13 сентября.
…Нашёл Иванова, вернее – его тело. Он бежал вслед за нами, красные выстрелили ему в спину, а потом добили ударом штыка. Иванова и Черемушкина мы с Санчесом похоронили в большой воронке, завалив сверху землёй и битым камнем. Нашли и Дитриха, он подорвал себя второй гранатой, не желая попадать в плен. Наше „отделение“ усилили, придали трёх испанцев.
15 сентября.
Вчера не дописал. Отбивали бесчисленные атаки. К концу дня от нашего „отделения“ осталось двое – я и Санчес. Один из испанцев погиб, двое решили переметнуться к противнику. Одному это удалось, второго застрелил Санчес.
Последнюю атаку отбить не смогли, отступили к центру деревни, опять нас разделяет с противником деревенская улица. Но сил на контратаку уже нет. От роты осталось не более восьмидесяти штыков. Давно не видел Свинцова. Командование взял на себя Анатолий Фок, его все зовут „генерал“.
16 сентября.
Сегодня погиб Санчес. Погиб, отбивая очередную атаку. Я не успел его даже завалить соломой, мы вновь вынуждены отступать. Наша позиция – часовня, сюда мы перенесли всех раненых и сами заняли оборону. Нас осталось тридцать четыре человека.
Часовня окружена со всех сторон, нет воды, очень мало патронов, почти нет гранат. Боюсь, придётся отбиваться штыками…
17 сентября.
Умирают раненые. Помощи уже не ждём. Забыл, когда последний раз ел. Фок обходит оставшихся в живых, стремясь поддержать каждого из бойцов.
Атака началась в три часа дня, в этот раз красные действуют осторожно, передвигаются перебежками, пулемётчики патронов не жалеют. Но противника вновь постигла неудача. Вновь они вынуждены отступить.
18 сентября.
Противник подтягивает танки, которые готовятся вести огонь прямой наводкой…»[65]
Это последняя запись в дневнике Полухина. Позже на последней странице кто-то по-французски допишет: «Погиб».
Если иностранные добровольцы в армии Франко служили, как правило, в батальонах Иностранного легиона, то у республиканцев, как уже говорилось, в составе интербригад. Как-то само собой получилось, что русских франкистов скоро стали называть «руссо бланко» – «белые русские», а их идейных противников – «лос рохос» – «красные». Поэтому можно с полным основанием говорить о продолжении русской Гражданской войны на испанской земле.
Но было одно существенное отличие той Гражданской войны и этой. На сей раз в непримиримой схватке участвовали не только бывшие белые и бывшие красные. Зачастую по разные стороны баррикад оказывались вчерашние друзья и соратники из своих же белоэмигрантских рядов.
Понять русских франкистов, продолжавших сражаться за Белую идею, просто. А вот что двигало теми, кто, пойдя на «сделку с дьяволом», переметнулся к вчерашним противникам, ответить сложнее. Хотя цена сделки была одна – возможность вернуться в Россию. Именно это и предлагали большевики через засланных ими агентов. И даже ничуть не веря красным, многие белоэмигранты принимали правила игры: несчастные, они хотели в это верить!
В отличие от русских фалангистов, преимущественно завербованных активистами РОВСа из бывших офицеров Белой армии, в республиканские интербригады шли, в основном, члены так называемого «Союза возвращения на Родину», представлявшего собой этакий конгломерат, созданный французской компартией при содействии советских спецслужб. На удочку «Союза» попадали как измученные эмиграцией бывшие офицеры, так и молодёжь, родившаяся уже за рубежом. Например, в одной из интербригад служил сын известного террориста Бориса Савинкова – Лев Савинков.
И не нужно забывать, что ещё с 1917 года на Западе проживало несколько тысяч наших солдат и офицеров, служивших в русском экспедиционном корпусе во Франции и отказавшихся в своё время возвращаться в охваченную революцией Россию. Кое-кто из них тоже записывался в интербригады. С какой целью, спросите? Да всё с той же – вернуться на родину.
Известно, что на стороне республиканцев воевало как минимум трое русских генералов.
Генерального штаба генерал-майор Павел Дьяконов при Керенском был помощником русского военного атташе в Великобритании. Будучи в эмиграции, в 1922 году он стал одним из руководителей Корпуса Императорской армии и флота (КИАФ); к тому времени генерал уже вовсю сотрудничал с ОГПУ.
После похищения в 1930 году советскими агентами генерала Кутепова Дьяконову пришлось не только отказаться от должности начальника французского округа КИАФ, но и на какое-то время скрыться. Он «вынырнул из ниоткуда» в марте 1937 года в Испании, где в качестве военного корреспондента разъезжал на машине советского посла. Его видели в районе Мадрида и в Арагоне. В том, что Дьяконов являлся платным советским агентом, не сомневался никто, знавший этого человека.
После Гражданской войны в Испании генерал Дьяконов вернулся в Париж, где беззаботно проживал на деньги Лубянки вплоть до оккупации Франции гитлеровцами. Нацисты его арестовали, но быстренько передали Москве. Лубянка встретила своего преданного агента вполне «гостеприимно» – подвалом, допросами и зуботычинами. Говорят, после одной из «задушевных бесед» в глубоком подвале уже немолодой генерал в камеру больше не вернулся…
Генерал-майор Андрей Есимонтовский в годы Первой мировой войны служил офицером Императорской гвардии; Гражданскую войну закончил командиром Гвардейской пехотной дивизии Русской армии Врангеля. Ярый монархист, в эмиграции он проживал в Греции, где был председателем монархического объединения. В Испании врангелевский генерал воевал в интербригадах, дослужившись до звания капитана.
В ряды республиканцев занесло ещё одного русского генерала – Николая Скоблина.
Генерал-майор Николай Владимирович Скоблин когда-то командовал знаменитыми корниловцами; в парижской эмиграции – один из активистов РОВСа. Как и Дьяконов, к началу тридцатых Скоблин уже тесно сотрудничал с советской разведкой, всеми доступными методами разлагая боевую структуру Русского общевоинского союза. Этого генерала считают главным «иудушкой», за «тридцать сребреников» продавшим большевикам генерала Миллера, погибшего в застенках Лубянки.
Именно Скоблин явился той лакмусовой бумажкой, по которой можно было судить о накале контрразведывательной борьбы на тайном театре военных действий. Впрочем, всё по порядку.
После создания в сентябре 1924 года «Российского общевоинского союза» (РОВС), председателем которого, как и следовало ожидать, был утверждён бывший Главнокомандующий Русской армией генерал Врангель, противостояние между белоэмигрантами и «Советами» заметно обострилось. В ответ на несколько громких терактов, устроенных на территории СССР (неудачные покушения на Бухарина, Крыленко и пр.), в результате тщательно спланированной спецоперации барон Врангель (проживавший на тот момент в Брюсселе) был заражён смертельной болезнью – туберкулёзом. Позже выяснилось, что виновником его смерти мог быть брат генеральского денщика Юдихина. Человек этот прибыл в Антверпен на советском пароходе и, судя по всему, являлся большевистским агентом. Вскоре после случившегося оба брата бесследно исчезли. Через полтора месяца тяжёлой болезни Пётр Николаевич Врангель скончался.
Барона Врангеля на посту председателя РОВСа сменил генерал Александр Петрович Кутепов (1882–1930). Но и его постигла незавидная участь. В воскресенье, 26 января 1930 года, Кутепов вышел из своей квартиры по рю Русселе в Париже и на углу с улицей Удино был схвачен то ли двумя, то ли тремя неизвестными. Они втолкнули Кутепова в автомобиль, усыпили хлороформом и под видом пьяного члена экипажа доставили на советский пароход «Спартак» в Марселе. В пути слабое сердце генерала не выдержало: он умер всего в 100 км от Новороссийска…
Однако имеют место и другие версии этого события. Например, советский разведчик Павел Судоплатов утверждал, что генерал был задержан на одной из улиц Парижа тремя сотрудниками иностранной резидентуры ОГПУ, одетыми в полицейскую форму, под предлогом проверки документов. Вынужденный сесть с ними в автомобиль, генерал оказал физическое сопротивление и скончался от сердечного приступа. Таким образом, если верить Судоплатову, никакой переправки в Советский Союз генерала Кутепова не было.
Зато точно известно другое: всей операцией руководили начальник 1-го отделения ИНО ОГПУ Яков Серебрянский и заместитель начальника контрразведывательного отдела ОГПУ Сергей Пузицкий. И ещё одна важная деталь: в день похищения Кутепов шёл на встречу с кем-то из своих; и этот свой, скорее всего, являлся одним из близких друзей.
Кто этот «свой», стало понятно после похищения преемника Кутепова – генерала Евгения Карловича Миллера (1867–1939), в 1937 году.
Если долго идти на запад – обязательно придёшь на восток, говорил мудрый Конфуций.
Генерал Николай Скоблин в Галлиполийском лагере являлся командиром Корниловского ударного полка. Когда РОВС возглавил Александр Кутепов, стал одним из его ближайших помощников. Осенью 1930 года был завербован бывшим однополчанином, ставшим агентом ОГПУ, неким Петром Ковальским, получив при этом кличку «Фермер». (Его супруга, певица Надежда Плевицкая, станет соответственно «Фермершей».)
Во второй половине тридцатых Скоблин уже чувствовал себя грешником на дьявольской сковородке. Те иудины двести долларов, предложенные вербовщиком как ежемесячный оклад за работу на НКВД[66], уже не согревали ни сердце, ни душу. Тем не менее эти деньги, как ему намекали, следовало отрабатывать.
А из России приходили чудовищные вести: огромная когорта «бывших» томилась в тюремных подвалах, счёт расстрелянных шёл на тысячи. В стране разгул «Большого террора». Смятение и среди наших резидентов-разведчиков за рубежом. Зная, что их ожидает на родине, кое-кто возвращаться отказывается. Таких безжалостно ликвидируют. Освобождающиеся места занимают другие – из числа когда-то непримиримых врагов.