В связи с тем, что доступ в засекреченную местность оказался временно закрыт, среди местного населения появились всякого рода слухи. Во избежание излишнего интереса к пещере было сообщено, что там развёрнут лазарет для фронтовиков, страдающих инфекционными болезнями. После этого разговоры о пещере быстро поутихли.
Теперь предстояло перевезти ящики из пещеры в порт. Франкисты, извещённые германской разведкой о секретной операции, участили воздушные налёты не только на Картахену, но и на подъездные пути к базе. Поэтому внезапная атака вражеских самолётов могла испортить всё дело. Секретный груз решено было перевозить в ночное время, на автомобилях с потушенными фарами.
Двигаться ночью по скалистому серпантину мог далеко не каждый, и Орлов усаживает за руль наших танкистов из числа добровольцев, предварительно переодев их в испанскую военную форму. Каждый понимает: ошибка будет стоить жизни.
Перевозка прошла блестяще! За три ночи (с 22 по 25 октября) были вывезены все ящики, которые в порту уже ждали советские корабли. В целях безопасности золото распределили на четырёх судах – «Нева», «Кубань», «Ким» и «Волголес». В тех же целях корабли покидали порт с суточным интервалом. На борту каждого из кораблей находился представитель Национального банка Испании.
(Операция была настолько секретной, что даже военно-морской атташе СССР в Испании Николай Кузнецов, на плечи которого легла ответственность по погрузке золота на корабли, до конца был уверен, что в ящиках… никелевая руда.)
Через несколько дней «золотой караван», минуя Мраморное море и Босфор, благополучно добрался до Одессы. Оттуда специальным железнодорожным составом драгоценный груз был доставлен в Москву. В советской столице большую часть испанского золота разместили в хранилище Управления драгметаллов Наркомата финансов СССР, на Неглинной улице.
Когда в газете «Правда» было опубликовано сообщение о награждении старшего майора госбезопасности Никольского (Орлова) орденом Ленина, а майора госбезопасности Наумова (Эйтингона, его заместителя) орденом Красного Знамени, никто, кроме горстки посвящённых, не придал этому сообщению ни малейшего значения…
Как часто бывает в историях, в которых фигурируют большие деньги, испанские сокровища кое-кому не давали покоя. На сей раз золото стало настоящей головной болью для Сталина. Генсек негодовал: если верить агентурным сведениям, начали предавать самые преданные! Кто-то ворует, кто-то – откровенно шантажирует. Везде требуется внимательное око Хозяина, без этого – никак! Куда ни посмотри – везде «враги народа», вредители да изменники…
Весной 1939 года из французской резидентуры НКВД поступил сигнал: часть испанского золота разворована. Якобы разбазарили свои же агенты. Секретная шифровка тут же легла на стол Сталину. Генсек вызвал Берию – и закрутилось…
Однако на запрос из Москвы последовал довольно гневный ответ шефа испанской резидентуры Наума Эйтингона («Генерал Котов», «Том», «Пьер»):
«Я не бухгалтер и не клерк. Пора Центру решить вопрос о доверии Долорес Ибаррури, Хосе Диасу, мне и другим испанским товарищам, каждый день рискующим жизнью в антифашистской войне во имя общего дела. Все запросы следует переадресовать к доверенным лицам руководства ЦК французской и испанской компартий Жаку Дюкло, Долорес Ибаррури и другим. При этом надо понять, что вывоз золота и ценностей проходил в условиях боевых действий».
Вот так, правдиво, доходчиво и кратко. Чем не сводка с передовой?
Получив ответ, Берия вызвал помощника начальника ИНО НКВД Павла Судоплатова и приказал «разобраться на месте». Захватив пару опытных ревизоров, тот отправился в Гохран. Когда после двух недель тщательной проверки старший из ревизоров (некий Берензон, бывший главным чекистским бухгалтером со дня основания «конторы») доложил, что «всё тютелька в тютельку», отправились к Берии. Уже вечером нарком был у Сталина.
– Это золото – наше! – выдавил из себя бывший не в духе генсек. – И мы никому не позволим его разбазаривать…
Потом походил по кабинету, вновь раскурил трубку и лишь тогда спросил:
– А как решается вопрос с этим… с Орловым?
Берия весь поджался и нарочито бодро ответил:
– Работаем, товарищ Сталин. От нас не уйдёт, достанем…
– Найти, но пока не трогать, – приказал генсек. – Да, и с матери его глаз не спускайте.
Сталин затянулся, и в отсвете вспыхнувшей «Герцеговины Флор» на вытянувшегося перед ним собеседника стрельнули полные злобой глаза.
В последние дни от одного слова «Орлов» Иосиф Виссарионович, и без того не отличавшийся добрым нравом, буквально терял голову. В такие минуты вызов в кабинет генсека никому не сулил ничего хорошего…
Война разведок, начавшаяся на испанских фронтах, где шла ожесточённая Гражданская война, постепенно перемещалась в другие европейские страны.
После освобождения в мае 1935 года от обязанностей начальника ИНО ГУГБ НКВД СССР Артура Артузова, который сосредоточился на работе в Разведывательном управлении (Разведупре) РККА, началась постепенная ротация зарубежных агентов. 1937 год явился самым напряжённым в деятельности зарубежной разведки. С приходом в иностранный отдел ГУГБ НКВД Сергея Шпигельгласа (стал заместителем начальника ИНО Абрама Слуцкого) получили развитие так называемые «литерные операции», связанные с ликвидацией и похищением агентов-перебежчиков и нежелательных эмигрантов[76]. Так, в августе во Франции был убит беглый резидент ИНО НКВД в Константинополе Георгий Агабеков; тело его не было найдено. В сентябре в Швейцарии расстреляли беглого агента ИНО НКВД Игнатия Рейсса (Порецкого), выступившего с открытым письмом против Сталина. (О нём чуть позже.)
Что ждало белоэмигрантов, «заслуживших» право на возвращение, на их исторической родине? Да, в общем-то, ничего хорошего. Они возвращались не в самую лучшую для страны годину – в период кровавых репрессий. Тогда расправлялись и с более «заслуженными» – с теми, кто как раз и выиграл русскую Гражданскую войну. Что уж говорить обо всех тех деникинцах, врангелевцах, дроздовцах и марковцах? Сажали, пытали, расстреливали.
Из воспоминаний полковника Красной армии Семёна Кривошеина («коронель Мели»), встретившего в Мадриде русского белоэмигранта, воевавшего на стороне республиканцев:
«…Он говорил, что приехал в Испанию по зову сердца, чтобы сражаться за республику и этим хотя бы отчасти искупить свою вину перед Россией. Офицер этот потом действительно храбро воевал. В 1938 году я его встретил в Москве уже советским гражданином»[77].
Тот факт, что Кривошеин повстречал на московской улице «советского гражданина» из «бывших», ни о чём не говорит. В те годы и сам полковник не дал бы за свою голову и полушки. А уж за жизнь «одумавшегося» белоэмигранта – и подавно…
Но проблема состояла в том, что с некоторых пор стали расправляться с самыми преданными резидентами.
Александр Михайлович Орлов (Лев (Лейба) Лазаревич Фельдбин) (1895–1973) профессию человека «плаща и кинжала» освоил ещё в Гражданскую войну в России, когда служил в Особом отделе 12-й армии. Позже командовал отрядом особого назначения. В начале двадцатых Орлов – сотрудник Архангельской ЧК, где особо отличился в должности начальника следственно-розыскной части и особоуполномоченного по фильтрации белых офицеров на Севере.
С 1924 года – работа в Экономическом управлении ГПУ, под началом двоюродного брата, Зиновия Кацнельсона. После недолгой работы в Закавказском ОГПУ был переведён в Иностранный отдел ОГПУ. В качестве нелегального резидента (уже как Лев Никольский) руководил агентурной сетью во Франции, Австрии, Англии, Италии и Испании.
Из воспоминаний Павла Судоплатова:
«Настоящая фамилия Орлова-Никольского – Фельдбин, он же „Швед“ или „Лёва“ в материалах оперативной переписки. На Западе, впрочем, он стал известен как Александр Орлов. Я встречался с ним и на Западе, и в Центре, но мимолётно. Тем не менее считаю важным остановиться на этой фигуре подробнее, так как именно его разоблачения в 50-х и 60-х годах в значительной мере способствовали пониманию характера репрессий 37-го года в Советском Союзе. Кстати, вопреки его утверждению, Орлов никогда не был генералом НКВД. На самом деле он имел звание майора госбезопасности, специальное звание, приравненное в 1945 году к рангу полковника. В начале 30-х годов Орлов возглавлял отделение экономической разведки Иностранного отдела ОГПУ, был участником конспиративных контактов и связей с западными бизнесменами и сыграл важную роль в вывозе новинок зарубежной техники из Германии и Швеции в Союз.
Вдобавок Александр Орлов был ещё и талантливым журналистом. Он не был в Москве, когда шли аресты и расправы в 1934–1937 годах, но его книжная версия этих событий была принята публикой как истинная…
Александр Орлов отлично владел английским, немецким и французскими языками. Он весьма успешно играл на немецком рынке ценных бумаг. Им написан толковый учебник для высшей спецшколы НКВД по привлечению к агентурному сотрудничеству иностранцев. Раиса Соболь, ближайшая подруга моей жены, ставшая известной писательницей Ириной Гуро, в 20-х годах работала в Экономическом отделе ГПУ под его началом и необычайно высоко его ценила. Из числа своих осведомителей Орлову удалось создать группу неофициальной аудиторской проверки, которая выявила истинные доходы нэпманов. Этой негласной ревизионной службой Орлова руководил лично Слуцкий, в то время начальник Экономического отдела, который затем, став руководителем Иностранного отдела, перевёл Александра Орлова на службу в закордонную разведку. В 1934–1935 годах Орлов был нелегальным резидентом в Лондоне, ему удалось закрепить связи с известной теперь всему миру группой: Филби, Маклин, Бёрджесс, Кернкросс, Блант и другими.