С приходом к власти в Германии Гитлера председатель РОВС генерал Евгений Карлович Миллер всё больше склоняется к мысли о необходимости сотрудничества с нацистами. Это подтолкнуло руководство НКВД принять решение убрать Миллера, поставив на его место Скоблина, что существенно изменило бы расстановку сил. Была разработана секретная операция, главная роль в которой отводилась генералу-перебежчику.
22 сентября 1937 года Скоблин предлагает своему шефу встретиться с германскими представителями. Однако Миллер был тёртым калачом и, уходя на встречу, оставил записку: «Сегодня в 12 часов 30 минут у меня назначена встреча с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмэ и Раффэ. Он должен взять меня на рандеву с двумя немецкими офицерами. Один из них – военный атташе сопредельного государства Штроман, полковник, другой – герр Вернер, сотрудник здешнего германского посольства. Оба хорошо говорят по-русски. Встреча организована по инициативе Скоблина. Возможно, это ловушка, поэтому я оставляю вам эту записку»[67].
Миллер не вернулся.
Один из асов советского Разведупра РККА, «невозвращенец» Вальтер Кривицкий (Самуил Гершевич Гинзберг), вспоминал: «Коллеги Миллера пришли в ту ночь в отель, где проживали Скоблин и его жена. Сначала Скоблин отрицал, что знает что-либо о местонахождении Миллера или о назначенном обеде, предъявляя алиби своей непричастности. Когда ему показали записку Миллера и пригрозили отправить в полицейский участок, Скоблин, воспользовавшись удобным моментом, выскользнул из комнаты и уехал в поджидавшем его автомобиле. Следов Миллера не было найдено. Скоблин тоже исчез»[68].
А роль Скоблина в этой трагедии стала очевидна, за ним началась охота.
Руководитель РОВС генерал Миллер повторит судьбу своего предшественника. Как и Кутепов, он будет похищен сотрудниками ИНО ГУГБ НКВД на одной из парижских улиц и усыплён хлороформом. Потом его отвезли на север Франции – в порт Гавр, – откуда на пароходе «Мария Ульянова» доставили в Ленинград, а оттуда – в Москву, на Лубянку. В течение двух лет белый генерал маялся в застенках НКВД (з/к № 110 содержался в тюрьме под именем Иванова Петра Васильевича); в 1939 году Миллера расстреляют.
Из злоумышленников по горячим следам арестовать удалось только Плевицкую. По обвинению в сотрудничестве с НКВД она оказалась в центральной тюрьме французского города Ренн, где в октябре 1940 года скончалась.
А Скоблин, бежав из Франции, появился в Испании, где вместе с засланными из Советского Союза агентами занимался созданием партизанских отрядов и налаживанием диверсионной работы (лично участвовал в диверсиях в Каталонии и Валенсии). Погиб генерал случайно, при бомбардировке Барселоны в 1938 году[69].
Впрочем, имеется и другая версия гибели Николая Скоблина. Некоторые считают, что «иудушку», заподозрив в двойной игре, ликвидировали сотрудники НКВД Орлов, Серебрянский и Эйтингон.
Вальтер Кривицкий: «…Генерал Скоблин – центральная фигура заговора ОГПУ против Тухачевского и других генералов Красной Армии. Скоблин играл тройную роль в этой трагедии макиавеллиевского масштаба и был главным действующим лицом, работавшим по всем трём направлениям. В качестве секретаря кружка Гучкова он был агентом гестапо. В качестве советника генерала Миллера он был лидером монархистского движения за рубежом. Эти две роли выполнялись им с ведома третьего, главного хозяина – ОГПУ…Удалось выяснить, что Скоблин был непосредственно связан с загадочным похищением в начале 1930 года генерала Кутепова – предшественника генерала Миллера на посту главы Федерации ветеранов царской армии»[70].
Таким образом, если верить советскому резиденту В. Кривицкому, Скоблин работал даже не на две, а на три разведки! Именно поэтому его и ликвидировали.
Зафрахтовав легкомоторный самолёт, направлявшийся в Испанию, Орлов со товарищи убили «двурушника» на борту, а труп сбросили в море. Над правдоподобностью этой версии заставляет задуматься принадлежавшее генералу золотое кольцо, которое после гибели Скоблина странным образом оказалось у резидента-перебежчика ИНО в Испании Александра Орлова.
Курировал операцию по ликвидации Скоблина лично начальник ИНО НКВД[71] Абрам Слуцкий, и отправленная в парижскую резидентуру НКВД его шифротелеграмма полностью это подтверждает: «Париж. Шведу и Яше. Лично. Ваш план принимается. Хозяин просит, чтобы всё прошло чисто, а у жены „Тринадцатого“ создалось впечатление, что с ним всё в порядке и он дома»…
«Человек, стоящий на цыпочках, не может долго стоять». Лао Цзе…
О советских разведчиках, работавших в годы Гражданской войны на Пиренеях, в последнее время сказано и много, и мало. (Можно было написать – о шпионах, но о них говорят, когда речь заходит о противнике.) Много же написано ровно настолько, насколько возможно было предать огласке рассекреченные материалы. И всё-таки – мало; потому что не может быть слишком много информации, когда речь заходит о разведке.
Тем не менее всегда считалось, что наши разведчики занимались в Испании в основном диверсиями (конечно, помимо сбора секретной информации). Так оно и было, тем более что бойцы невидимого фронта действовали как по линии Разведупра, так и НКВД. А если учесть, что у итальянцев были свои шпионы, а от Германии, помимо «птенцов Канариса», шныряли ищейки гестапо, можно представить, какой помойной ямой выглядели Пиренеи в тридцатые годы.
Советские газеты («Правда», «Известия») пестрели горячими сообщениями об очередном подвиге «партизан», пустивших под откос пару-тройку франкистских эшелонов, взорвавших какой-нибудь мост или вражескую казарму, спаливших военный склад. За всем этим просматривалась опытная рука профессиональных разведчиков. Хаджи-Умар Мамсуров, Наум Эйтингон, Илья Старинов («Рудольфо»), Василий Троян – все эти легендарные бойцы «невидимого фронта» прошли «испанскую школу». Хотя, по правде, не Испания стала для этих людей школой, а они сами создали целую «школу» из того опыта, который приобрели в этой стране.
Советская разведка (впрочем, как и германская) внедрилась во все слои испанского общества – от портового торговца рыбой до родственников высокопоставленных чиновников франкистского правительства. Известно, например, что агенты Наума Эйтингона вышли на племянника лидера испанских фалангистов Антонио Примо де Риверы. Эта связь оказалась бесценной, ибо благодаря полученной от этого человека информации на столе руководителей советской разведки всегда лежали самые свежие сведения о поставках в Испанию германских и итальянских войск и техники.
Однако это, как говорится, лишь лицевая сторона медали. Была и оборотная, ещё более засекреченная и, возможно, более значимая для советских руководителей. Дело в том, что, помимо открытого противостояния на полях сражений между националистами и республиканцами, в стане последних шла ожесточённая тайная борьба за власть. И, надо сказать, Советский Союз в разжигании этого скрытого от посторонних глаз противостояния играл не самую последнюю роль.
В отличие от СССР, в Испании не было партийного единоначалия; многопартийность прижилась на Пиренеях ещё задолго до Гражданской войны. К слову, большим авторитетом там пользовались анархисты и марксисты – в частности, левая марксистская партия ПОУМ («Рабочая партия марксистского единства»). Последнюю коммунисты и Коминтерн рассматривали как троцкистскую.
А теперь призадумаемся: 1937–1938 годы, в Советском Союзе свирепствует «Большой террор», за одно обвинение в троцкизме тут же ставят к стенке. А где-то в Испании, негодует Сталин, целая партия троцкистов безнаказанно не только существует, но ещё и строит козни коммунистам!
Сразу заметим, испанские троцкисты не просто «строили козни». Входившая в Народный фронт ПОУМ имела достаточно политического веса для того, чтобы не поддаться ни коммунистам, ни социалистам. Могла ли это терпеть сталинская верхушка, развязавшая в своей стране вакханалию смерти для всех и всякого? Сталину, возомнившему себя вершителем судеб миллионов людей не только в Стране Советов, но и как минимум в Европе, на испанскую междоусобицу, с её кровопролитием и огромными жертвами, было, собственно, наплевать, не окажись там троцкисты. А слово «Троцкий» действовало на Кобу как красное полотнище на разъярённого быка. Тогда-то и началась испанская коррида по-сталински.
«В течение 1938–1939 годов в Испании шла, в сущности, не одна, а две войны, обе не на жизнь, а не смерть, – вспоминал советский разведчик Павел Судоплатов. – В одной войне схлестнулись националистические силы, руководимые Франко… и силы испанских республиканцев… Вторая, совершенно отдельная война шла внутри республиканского лагеря. С одной стороны Сталин в Советском Союзе, а с другой – Троцкий, находившийся в изгнании»[72].
Возьму на себя смелость сказать больше: не исключено, что военная помощь республиканцам была всего лишь прикрытием основного действа – тайной войны с троцкизмом, развернувшейся на испанской земле. И всё указывало именно на это.
Начальником Генштаба РККА Егоровым было создано так называемое «Управление особых задач», регулярно засылавшее в Испанию своего рода «мобильные группы» для проведения террористических актов против активных членов ПОУМ. Таким образом, над лидерами ненавистной большевикам партии шла активная расправа.
Вальтер Кривицкий: «…Сталин приказал Ягоде, тогда еще шефу ОГПУ, создать в Испании отделение своего ведомства – советской тайной полиции. Мог ли всесильный Ягода знать, что через пять дней после этого важнейшего поручения он будет снят со своего поста, а через несколько месяцев помещён в одну из камер Лубянки, которыми он так долго заведовал?… Но пока, повинуясь Сталину, Ягода 14 сентября 1936 года созвал чрезвычайное совещание в своём московском штабе на Лубянке. Среди участников были Фриновский, командующий войсками ОГПУ, позже народный комиссар военно-морского флота (его карьера внезапно оборвалась в 1939 году, когда он „исчез“), А. Слуцкий, начальник Иностранного отдела ОГПУ, генерал Урицкий из Генштаба Красной Армии. От Слуцкого, которого я часто встречал в Париже и в других местах, я узнал, что один из ветеранов его службы был послан с задачей организации ОГПУ на территории законного правительства Испании. Им был некто Никольский, он же Швед, он же Лёва, он же Орлов.