[754]. Его работа над эскизами к «Сердцу маркизы» стала прологом к триумфу в «Русских сезонах» С. П. Дягилева. А для 84-летнего Мариуса Ивановича Петипа этот небольшой спектакль стал последней удачей на его долгом и славном профессиональном пути. Таким образом, театр Петипа, снискавший заслуженную славу в мире балета, приближался к своему логическому концу. Это стало личной трагедией великого хореографа, пережившего свою славу.
Несмотря на то что многие люди, так или иначе связанные с театром, высоко оценивали деятельность В. А. Теляковского на посту директора императорских театров, заслуги патриарха русского балета он оценить не смог или не посчитал нужным. Их взаимоотношения не заладились с самого начала.
Одним из первых действий нового директора стало приглашение на должность второго балетмейстера итальянца Ахилла Коппини[755], контракт с которым начал действовать в августе 1902 года. Правда, он изначально претендовал на роль первого балетмейстера, но чиновники охладили его пыл, объяснив, что это место постоянно занимает г. Петипа[756].
Молодой хореограф, унаследовавший профессию от отца, работал в 1880-х годах солистом театра Ла Скала[757]. В это же время он посетил Россию, поставив, следуя моде, несколько танцев в столичном Зоологическом саду. Теперь же, в очередной раз приехав в Россию, он решил создать несколько новомодных балетов. Говоря в интервью репортеру «Петербургской газеты» о своем намерении показать петербургским зрителям «Эксцельсиор», он подчеркнул, что сделает это с особым удовольствием, «ибо в нем абсолютно ничего нет декадентского, а, следовательно, маститому М. И. Петипа он не причинит огорчения»[758].
Узнав об этом, Мариус Иванович лишь пожал плечами: он хорошо понимал, что попытка осуществить это на сцене Мариинского театра обречена на провал. Не оправдал надежд дирекции и поставленный итальянцем в декабре 1902 года «Источник» Делиба и Сен-Леона, переименованный по ходу дела в «Ручей». Ни один из более чем тридцати номеров этого балета, в которых приняла участие вся труппа, не был оригинальным. Рецензент «Петербургской газеты», характеризуя персонажи спектакля, писал с иронией: «г. Бекефи, одетый Ермаком Тимофеевичем, г. Легат в черкеске сильно напоминал одного нефтепромышленника в молодости, т. е. до того момента, как он спускал нефтяные ценности, затем хан, евнух из „Корсара“, черкесы в Монголии, колдунья с глиняными истуканами, бабочки, жуки и серебряные обручи в апофеозе… нелепости на каждом шагу, нелепости, которые даже и в балетных программах не должны быть допускаемы»[759]. После «Ручья» контракт с А. Коппини был расторгнут. Но у Мариуса Ивановича на душе остался горький осадок. Новый директор дал ему понять, что не считает старого хореографа незаменимым.
Петипа чувствовал, что его служба в театре подходит к концу. Поэтому легко объяснима неуверенность в его высказываниях в последнем новогоднем интервью, данном прославленным хореографом корреспонденту «Петербургской газеты»: «Мое постоянное желание — чтобы петербургский балет не падал, а возвышался, совершенствовался с каждым годом. Ведь петербургский балет — единственный на земном шаре». С тоской добавил то, что тяжким грузом лежало на душе: «Жаль видеть, что за последнее время началось падение его». И с горечью закончил: «Впрочем, я не имею права критиковать… может быть, все хорошо, а только мне кажется иным…»[760].
Мариус Иванович зря мучил себя сомнениями: балет действительно находился в затянувшейся полосе поисков. Эстетические каноны балетного театра XIX века изжили себя, а ростки нового еще не сформировались. Это отчетливо видно на примере последнего балета Петипа «Волшебное зеркало», ставшего для хореографа поистине роковым.
Замысел этой постановки возник еще при князе С. М. Волконском. Как пишет в мемуарах Петипа, именно он «предложил мне сочинить балет „Волшебное зеркало“ по сказке Пушкина, а писать к нему музыку предложил г-ну Корещенко. Ко мне явился г-н Глазунов и представил г-на Корещенко, которому я сказал: „Не сомневаюсь в вашем таланте, сударь, тем более что вас рекомендует г-н Глазунов“. Только начал я репетировать „Волшебное зеркало“, как узнаю, что князь, к сожалению, подал в отставку… С этого времени наступает роковая для искусства эпоха, начавшаяся с приходом г-на Теляковского, который заменил князя Волконского»[761].
Возвращаясь к сюжету балета, отметим, что он повторял сказку А. С. Пушкина «О мертвой царевне и о семи богатырях». Но создатели либретто, М. И. Петипа и И. А. Всеволожский, заменили почему-то богатырей на гномов из сказки братьев Гримм[762]. И это, кстати, в дальнейшем не понравилось многим критикам. Но либретто, как и постановку в целом, можно было бы доработать, исправить, если бы не напряженные отношения между новым директором императорских театров и хореографом. Однако причины их вражды, все усиливавшейся, нам неизвестны. Сохранившиеся же воспоминания обоих беспристрастно фиксируют все детали работы над балетом.
В. А. Теляковский утверждал, что «Петипа несколько раз от постановки „Волшебного зеркала“ отказывался, но потом… ставить согласился, все время, однако, враждуя с автором музыки и еще больше с художником Головиным. Против них он устно и печатно говорил и особенно возбуждал балетоманов, а эти, видя непреклонное стремление проводить в балете новое… решили балет „Волшебное зеркало“ со скандалом провалить, подчеркнув при этом, что даже гений Петипа не мог побороть уродливости декоративной живописи Головина и новой симфонической музыки Корещенко»[763].
Здесь Владимир Аркадьевич явно лукавит. Судя по записи в его же дневнике от 19 ноября 1901 года, передающей содержание их беседы с хореографом, не Петипа, а именно он противился этой постановке: «…Я выразил мнение, что недурно бы было ее („Спящую красавицу“. — Н. Ч.-М.) возобновить на будущий год, ибо я мало рассчитываю на балет Корещенко. Тогда Петипа стал жаловаться, что ему не дают ставить в его бенефис нового балета: он выбрал „Саламбо“ — ушел Всеволожский, и „Salambo“ отменили; назначили „Волшебное зеркало“ — ушел Волконский, я хочу отменить. На это я ему ответил, что я не желаю менять, но лишь заявляю, что „Волшебное зеркало“ мне не особенно нравится»[764].
Обвиняя в «возбуждении балетоманов» Мариусом Ивановичем Петипа, директор подчеркивает, что об их стремлении провалить балет было известно задолго до премьеры. Неясным, по его мнению, лишь оставался вопрос, какую форму примет их протест. Отметим, что это свидетельство Теляковского тоже не вполне объективно. За месяц с лишним до премьеры «Петербургская газета» сообщала читателям: «Очень хвалят костюмы к балету, сделанные по эскизу г. Головина. Кроме того, что они отличаются роскошью, в них много вкуса и красоты»[765].
Тем временем М. И. Петипа проводил с артистами репетиции, но работать ему было нелегко: зачастую организационная сторона подготовки спектакля оставляла желать лучшего. То хореографу не предоставляли в нужное время, несмотря на предварительные договоренности, сцену, то с оркестрантами возникала заминка, к тому же задерживалась подготовка декораций и костюмов. Все это вызывало у него раздражение, Мариуса Ивановича постоянно одолевали мысли о сложных отношениях с новым директором; кроме этого, ему казалось, что против него и «этого балета что-то затевается»[766]. В «заговоре», кроме В. А. Теляковского, он обвинял также М. Кшесинскую и А. Головина, вспоминая какие-то прошлые мелкие обиды, нанесенные ему ими.
И все же Петипа неустанно работал, вкладывая душу в новую постановку, премьера которой планировалась в его бенефис. 2 января 1903 года в его дневнике появилась запись: «…репетирую 1 и 2-й акты „Волшебного зеркала“ без декораций. Вечером переписывал афишу моего бенефиса. Устал»[767]. Но чем ближе премьера, тем у хореографа возникало все больше помех. В конце января заболели, как нарочно, исполнительницы ведущих партий — Матильда Кшесинская, Ольга Преображенская и Анна Павлова[768]. 27 января хореограф записал в дневнике: «Заставляю репетировать дублеров вместо больных последний акт „Волшебного зеркала“. Вернулся домой в 4½. В 5 часов заболел. Был два раза доктор»[769]. Удивляться этому не приходится: М. И. Петипа почти 85 лет.
Наконец, 8 февраля утром, прошла генеральная репетиция балета «Волшебное зеркало». И даже в тот день, по мнению Маэстро, «все никуда не годится — все плоско, декорации — просто ужас. Вот несчастье для балета!»[770] Теляковский же, наоборот, доволен. Ему балет понравился. После спектакля он, как пишет Петипа, «пришел похлопать мне со всей труппой. Жал мне руки и говорил: „Замечательный у вас балет“, и наговорил много любезностей». И завершает эту запись фраза, несколько странная для такого, казалось бы, удачного дня: «Я очень устал»[771].
Если же знать все обстоятельства, то признание старого хореографа вовсе не кажется странным. О случившемся на генеральной репетиции вспоминала балерина Л. Егорова: «Помню я… один эпизод, уже под самый конец карьеры Мариуса Ивановича. Репетировали последний балет Петипа „Волшебное зеркало“. В нем фигурировало особого рода зеркало, где находилась ртуть. Вынесли зеркало и поставили его на пол. Петипа сидел напротив дирижера. Вызвали Седову и Егорову. Мы вышли на сцену. В эту минуту раздался треск. Все остановились. Зеркало треснуло, и из него серебряными струйками полилась ртуть. Это произвело на Петипа страшное впечатление»