й споре. Точнее, ему просто было не до этого. Своих забот у него хватало, а банк и так работал успешно. Он особо и не вникал в наш спор. Вода у вас есть? В горле пересохло.
Бочкарев нашарил за сиденьем полупустую бутылку с водой.
— Стаканчика нет, — протянул он бутылку Валиеву.
— Мы люди не гордые, — усмехнулся банкир, прикладывая бутылку к губам. — Так вот за день до гибели Толи я встречался с Фроловым, — он вернул бутылку Бочкареву и вытер губы, — я убедил Петра Михайловича принять окончательное решение. Надеюсь, вы понимаете, что решение это было не в пользу Толи. Фролов сказал мне, что сам сообщит о предстоящих переменах Локтионову. Мне это было даже удобнее. Но потом что-то переигралось. Фролов позвонил мне поздно вечером, сказал, что Толя мой партнер и, значит, я сам должен все разруливать. То есть решение свое по банку он оставлял в силе, но сообщить о нем я должен был лично. Время было к полуночи. Я позвонил Толе. Он еще не спал, сказал, что сидит у приятеля на соседнем участке, пьет виски. Когда я предложил ему встретиться и поговорить, он удивился, но как бы это сказать правильно?
— Не насторожился, — подсказал Реваев.
— Верно, — кивнул Валиев, — я думаю, он от виски уже размяк немного, сказал, мол, приходи, посидим вместе, поговорим. Я обещал прийти.
— Но ведь это было в двенадцать, — удивился Бочкарев, — а из дома вы вышли только в два.
— Оробел я, — неожиданно признался банкир, — вот никогда бы не подумал, что такое возможно. Сколько мы с Толей лаялись, порой за грудки друг друга хватали, и ничего. А здесь вдруг оробел. Понимаете, это же не я конфликт решил, это другой человек принял решение. Толя уже ничего не мог сделать, не мог сопротивляться. Я за это решение год бился, а когда оно было принято, не знаю, стыдно мне, что ли, стало. Сам не смог добиться, чужими руками сделал. Для меня тоже не очень хорошо. Фролов если поймет, что мы в банке договариваться сами не в состоянии, может сделать так, что банк дальше и вовсе без нас работать будет.
— Он уже так и так будет без Локтионова работать, — прокомментировал Бочкарев, — так что вы все-таки делали до двух часов ночи?
— Пил, — коротко ответил Валиев.
— Пили? — удивился капитан. — А вы же разве не этот… — он запнулся, — вы разве не мусульманин? Ведь ваши не пьют.
— А ваши? — огрызнулся банкир. — Вы сами когда последний раз выпивали?
— В прошлую пятницу, — растерялся Бочкарев, — и субботу.
— А ведь пост был, — выставил указательный палец Валиев, — грех в пост пить-то!
— Какой пост? — еще больше удивился Дмитрий. — Пост же весной, до Пасхи.
— Так это Великий пост, а сейчас Петров был, вот только кончился, — объяснил Валиев, — сами не соблюдаете, а нас учите. Посидел я, выпил коньяку. Еще посидел, подумал, потом опять выпил. Потом гляжу — бутылка кончилась и время к двум часам уже.
— И вы в два часа ночи, выпив бутылку коньяку, пошли сообщить своему партнеру, что он в банке ничего больше не решает. Я верно формулирую?
— Верно, — кивнул капитану Валиев, — все вы верно формулируете. Сам понимаю, фигово звучит, но как есть. Дошел я до их ворот, тут вспомнил, что телефон дома забыл. Я пару раз крикнул, но не очень громко, никто не вышел. Громко орать как-то не с руки, два часа ночи все же. Но заборчик ведь невысокий, тут у всех такие. Мы ж типа как в Европе живем, — он усмехнулся, — вот я через забор и перелез. Прошел вглубь участка, а там — он, Толя. Он уже мертвый был, когда я пришел, но теплый. Я его шею потрогал, он совсем теплый был, как будто вот только уснул. Только пульса не было, и кровища кругом.
Оба следователя, не перебивая, внимательно слушали каждое слово банкира.
— И тут какой-то треск я услышал, словно ветка хрустнула. Я от тела отскочил, замер. Вот честно говорю, страшно стало. Думаю, что, если тот, кто Толю убил, еще здесь, то и я как свидетель ему не нужен.
— На террасе в это время никого не было? — задал вопрос Реваев. — Вы видели человека, с которым пил Локтионов?
— Нет, никого не видел, — затряс головой Валиев, — я замер на две секунды буквально, а потом мне показалось, что за домом что-то мелькнуло, тень какая-то. Причем я даже не понял, в какую сторону мелькнула. Ко мне или от меня. Я назад к воротам кинулся, через ограду перескочил, я так в школе через козла не прыгал, клянусь. Отбежал шагов десять на светлое место, остановился. Слушаю, а вокруг тишина. Никого нет, никто за мной не гонится. И я так тихонько, тихонько пошел к себе домой. Мурада разбудил, это охранник мой, мы с ним до утра сидели в нарды играли, можете у него спросить.
— Спросим, — кивнул Бочкарев, — непременно. Ну и что нам с ним делать? — повернулся он к Реваеву.
— Для начала надо все это запротоколировать.
— Про Фролова под протокол ни слова не скажу, — заупрямился Валиев, — можете прям сейчас везти меня к себе, ничего говорить не буду.
— Про Фролова и не надо, — согласился Реваев, — только вечер убийства. Точнее, ночь. Сейчас Дмитрий Евгеньевич все запишет, а я пока подумаю, что нам с вами дальше делать.
По дороге они заехали в гипермаркет и закупили продуктов на пару недель вперед. Подгорный, нацепивший темные очки и бейсболку, скрывающую его свежевыбритую наголо макушку, периодически настороженно озирался.
— Я вот не пойму, Максим, зачем вам бейсболка, — подшучивал над ним Сокольский, — общественность имеет право видеть вашу оригинальную стрижку, так сказать, результат моего креатива. Ваш яркий блонд, несомненно, был очень привлекателен и бросался в глаза. А сейчас вы обычный лысый сорокалетний мужчина. Сейчас так каждый второй ходит.
— Пусть загорит сначала, — буркнул Макс, разглядывая бонету с замороженными полуфабрикатами, — а то башка белая не хуже яркого блонда в глаза бросается.
— Пусть будет так, — согласился Сокольский, — ближайшее время у вас будет возможность позагорать в свое удовольствие. Кстати, о чем вы так задумались? Не можете выбрать — наггетсы или круггетсы? И то и то гадость, так что без разницы, что брать.
— Я думаю, не растает это все у нас, пока мы добираться будем? Комок размазни привезем в итоге.
— Не думаю, — покачал головой Юрий Борисович, — отсюда ехать максимум минут двадцать до поселка. Всю заморозку в одну сумку сложим, нормально будет.
— Ну ладно, — Макс кинул в уже почти полную телегу еще несколько пачек чего-то, обещающего вкус натуральной курицы, — поехали в алкогольный отдел. Это же все как-то запивать надо.
Сокольский движением руки задержал уже толкнувшего тележку Подгорного. Поковырявшись в ледяной ванне, он извлек из нее пару упаковок куриного филе и запаянную в вакуум свиную шейку.
— Вот! — он торжественно водрузил свои находки поверх пачек полуфабрикатов, — возьмем хоть немного нормального мяса. Вот что вы набрали, Максим? Мои кошки это даже нюхать не станут.
— Пойдемте в алкогольный, — жалобно попросил Макс, долгое хождение по магазину его уже утомило. — Кстати, кто следит за вашим кошачьим царством?
— Ну как вам сказать, — щеки Юрия Борисовича смущенно порозовели, — нашлась одна милая женщина, которая очень добра.
Макс одобрительно улыбнулся.
— К моим кошкам, — отрезал Сокольский и решительно зашагал в сторону винно-водочного отдела.
Подгорному очень хотелось узнать подробности, но он справедливо рассудил, что успеет сделать это чуть позже, когда они совместно с Сокольским будут дегустировать предстоящие покупки.
Процесс выбора алкогольных напитков вернул Максу жизненную энергию. Бутылки он составлял в тележку Сокольского. Когда очередной экземпляр проделал недолгий путь с полки на дно тележки, Юрий Борисович вздохнул.
— Максим, мне становится страшно за ваш организм. По моим расчетам, этого вполне может хватить до Нового года.
— Да ладно, — Подгорный окинул взглядом батарею бутылочных горлышек, устремленных вверх, словно готовых к пуску боеголовок, — чего тут есть-то? К тому же вы ведь не сегодня уезжаете? Так что мы с вами посидим, выпьем немного. Ну а что останется, я потихоньку допивать буду.
— С вами опасно пить, Максим, — покачал головой главный редактор, — боюсь, у меня здоровья не хватит.
— Боитесь, что все мои собутыльники к утру помирают? — усмехнулся Подгорный. — Не бойтесь. Только через одного. Так что у вас есть шанс.
— Ну ладно, — вздохнул Сокольский, — надеюсь, на кассе платите вы.
Когда дверца микроавтобуса распахнулась и Валиев, щурясь от яркого солнца, выбрался наружу, то, к своему удивлению, охранника он не увидел. Недовольно пробурчав что-то себе под нос, он прошел через распахнутую калитку к себе во двор и, сделав несколько шагов в сторону дома, обнаружил Мурада играющим в нарды с Мясоедовым. Заметив своего шефа, охранник смущенно вскочил. Мясоедов обернулся и недовольно нахмурился.
— А чего так быстро? Мы только вторую партию начали. Юрий Дмитриевич, а нельзя гражданина еще разок допросить?
— Георгий, — покачал головой подошедший вслед за Валиевым полковник, — ты можешь сыграть партию с Рауфом Юсуповичем, а вот с твоим новым другом нам как раз надо поговорить.
— Ну понятно, облом, — вздохнул Жора и хлопнул Мурада по плечу, — ты давай не мудри, говори как есть, лишнего у тебя не спросят.
Охранник бросил быстрый взгляд на банкира, тот кивнул.
— Партийку? — предложил Жора Валиеву.
— Нет, спасибо, — тот раздраженно наморщил лоб, — я уже во все игры наигрался сегодня. С меня хватит.
— Ага, продул, похоже, — пробормотал Жора, глядя в спину удаляющемуся банкиру.
Разговор с Мурадом длился недолго. Знал он не так много. С его слов выходило, что Валиев разбудил его среди ночи, точное время телохранитель не помнил, но трех часов еще не было. Хозяин был явно чем-то обеспокоен, а скорее всего, даже напуган, однако причину своего беспокойства он не назвал. Они действительно до самого утра играли в нарды, и Мурад несколько раз поддался, чтобы хоть немного порадовать своего шефа. На работу Валиев в тот день уехал раньше обычного, а когда вернулся, с ним были еще два телохранителя. Судя по всему, шеф действительно чего-то боялся.