– Нет-нет, – поспешно заверил командарм. – Мы атакуем только передовыми отрядами, а главные силы приводим в порядок.
Решение Чистякова мне понравилось: ведь продолжая атаки, он не позволял фашистам закрепиться на новых рубежах. […]
В тот же день Чистяков доложил, что его корпуса очистили от фашистов местечко Друя… Прикинув на карте, я с удовлетворением отметил: части 6-й гвардейской продвинулись на запад от 10 до 20 километров. Почти таких же успехов добилась 43-я армия. Генерал И.И. Людников прислал донесение о том, что его корпуса почти по плану выдвигаются к линии фронта.
Некоторое замедление марша объясняется необходимостью часто развёртывать авангарды для уничтожения блуждающих по тылам фашистских разрозненных частей. Он сообщил, что передовые части армии как раз завершили разгром крупной группировки фашистов, пробивавшейся на запад. Командовавший этой группировкой генерал-лейтенант Винцент Мюллер взят в плен вместе с многими офицерами и солдатами»[149].
Вышеизложенное – это, так сказать, вид сверху, из штабного кабинета, где больше оперируют сводками, донесениями и докладами об исполнении приказов. Совсем другое видение войны вблизи передовой, когда в любой миг можешь оказаться убитым. С первых же дней на фронте рядовой Эфрон обратил на себя внимание начальников своей образованностью. Именно поэтому его всё чаще и чаще привлекают к канцелярской работе; и пока что он занимает «мифическую должность» ротного писаря.
Из письма Г. Эфрона:
«12. VI. 1944 г. Дорогие Лиля и Зина! Пишу, сидя в штабе. В комнате соседней слышны звуки патефона, передающие какую-то унылую песню, вернее, заунывную. Сейчас прошёл дождь, теперь – бледное солнце… На столе – истрёпанная книга Стивенсона „Остров сокровищ“, которой увлекаются телефонистки и ординарцы.
Кстати, я подметил одну национальную особенность нашего веселья: оно не весёлое в подлинном смысле этого слова. Элемент тоски и грусти присущ нашим песням, что не мешает общей бодрости нашего народа, а как-то своеобразно дополняет её. Писать своё хочется ужасно, но нет времени, нет бумаги… Хотелось бы мне написать Вам детально о своих приключениях (всё это очень интересно!), но это ещё успеется. Одно совершенно ясно теперь: всё идет к лучшему, война скоро кончится, и немцы будут разбиты. Это знают все, весь мир желает этого, добивается этого, – и добьётся… 3 месяца запасного полка, 2 недели фронта (…ну и 19 лет жизни!) Что дальше?…
Скоро предстоят решающие бои и штурмы; пожелайте мне добрых успехов для участия в них… Ваш Мур»[150].
Ещё одно письмо, с разницей в два дня:
«…Передовая – близко; идёт артперестрелка… К вечеру на дорогах гудят американские грузовики, усиливается артперестрелка, и донимают комары. Воображаю, сколько будет здесь шума от артиллерии, когда начнутся решающие сражения! Вообще, настроение перед атакой, перед штурмом – совсем особое, именно предгрозовое, и мы все сейчас его переживаем, и люди торопятся заниматься, писать домой, играть на гармошке, смеяться и даже спать. Все чувствуют, что вот-вот „начнётся“… Когда точно – никто не скажет, но что действительно скоро „начнётся“, это – факт…»[151]
До встречи с противником оставались считанные дни…
Из воспоминаний И.Х. Баграмяна:
«…Наш разведчик доложил, что в ходе ожесточённых боёв 81-я силезская и 290-я гамбургская пехотные дивизии противника разгромлены наголову, но фашистское командование ввело в сражение ещё три свежие дивизии – 225-ю и 263-ю пехотные и 6-ю охранную. Из допроса пленных офицеров было установлено, что вторжение войск 1-го Прибалтийского фронта в Прибалтику на южном крыле группы армий „Север“ вынудило Гитлера, как это он обычно практиковал, снять генерал-полковника Линдемана с должности командующего группой армий „Север“ и назначить на его место генерал-полковника Фриснера. Это он, командуя группой „Нарва“, сумел задержать войска Ленинградского фронта на реке Нарва. Был снят и командующий 16-й армией, действовавшей на рижском направлении. Генерала Ганзена сменил более молодой и энергичный генерал Лукс.
Смена командующих ощущалась и нами. Группа армий „Север“ с каждым днём активизировала свои действия, и я всё больше опасался за правый фланг фронта. Было ясно, что генерал Фриснер сделает всё, чтобы оправдать доверие фюрера, то есть закрыть брешь, которую 1-й Прибалтийский фронт создал своим наступлением на стыке групп армий „Север“ и „Центр“… Однако настойчивые атаки 6-й гвардейской и переход в наступление войск А.И. Еременко заставили Фриснера отказаться от наступления»[152].
Гитлеровский военачальник генерал-полковник Йоханнес Фриснер после войны отделается относительно легко. После разгрома нацистов он окажется в плену у американцев и уже через два года будет выпущен на свободу. Скончается в Баварии в 1971 году, но до этого, в середине пятидесятых, успеет опубликовать свои мемуары «Преданные сражения» (по идеологическим соображениям в СССР они будут переведены как «Проигранные сражения»). В своих воспоминаниях Фриснер, описывая положение дел северо-западнее Витебска летом 1944 года, опубликует своё оправдательное письмо Гитлеру:
«Мой фюрер! Когда 3 июля 1944 года Вы поручили мне командование группой армий „Север“, обстановка на фронте группы армий „Центр“ уже позволяла говорить о серьёзной угрозе южному крылу группы армий „Север“… Когда я прибыл сюда, войска северного крыла группы армий „Центр“, отведённые назад в связи с угрозой охвата, находились в 15 километрах и северо-востоку от Глубокого…Для нанесения контрудара во фланг наступающей группировки противника, то есть в направлении Шарковщины, теперь уже нет соответствующих предпосылок. Не имелось необходимых для этого войск, и к тому же противник, непрерывно наращивая свои силы в районе Друя, Дрисса, Миоры, сковал наши соединения южнее Западной Двины. Постоянный и всё усиливающийся нажим противника на северный фланг 3-й танковой армии явился поводом для отвода группой армий „Центр“ своего северного крыла дальше на запад»[153].
Вдогонку ещё одна цитата – на сей раз пехотного генерала вермахта Курта фон Типпельскирха, ставшего после войны военным историком. В те дни он исполнял обязанности командующего 4-й армией. Типпельскирх писал:
«…Особенно неприятным было наступление северо-западнее Витебска, так как оно в отличие от ударов на остальном фронте явилось полной неожиданностью, поразив особенно слабо защищённый участок фронта на решающем в оперативном отношении направлении…Глубокие клинья превратились в прорывы»[154].
В конце июня – начале июля 1944 года части 154-й стрелковой дивизии 103-го гвардейского корпуса 6-й армии окажутся… в «мясорубке».
В ШО штаба 103 ск из 154 сд
Шифровка № 089
Подана 6.7.44 г. в 22–20:
«Начальнику штаба корпуса
Оперативная сводка
Штаб дивизии-154 Домбувка-3 6.7.44 г. 21-00
1. Огневое сопротивление противника – западный берег р. Друйка.
2. Части дивизии в 14 час 00 мин, перейдя в наступление, к 21 ч 00 м вышли на рубеж:
473 сп: Кодаронцы, Исачки.
437 сп: Коковщина.
510 сп: удерживает прежний рубеж.
Потерь за время марша нет.
При сосредоточении в указанный район взято 5 пленных.
4. Боеприпасы подвозятся.
5. Дороги проходимы.
Из письма Г. Эфрона:
«15/VI-44 г. Милые Лиля и Зина!
Пишу Вам после бурно проведённой ночи, вернее – бурно начавшегося рассвета: впервые мне пришлось познакомиться со шрапнелью, которой нас задумали активно угощать. Знакомство было не из приятных, поверьте! Но ничего – к счастию это было не слишком близкое – и не личное! – знакомство. Пришлось также переходить речку вброд; все перешли прямо в ботинках и обмотках; я же не мог на это решиться и триумфально прошествовал с ботинками в руке. Ночью орудовал лопатой, кстати сказать, весьма неважно, что обусловило кое-какие замечания о том, что я-де наверное „москвич“. Вообще я здесь несколько в диковинку и слыву за „чистёху“ и т. п. Но всё это – пустяки, поскольку всё временно и настанет час, когда всё, в том числе и мы – станем на своё место… Что меня ждёт впереди? Я твёрдо уверен в успехе в жизни, который придёт в своё время, как и общая наша победа, – а её уже видно.
Привет. Ваш Мур»[156].
Браво, Мур! Мало того, что этот «чистёха» «триумфально прошествовал с ботинками в руке» при форсировании речки, так ещё, угодив под вражескую шрапнель, он стал настоящим «стреляным воробьём». Но, если заметили, за несколько ироничным повествованием о солдатском житье-бытье промелькнуло самое главное – патриотичное словосочетание «общая наша победа», которую, как пишет, «уже видно»…
Однако чем ближе 437-й стрелковый полк, в котором служил Георгий Эфрон, приближался к линии соприкосновения с противником, тем заметнее менялась обстановка в части.
«30/VI-44 г.
…Меня перевели из моего подразделения, в котором я находился с самого начала пребывания на фронте, в другое, совсем новое. В прежнем я уже обвыкся и обжился, и в новое переходил неохотно. Я стал вновь работать писарем. Но у меня „движение карьеры“ почему-то шиворот-навыворот и вместо того, чтобы с низу идти вверх, оно идёт сверху вниз… В новом подразделении я сразу был назначен писарем, но здесь моя писарская карьера была кратче ещё более чем раньше и через несколько дней закончилась. После этого я некоторое время проработал на мифической должности связного старшины: после боя таскал оружие, носился с поручениями с передовой в „тыл“, помогал носить раненых и т. д. Вчера и эта моя деятельность завершилась, и вот я из ячейки управления перешёл в стрелковое отделение, простым бойцом. Во всех трёх случаях видна явно нисходящая линия – сверху вниз. Чем это объясняется? Было бы несправедливостью обвинять кого-либо в этом, кроме себя самого… Писарская работа схожа с этой, и наводила на меня самую настоящую тоску и скуку, я от неё буквально засыпал…