Во-вторых, перебегать к немцам, то есть к захватчикам, в тот период было бы безумием: фрицы драпали по всем фронтам! 8 июля 1944 года в районе Минска капитулировала гитлеровская группировка из состава 4-й армии вермахта. До этого окруженцы упорно пытались прорваться, но были брошены убежавшими основными частями. 5 июля из минского котла была получена последняя радиограмма в адрес командования группы армий «Центр»: «Сбросьте с самолёта хотя бы карты местности, или вы уже списали нас?»
Через несколько дней после этого в Минске состоится Партизанский парад; чуть позже советские войска освободят от гитлеровцев Даугавпилс.
Но это – так, для общего понимания ситуации. Ведь для какой-нибудь мадам Швейцер, обвинявшей фронтовика Грибанова за его правдивые изыскания, Европа – некая Луна, вращающаяся вокруг Вашингтона. Откуда американке было знать, кто драпал и куда: важнее было оправдать свой собственный драп. Дамочка, похоже, даже не догадывалась, что немцы на нашей земле вовсе не были «освободителями», а как раз наоборот – поработителями. Да и в сорок четвёртом они представляли из себя порой довольно жалкое зрелище.
Из воспоминаний санинструктора Елены Карповой:
«…И вот прибыли в Белоруссию. Выгружаемся в Кричеве. Видно, здесь начнут лупить фрицев. Ведь это кратчайший путь был для них до Москвы, а для нас будет до Берлина. Кричев, Быхов, Могилёв – какой ужас, что здесь творится, не поддаётся никакому описанию, нужно увидеть своими глазами, но лучше бы никогда не видеть этого. Всё смешалось – леса, болота, комары, партизаны, тысячами выходящие из лесов, немцы, власовцы, мины, сожжённые деревни, гарь, вонь и трупы, трупы, трупы… Тысячи трупов в серо-зелёных и чёрных мундирах. Ими буквально устлана земля – разбросанные, стянутые в кучи. Где есть небольшой клочок освобождённой от трупов земли, она густо полита кровью, от неё исходит тошнотворный запах, и ползают белые черви. Временами кажется, что это сон, жуткий, кошмарный, хочется проснуться, но трупы не уходят. Освобождено от них только шоссе…
Какая же пропасть между советскими солдатами и фашистами. Они своих ослабевших, отставших бросают на дороге, и в голову никому не приходит помочь им… Один фриц ослабел и лёг на обочине – не может идти, у него из ушей течёт, они его бросили, а кто-то из наших солдат положил перед ним полбулки хлеба и несколько стеблей зелёного лука»[164].
Но было кое-что ещё, пострашнее мёртвых фрицев. И это молодой красноармеец Эфрон тоже наблюдал собственными глазами: зверства фашистов на оккупированной ими земле. Многострадальной Белоруссии досталось от гитлеровских «освободителей» как никому.
Из докладной записки члена Военного совета 1-го Прибалтийского фронта генерал-лейтенанта Д.С. Леонова начальнику Главного политуправления Красной армии А.С. Щербакову:
«…За время наступательных боёв – с 23 июня по 10 июля 1944 года – войска Первого Прибалтийского фронта освободили от немецких захватчиков более 3000 населённых пунктов Витебской и Вилейской областей Белорусской Республики. 1 июля войска фронта вступили на территорию Западной Белоруссии и за 10 дней июля освободили 12 районов Вилейской области… Основная масса населения с радостью встретила Красную армию…
Своей жестокостью и зверствами в Западной Белоруссии немцы главным образом отличились в районах партизанского движения… В 1942 году в дер. Углы, Угловского сельсовета, сожжено большинство домов. В огне погибло много женщин, детей и стариков. Сильно разрушены районные центры: Плисса, Шарковщизна, Глубокое, Воропаево. Еврейского населения, которого в данных районах до прихода немцев было довольно много, почти нет, всё вырезано. Только в одном населённом пункте Иоды расстреляно немцами до 500 евреев. Большие еврейские погромы немцы устраивали в местечках Глубокое и Шарковщизна»[165].
Санинструктор Елена Карпова: «В ближайшей от нас деревне фашисты убили всех жителей. Уцелела годовалая девочка, но у неё прострелены обе ручки (верхняя треть плеча). Я делаю ей перевязки, ранки очень нехорошие, её бы положить в госпиталь. Носит её ко мне старушка, которая тоже спаслась совершенно случайно. Была в лесу, собирала ягоды, услышала автоматные очереди, думала, что кур пришли бить. А когда вошла в деревню, увидела, что всех до единого жителей убили. Живой осталась только эта девочка с простреленными ручками. Старушка рассказывала, что в некоторых деревнях эсэсовцы брали грудных младенцев, ломали о колено им позвоночник и бросали в колодец. Звери – и те не мучают жертву, убивают сразу. С кем же их можно сравнить? Вот поэтому нас радуют эти горы трупов, язык не поворачивается назвать их людьми…
Приехали на Березину. Красивая, тихая, задумчивая река, но берега её осквернены трупами проклятых фашистов. Сотни плывут вниз по реке. Особенно много их в районе моста… Отборные СС, чистокровные арийцы, они не хотели сдаваться в плен и решили пробиться из окружения. Рядом с мостом посёлок Октябрь. Ворвавшись в посёлок, эти сволочи стали расстреливать всё мужское население, начиная с пятнадцати лет. Там и были только подростки, и то немного, да старики, они их всех уложили»[166].
Следует заметить, те самые эсэсовцы, чьи трупы в сорок четвёртом заполонили кюветы белорусских дорог, при жизни отличались поистине нечеловеческой, какой-то животной жестокостью. Когда началась война, будущий советский космонавт Константин Феоктистов[167] был подростком. Однако это не помешало мальчишке из Воронежа стать разведчиком. Четырежды он благополучно переплывал Дон для сбора разведданных, но в пятый раз был схвачен эсэсовским патрулём. Немецкий офицер в чёрном мундире поставил подростка на краю ямы для расстрела, но долго не решался нажать на курок – поднимет пистолет, опустит, вновь поднимет и вновь опустит… И всё-таки он выстрелил. Пуля попала парню в нижнюю челюсть и вышла через шею. Окровавленную жертву сбросили в яму. Ночью Костя выбрался из могилы и, истекая кровью, нашёл в себе силы переплыть Дон; на той стороне его выходили наши врачи…
Даже в воспоминаниях скупых на чувства советских военачальников порой просачивается страшная правда войны, которую им пришлось видеть собственными глазами. Вот, например, что при освобождении Белоруссии запало в память командующему 6-й гвардейской армией генерал-полковнику Ивану Михайловичу Чистякову:
«Да, действительно, насмотрелись советские воины, сколько горя принёс немецкий фашизм нашему народу… Сам я здесь, в Белоруссии, впервые увидел, когда мы входили в освобождённые села, детей с бирками на шее. Наши воины кидались к детям, чтобы поскорее снять эти бирки, но дети отбивались, плакали: Дяденька, не снимай! Немцы увидят, меня расстреляют…
Местные жители рассказывали, какие развлечения устраивали фашисты: соберут мальчиков и девочек на площади, по команде заставят их бежать и спускают на них собак. Не одного ребенка затравили собаками!»[168]
И к кому, интересно, было перебегать красноармейцу Эфрону – к изуверам?…
Вообще, Мур на поверку оказался хорошим солдатом. И хотя все его мысли были заняты одним – стать биографом и исследователем творчества французского поэта и писателя Стефана Малларме, – появилось огромное желание освоить военную специальность автоматчика, чтобы из этого самого автомата «палить во врага на ближнем расстоянии». Этот девятнадцатилетний парень рвётся в бой и «совершенно спокойно смотрит на перспективу идти в атаку с автоматом».
Автоматчиком Мур стал. Но бой за белорусскую деревеньку Друйка оказался для него последним. В алфавитной книге учёта рядового и сержантского состава полка напротив фамилии красноармейца Эфрона карандашом сделана приписка: «Убыл в медсанбат по ранению 7. 07. 1944 г.»[169].
И это – факт, на который невозможно не обратить внимания.
«…Приказываю:
1. Всех военнослужащих, считающих себя больными или ранеными, но не имеющих на руках медицинской карточки передового района, немедленно задерживать как дезертиров.
2. Полевым военно-лечебным заведениям военнослужащих, прибывающих самостоятельно с передовых позиций без медицинской карточки передового района, на излечение не принимать, а передавать военным комендантам для расследования причин убытия с фронта без документов…
4. Установленную приказом НКО № 206 1941 года медицинскую карточку передового района… заполнять на каждого раненого (больного, поражённого), подлежащего эвакуации, и обязательно выдавать в пунктах медицинской помощи по оказании первой врачебной помощи…
5. Заполненную необходимыми сведениями медицинскую карточку пристёгивать или прибинтовывать к повязке, при невозможности – вкладывать в левый карман гимнастерки раненого (больного, поражённого)…
А далее начинается некое «белое пятно» с кровавым отливом. Раненный на поле боя Георгий Эфрон в медсанбат доставлен не был. В списках безвозвратных потерь солдатского и сержантского состава 437-го стрелкового полка за 1944 год красноармеец Эфрон не значится[170]. Не находим фамилии пропавшего без вести военнослужащего и в Алфавитной книге погребений части[171]. Жизнь рядового Эфрона затерялась на полпути от деревни Друйка, за которую солдат принял свой последний бой, до дивизионного медсанбата, куда прибыть ему было не суждено. Раненый