом в легендарном книжном магазине «ПирОГИ на Пятницкой», и она туда нередко заходила, заказывала себе карпаччо и кофе (иногда и рюмку водки), выбирала новые книги, и мы с ней частенько беседовали. Эти неформальные беседы вне институтских стен значили больше, чем лекции.

Я искренне недоумевал: почему многие однокурсники боялись ее экзамена? Сейчас понимаю – им это было не интересно, а она чувствовала незаинтересованность и очень ее не любила. Вот не интересующиеся, конечно, должны были бояться «прогона» по всему курсу. Я экзамен сдал минуты за 3. По какому изданию «Птицелова» Багрицкого Вы мне цитируете? По 1964, Библиотека поэта, второе издание. Вот и все – остальное она как-то почувствовала.

Заинтересованность не вызубришь. Любовь – не вызубришь.

Женя Фотченкова

Не стало Мариэтты Омаровны Чудаковой. Мне посчастливилось учиться у нее в

Литературном институте, посещать ее лекции и семинар по изучению творчества

М.А. Булгакова.

Мне запомнилось – на экзамене я сказала, что вышла замуж и поменяла фамилию…

Мариэтта Омаровна рассказала в ответ, как преподаватель, когда она вышла замуж, сразу отгадал, что теперь у него на курсе будут учиться два человека с одной фамилией – затем она подарила мне книгу работ о Зощенко с дарственной надписью. Она говорила о себе так естественно и непринужденно, без всякой позы и рисовки, и это были свидетельства о времени и о себе. Помню рассказ о том, как готовился сборник Тынянова, вышедший еще в советское время, и как везде в комментариях было велено заменять Николая Гумилева на «мужа Ахматовой», как она пыталась с этим не согласиться, как придирались и вымарывали каждую фразу. «И после этого я тяжело заболела», – говорила Мариэтта Омаровна, и было понятно, какой ценой далась ей эта работа… Она жила вместе со своими героями, словно переживала то же, что и они. И когда говорила, то будто бы дух Булгакова витал в стенах аудитории, он и так витал, так как именно в этих стенах происходило описанное в романе «Мастер и Маргарита», а мы бесконечно бродили на Патриарших после лекций, идти было совсем недалеко… Прощайте, дорогая Мариэтта Омаровна! Спасибо Вам за Ваши уроки, за волшебное погружение в мир писателя и его гениального романа, за Вашу мужественную и гражданскую позицию, за Вашу любовь к людям! Так жалко, что ковид забирает лучших из нас…

И только высоко у Царских Врат

Причастный Тайнам, – плакал ребенок

О том, что никто не придет назад…

Но останется память…

«Души их во благих водворятся, и память их в род и род…»

Вечная память!

Юрий Цветков

Позвонил Даня Файзов. Сообщил, что умерла Мариэтта Омаровна Чудакова (наша преподавательница в Литературном институте). Восемьдесят четыре года. Сразу столько вспомнил.

Как сумасшедше увлеченно читала нам лекции о Булгакове, Замятине, Зощенко, Олеше, других. Даже пугала меня этой увлеченностью, на уровне священнодействия. Иногда, в зависимости от настроения, ее или нашего, мы почему-то называли ее между собой Мариэтта Кальмаровна или Мариэтта Кошмаровна. Но это было с любовью.