трусость и вредительство в условиях военного времени. И, надо думать, поделом. Ведь все умершие в расположении медсанбата под руководством такого горе-командира отныне… пропавшие без вести.
Не могло подобного случиться и по другой причине: лето сорок четвёртого – не лето сорок первого: мы наступали! Давили фашистов всей мощью, опытом и силой. За стремительно наступающими частями двигались, пытаясь поспеть, медсанбаты, госпитали и госпитальные базы. Не было страшных гитлеровских «клещей» и «котлов»; даже хвалёная геринговская авиация работала с оглядкой – почти избирательно, по отдельным целям. Всё это позволяло нашим доблестным медсанбатам «накрывать» своей заботой полковые медпункты, беря на себя основное бремя по спасению раненых.
В июле 1944 года 183-м отдельным медико-санитарным батальоном командовал 26-летний старший лейтенант медицинской службы москвич Зотов Вадим Петрович. После окончания в 1941 году 1-го Московского медицинского института – сразу на фронт. Письма слал в адрес Староконюшенного переулка, где в одном из домов на первом этаже проживала его мать. В сентябре 1944 года Зотов будет награждён орденом Красной Звезды.
Из наградного листа на ст. лейтенанта м/с Зотова:
«…В условиях стремительного преследования противника на протяжении 300 километров с боями, давшими около 600 раненых на промежуточных рубежах, ОМСБ-183 обеспечил приём всех раненых с полковых пунктов мед. помощи, своевременно оказал им хирургическую помощь, надлежащий уход и последующую эвакуацию в госпитали. Располагая всего лишь шестью автомашинами ГАЗ-АА, ОМСБ-183 не только вовремя сосредоточивал в указанном месте хирургические силы, достаточные для обработки поступающих раненых, но… полностью обеспечивал вывоз раненых из ПМП. Используя обратный порожняк для вывоза раненых в госпиталя и порожний санитарный для подтягивания имущества, ОМСБ-183 не оставил на своём пути ни раненых, ни имущества…»
Вот так, позади себя медсанбат не оставлял никого: «ни раненых, ни имущества…». Если, конечно, раненого в медсанбат всё-таки доставляли. Судя по всему, работу свою офицеры ОМСБ-183, на плечах которых лежала вся ответственность, исполняли в соответствии с требованиями.
Вот ещё один офицер – командир операционно-перевязочного взвода 35-летний старший лейтенант медицинской службы Шуклецов Серапион Иванович. Родом из Унинского района Кировской области, в 1939 году Шуклецов закончил Пермский медицинский институт, на фронте – с первых дней войны. В октябре 1942 года хирург был награждён орденом Красной Звезды. Вскоре после описываемых событий Серапион Шуклецов станет капитаном, и уже в декабре 1944-го будет удостоен ордена Отечественной войны II степени.
За летние бои 1944 года многие медсанбатовские офицеры и прочие служащие проявили себя с самой лучшей стороны; многие были представлены к боевым наградам. Одним словом, говорить о каких-то форс-мажорах в работе 183-го медсанбата в тот период не приходится. Впрочем, война и есть самый главный и страшный форс-мажор…
Итак, верить утверждению, будто дивизионный медсанбат якобы не имел возможности вести учёт поступавших туда советских раненых и больных (и это в сорок четвёртом – в разгар крупномасштабного наступления!), мы не будем. Это, на мой взгляд, явное заблуждение.
То же самое в телефонном разговоре мне подтвердила ветеран Великой Отечественной войны старший лейтенант медицинской службы в отставке Нина Алексеевна Фоканова (ур. Черкашина). В первые два года войны её муж, генерал Яков Степанович Фоканов, командовал как раз 154-й стрелковой дивизией. Причём, надо сказать, командовал отменно! В августе сорок первого в районе Жлобина дивизия, попав в окружение, продолжала сражаться. При прорыве из котла в районе Губичи окруженцы уничтожили штаб немецкого пехотного батальона. Во второй половине августа Фоканов вывел из окружения два боевых полка. Позже 154-я дивизия во главе с генералом Фокановым участвовала в обороне Тулы, а 30 декабря 1941 года освободила Калугу. Вот такая славная история стрелковой дивизии…
А теперь о Нине Алексеевне Фокановой. В 1941-м, закончив всего три курса Саратовского мединститута, девушка со слезами прибежала в военкомат: заберите на фронт помогать раненым! Забрали. И бросили в самое пекло – в Белоруссию. Выжила случайно; но если об этом писать – получится целая книга.
Какое-то время Нина Алексеевна служила в дивизионном медсанбате на должности операционной медсестры. И на мой вопрос о том, могло ли такое случиться, что в медсанбате во время боевых действий по какой-либо причине не регистрировались поступающие туда на излечение раненые и больные, ответила категорично:
– Нет-нет, исключено. Даже в самый трудный период войны, во время отступления, дисциплина была железная. Медработники работали до изнеможения, но дело своё исполняли ответственно. Раненых в медсанбат доставляли, в основном, на лошадях, машин было мало, и их очень не хватало. Нередко раненых приносили в прямом смысле слова на плечах их товарищи-сослуживцы. Бывало, тяжелораненых хирурги оперировали под бомбёжкой. Но, повторюсь, даже при отступлении в медсанбате вёлся строгий учёт и отчётность. Не удивляйтесь, но я что-то не припомню, чтобы какой-то поступивший к нам раненый оказался незарегистрированным; его, к слову, ещё нужно было поставить на довольствие. У каждого раненого на руках имелась так называемая медицинская карточка передового района, выдаваемая при эвакуации в полковом медпункте. Эта медицинская карточка очень помогала нам при сортировке раненых, ведь многие при поступлении, потеряв при транспортировке много крови, доставлялись без сознания. Но врачи с каждым внимательно разбирались…
Поверим ветерану. Ведь эти строки – воспоминания живого очевидца. Последнего, кто воевал в этом дивизионном медсанбате[182].
Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода.
Глава VII
Я в том бою остался…
Стоя
в окопе линии передней засыпанный
сырой землёю,
пронзённый пулею.
Последней…
И, захороненный без гроба,
солдатских почестей и славы —
шагну сегодня из раскопа навстречу
отблескам кровавым.
…Архивы – бесстрастные свидетели минувших событий. Когда же речь заходит о войне, тогда они, эти документальные источники, превращаются в окаменевшие слёзы, выкристаллизованные из бездонного Океана Горя, каковым и является любая война.
Не явилась исключением и фронтовая летопись 437-го стрелкового полка 154-й стрелковой дивизии. Что ни журнал – то трагедия людских судеб. Десятки фамилий военнослужащих, выбывших из полка по причине ранения или гибели. Бесстрастная Книга приказов по строевой части полка вмещает в себя всё – в том числе и эти фамилии, вписанные штабным писарем когда строчками, когда – двойным столбиком. Правила просты: сначала место живым, убывшим на излечение в 183-й медсанбат; лишь после этого – место скорбному мартирологу погибших «в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками при защите социалистической Родины»: звание, фамилия, инициалы… И обязательно – военкомат места призыва, чтобы было куда оповестить о безвозвратной потере; а ещё – домашний адрес с именами ближайших родственников. Туда отправится похоронка.
Имена, имена, имена… Раненых и убитых. В девятнадцать, двадцать, двадцать пять… Книга приказов молча рассказывает о суровых боевых буднях 437-го стрелкового полка (почтовый адрес: полевая почта № 11126) в составе действующей армии. Если всё спокойно, записи в Книге приказов краткие, немногословные, лаконичные – как и положено приказам. И пролистываешь такую страницу с некоторым облегчением: чем меньше записей, тем лучше. А вот испещрённые солдатскими фамилиями страницы свидетельствуют о другом – о днях, когда полк в очередной раз сошёлся с противником в тяжёлом бою.
Мне почему-то всегда казалось, что в сорок четвёртом накал ожесточённости боёв уже был не тот, как в начале войны; и в первую очередь, потому, что враг к тому времени нами уже был бит-перебит: части Красной Армии гнали фашиста с родной земли поганой метлой в виде стали и огня. После Курской дуги жить гитлеризму оставались считанные месяцы. И это понимали все. Другое дело, что верить в собственный крах немцам очень не хотелось, и их сопротивление порой напоминало отчаяние обречённых. На фрицев нам, в общем-то, наплевать; для нас трагедия заключалась в другом: ближе к всеобщей развязке мы несли колоссальные потери. Оттого-то обычные строки в Книге приказов по строевой части с перечислением фамилий убывших на излечение в медсанбат нет-нет да переходят в двойные столбики…
Имена, имена, имена…
В деревне Коковщина погибших 437-го стрелкового полка хоронили в течение нескольких дней, начиная с 7-го июля. Судя по донесению безвозвратных потерь сержантского и рядового состава полка и записям в Книге приказов по строевой части (Пр. № 226 от 13 июля 1944 г.), с 11 июля убитых погребали уже в соседних деревнях. В период боевых действий 11–12 июля полк потерял ранеными 70 человек (из которых семь офицеров, в том числе – упомянутый нами выше мл. лейтенант Храмцевич), убитыми – 21.
Восемь военнослужащих было похоронено в д. Орловка, столько же – в Бернатовщине. Пятерых схоронили в д. Струневщина. Вот их имена: стрелок Порфирий Чуклов и санитар 1-го стрелкового батальона Тимофей Алимпиев (убиты в бою 11 июля); стрелки Василий Жирнов и Степан Бондаренко, командир отделения ст. сержант Салит Фатахов (убиты 12 июля).
Было бы уместно заметить, что санитар Тимофей Алимпиев с самого начала наступательных боёв сумел показать себя отважным и самоотверженным бойцом. За две недели до своей гибели он будет награждён медалью «За отвагу».