– Марина! Марина! Марина! – отчаянно кричал я, почти уже теряя рассудок. – Марина! Марина! – все слабее твердил я, бессильно опустившись на пол и прижавшись спиной к холодной стене.
– Марина… – я закрыл лицо руками. Марина.
Если бы не доктор – трудно сказать, какое будущее бы меня ждало. Он как-то сумел, нашел нужные фразы и нужное лекарство, чтобы меня успокоить.
– Она там, – я выпил залпом уже третью рюмку коньяка.
– Она там, док. Он ее вновь похитил. Она на яхте, Бережнов. И мы туда немедленно, сию же минуту отправимся! – я стукнул кулаком по столу так, что посуда зазвенела.
– Конечно отправимся, – с готовностью согласился доктор. Он уже понял, что с потерявшим рассудок, лучше не спорить. – Но для этого, во-первых, ты должен позавтракать, чтобы набраться сил. А во-вторых, успокоиться, чтобы не напороть глупостей.
Я с жадностью набросился на еду. И в одно мгновение все проглотил, забыв поделиться с товарищем. Затем выпил еще две рюмки. И устало откинулся в кресле. И перевел дух.
– Ну, Тим. По-моему, ты теперь в полном порядке.
– Угу, – промычал я.
– Главное, чтобы ты стоял на ногах.
– Ах, оставьте, док. Я выпивал в два раза больше. И мог запросто пройти по карнизу!
– Ну-ну, – улыбнулся Бережнов. – Я, конечно, же вам верю.
– Еще бы! – и я попытался вскочить с места. Но опрокинул стул. И пошатнулся. – Фу-у-у, – я встряхнул головой. – Идемте, док.
– Вы уверены?
– Уверен! Свежий морской воздух – лучшее лекарство от всех болезней. Не тем вы лечите, людей, Бережнов! – и я поднял указательный палец вверх.
И мы выскочили на воздух. Я оказался прав. Вскоре, подойдя к морю, я полностью пришел в себя. И уже был готов с новыми силами проделать этот трудный путь. Путь в поисках разгадки бесконечных тайн, поселившихся в этом приморском поселке.
Погода благоприятствовала нам в поисках. Солнце своим ярким светом озаряло нам путь. И море притихло, словно боясь пошелохнуться, чтобы не навредить нам, не помешать свободно и легко плыть на моторке. Мы знали примерное направление. Марина успела как можно подробно описать место, где ее держали в заточении. И это нам крайне облегчило задачу. Но мы отлично понимали, какая опасность подстерегает нас. Неизвестный похититель вполне мог быть вооружен. И одно неосторожное движение – и мы легко могли угодить в ловушку.
– Если сердце меня не обманывает, а глаз не подводит, это где-то здесь, – и я указал рукой на высокие скалы, молчаливые и неприступные, тесно прижавшиеся друг к другу и омывающиеся со всех сторон морскими волнами.
Мы выключили мотор и вплотную приплыли к ним. Сердце мое действительно не подвело. И глаз тоже. Что ж. Лучшего места для укрытия и не подыщешь.
Над узким входом в этот залив так густо нагромоздились скалы, что не зная о его существовании, никто ничего и не замечал. Мы осторожно проплыли между острых осколков и вошли в небольшой, окруженный базальтовыми «стенами» залив. В этот затерянный мир казалось, не проникал ни единый звук. Скалы бдительно охраняли его.
В центре залива возвышалась, словно грациозный дворец, белоснежная яхта. Мы подплыли к ней, и, соблюдая осторожность, забрались на нее.
– А теперь, Бережнов, нам нужно быть крайне внимательными. Мы огляделись. Да, Марина была права. И все же ее описания, не шли ни в какое сравнение с тем, что мы увидели. Яхта была действительно, прекрасна. Она была отделана красным деревом и бронзой. Во всем чувствовалась необычайная элегантность и тончайший вкус. И сразу было заметно невооруженным глазом, что это дело рук очень богатого человека.
Мы крадучись пробирались по длинному коридору, устланному турецким ковром. Было кругом удивительно тихо. И казалось, что здесь нет ни души. И все же мы не поддавались обману этой гнетущей тишины. Мы по очереди открывали каюты и мельком вглядывались в них, чтобы убедиться, что там никого нет. И все-таки мы успевали заметить царившую в каждой каюте роскошь и уют. Но у нас не было времени наслаждаться всей этой красотой. И все-таки, заглянув в одну из кают, я не мог не задержаться. И присвистнул от удивления. Строгим порядком здесь и не пахло. Она была загромождена многочисленными картинами, холстами, наборами красок и кистей. Это была явно мастерская художника. И у меня не было сил преодолеть искушение, чтобы не зайти в эту каюту.
– Зайдем, Бережнов. Возможно, именно здесь мы увидим много любопытных вещей.
– Не стоит, Тим, – попытался удержать меня доктор, – нас в любую минуту могут застать врасплох.
Но удержать меня было уже невозможно. Я уже рылся в картинах, рассматривал внимательно пейзажи, натюрморты, портреты.
– А он неплохой художник, – наконец заключил я. – Однако ему не хватает свободы. Такое ощущение, что что-то удерживает его высказаться до конца.
– У нас времени, Тим, на твои искусствоведческие замечания. Какими бы глубокими они не казались, – саркастически заметил доктор.
Но я его уже не слушал. Я заметил кучу картин, небрежно прислоненных к стене. И вытащил одну из них. И присвистнул от удивления. Я вытаскивал одну за другой картины, внимательно всматриваясь в них и уже начисто забыв об опасности. В моих руках были незаконченные портреты Марины.
– М-да, – протянул я, – а вот это совсем никуда не годится.
– Он это и сам прекрасно понимал. И без ваших умных замечаний, Тим. А теперь нам нужно срочно уходить. Мы должны как можно скорее отыскать Марину. И увезти ее.
Слова доктора заставили меня очнуться. И я уже решительно направился к выходу и нечаянно споткнулся о какой-то холст. И едва взглянул. И мои руки ослабли. И холст упал на пол. А мое лицо исказил ужас.
– Этого не может быть, док, – прошептал я побелевшими губами. – О, Боже! Что это, док? – и я схватился за потяжелевшую голову. И слегка покачнулся.
Бережнов, испугавшись за меня, поднял картину. И, взглянув на нее, часто заморгал ресницами и наморщил свой лоб.
– Я тоже ничего не понимаю… Я тоже, Тим, ничего… – бормотал растерянно он.
Перед нами, во все своей красе, стояла моя картина. Моя драгоценная работа, которую я делал на одном дыхании, одержимо выливая на холст все свои мысли, фантазии, весь свой придуманный мир. И луна повисла над морем, отражаясь в нем золотистым шаром. И море – утопающее в слезах. И примирение жизни и смерти… И… Нет. Что было самым потрясающим – на этой картине не было Марины. Только контуры ее тела. В остальном – пустота, воздух, прозрачное пятно вместо тела, ужасающе выглядевшее среди лунной ночи.
Я закрыл лицо руками, не в силах поверить, не в силах понять.
– Этого не может быть, док, – как заученный текст твердил я. – Этого не может быть…
И он не в силах был мне отвечать.
– Тим, это просто фантастика! Еще час назад ты оставил картину в моем доме! Как ее могли украсть!
– Ее не могли украсть, док! В том-то и дело! Даже если предположить самое невероятное! Что ее успели вынести из дома и раньше нас доставить на яхту, ее никаким образом не могли успеть изменить, закрасить!
И я стал лихорадочно принюхиваться к прозрачному пятну на холсте. Оно ничем не пахло. Я провел пальцем по нему – никаких следов на руке.
– Бережнов! Я даже понятия не имею, что это за краска! Такой краски просто не существует! Приглядитесь, док, эти контуры словно наполнены воздухом!
Доктор пожал плечами. Он ничего не понижал в атрибутах живописи.
– М-да, – протянул неуверенно он. – Даже абсолютно ничего не понимая в живописи, я тоже думаю, что это не краска. Но, Тим, в науке существует масса самых различных специальных растворов, о которых вы даже можете и не подозревать. И все-таки, я настаиваю, чтобы мы немедленно отсюда удалились. Ответ на этот вопрос мы обязательно найдем, Тим. Но только не сейчас. Сейчас мы обязаны отыскать Марину.
Но его убедительные слова уже никаким образом не отражались на мне. Смутное предчувствие прокрадывалось и моему сердцу. И мое сердце сжималось от непонятного страха.
– Нет, доктор, – решительно отрезал я. – Здесь что-то не так. И мне кажется, что мы должны начать именно с разгадки этой тайны.
– Ну, в этом случае, я вам не помощник. Так вы не идете со мной, Тим?
Я отрицательно покачал головой.
– Пока я останусь здесь, док. Вы продолжайте осмотр яхты. И сразу же возвращайтесь сюда.
Он молча приблизился к двери. И обернулся. И мы столкнулись с ним взглядами. И в наших взглядах одинаково прочитывались и страх и сомнение.
– Будьте осторожны, Бережнов, – и я отвел взгляд.
– Вы тоже, Тим, – и он плотно прикрыл за собой дверь.
А я остался стоять напротив картины, наморщив лоб. И самые невероятные мысли приходили в мою голову. Но ни одной из них я не мог разумно воспользоваться. Я вглядывался и вглядывался в пустые контуры дорогой мне женщины. М меня не покидало ощущение, что я ее больше не увижу. И мне становилось горько и одиноко от этих неотвязных мыслей. И я их гнал прочь от себя. И списывал их на потрясение, на усталость. Но они, как неотвязные мухи, осаждали меня со всех сторон, заполняя всю комнату.
Я до боли сжал виски.
– Это неправда, Марина. Я обязательно тебя скоро увижу. И я решил взять себя наконец в руки. И больше не распускаться. И со злостью схватил холст и стал рассматривать его со всех сторон, принюхиваться к нему, словно таким образом надеялся разгадать тайну.
И вдруг я заметил на обратной стороне слабую подпись карандашом. Она была дочти стерта. Но я не терял надежды и бросился к окну. И стал рассматривать ее на свету.
– Са… й… ов. Всего пять букв. Буквы в середине стерты. Но я не был настолько глуп, чтобы не догадаться.
– Самойлов, – прошептал я, – Господи, причем тут Самойлов? – Доктор! – закричал со всей силы я. – Бережнов! Док! – мой звонкий голос разбивался о стены каюты и, казалось, уносился куда-то вдаль, в море. И я бросился к выходу. – Док!!!
И, едва открыв дверь, меня кто-то кулаком сшиб с ног. Я покачнулся, но устоял на ногах. И лицом к лицу столкнулся с бородатым человеком в широкополой шляпе и темных очках. И скорее машинально, чем осознанно, я со всей силы въехал ему в челюсть. Мы повалились на пол. Его очки отскочили в сторону. И мне до боли показался знакомым его взгляд. Но время на воспоминания у меня не оставалось. Я дрался отчаянно, используя все приемы на свете, хотя яд один из них не знал. Пожалуй, мое отчаяние позволило на время взять верх и я прижал незнакомца к долу. Его шляпа давно отскочила и я заметил его форму головы. И мне она показалась тоже до боли знакомой. И эти мысли ослабили мою хватку. И он воспользовался этим и перехватил мою руку. Но я второй рукой вцепился ему в бороду. И закричал от ужаса. Я тут же вскочил на ноги, отпустив своего соперника, и стал медленно, пятясь придвигаться к выходу, судорожно сжимая в руках его бороду. Передо мной стоял немой. Передо мной стоял Слон. И его губы скривились в презрительной усмешке.