— Продаст его в другом месте, — решительно сказал король. — Мы с тобой приняли решение, и надеюсь, что он больше не будет донимать нас.
Она крепче прижалась к плечу супруга.
— Ах, лучше бы я вообще никогда его не видела! — воскликнула она.
...Бёмер в полном отчаянии вышел в приёмную и хотел пройти через неё тихо-тихо, чтобы его никто не заметил. Но это ему не удалось. Его заметил граф де Ферзен, полковник полка королевской гвардии.
Он оторвался на мгновение от карт, в которые играл с офицером, своим сослуживцем:
— Бёмер что-то сегодня не очень весел.
— Думаю, на сей раз ему не удалось всучить то, что он хотел, — равнодушно ответил партнёр. — В наше время их величества не могут себе позволить купить даже простую табакерку. Разговоры о непомерных расходах королевы всё громче с каждым днём. Они весьма опасны для её положения. Черт побери! Вы перехватили удачу, граф!
— И всё же скажу вам, она — не такая безрассудная мотовка, как прежние королевы, сидевшие на французском троне, — сказал де Ферзен, не глядя больше в карты. — Немалых денег стоили и «побочные» королевы. Помпадур и дю Барри в месяц тратили столько, сколько она за год. В жизни короля не будет осложнений, если она будет более осмотрительна в своих поступках.
— Вы, конечно, правы. Граф! нельзя играть и одновременно разговаривать. По крайней мере я так не могу. К тому же этот старый дьявол с помятой физиономией ушёл. Забудем о нём.
Де Ферзен взял карты, но интерес к игре у него пропал. «Старый дьявол» тем временем шёл по коридору мимо апартаментов фрейлин королевы. Он шёл, словно слепой, постоянно спотыкаясь. Вдруг одна из дверей отворилась и вышла красивая женщина, кокетка, на смешных высоких каблуках — последний крик моды, очень ярко одетая. На пороге она повернулась к подруге в комнате.
— Ну, прощай, дорогая. Завтра тебе принесут миндальную воду для кожи лица. В ней растворена кора восточного дерева, и это волшебное средство мгновенно уничтожает все морщинки на лице. Попробуй, сама убедишься. Да, всего два луидора. Но что такое золото, когда речь идёт о возвращении молодости?
Увидав Бёмера, она спросила:
— А кто этот месье с потерянным лицом?
— Это Бёмер, придворный ювелир, Жанна. Ты же мне говорила, что знаешь всех при дворе. Он пытался продать нечто такое, от чего у тебя слюнки потекут. Возвращается от королевы.
— Наверняка что-то потрясающее, — согласилась женщина. Бросив взгляд в сторону удалявшегося Бёмера, она продолжила:
— Могу побиться об заклад, что наша королева ни в чём себя не ограничивает, даже в такие трудные для всех нас времена.
Подруга была более снисходительна.
— Те, кто вращается около королевы, понимают, что она всегда должна выглядеть превосходно. И следят за этим. Это их работа.
— Интересно, что же она приобрела?
— Может, бриллиантовое ожерелье? — ответила, зевая, подруга. — Ну да ладно. Пора идти прислуживать королеве.
Жанна навострила ушки.
— Бриллиантовое ожерелье? Какое ожерелье?
— Ну то, которое Бёмер сделал для дю Барри. Одна из наших фрейлин нечаянно подслушала разговор королевы с принцессой Ламбаль. Они говорили о нём. Такого ожерелья нет нигде в мире. Оно сияет как самый большой канделябр! Попроси кардинала, пусть купит его для тебя.
Это была расчётливо пущенная стрела: Жанна Ламотт вспыхнула.
— О чём ты говоришь! Такие женщины, как ты, всегда подозревают других в грехах, свойственных им самим. Ладно. Мне тоже пора. У меня встреча с мадам де Прованс. Она так добра ко мне. Если бы ты только знала, то умерла бы от зависти. Прощай!
Довольно захихикав, она засеменила на высоких каблуках по коридору. Её собеседница повернулась к другой подруге, находившейся в комнате:
— О том, что творится в апартаментах мадам де Прованс, она знает столько же, сколько известно мне о том, что происходит в покоях короля. Невестка короля — такая же шлюха, как Ламотт! Хотя, может, не совсем. Но сколько она знает о лосьонах для лица и средствах для мытья головы — уму непостижимо.
Дверь в коридор затворилась.
Ламотт была уже далеко. Она упорно шла следом за Бёмером. Её женская наблюдательность говорила, что этот человек совсем не похож на удачливого торговца, которому удалось продать бриллиантовое ожерелье или другую дорогую вещь. Он явно пребывал в каком-то странном оцепенении и, может, был даже не в своём уме.
Ламотт с интересом следила за ним, покуда старик не исчез из поля зрения. Всё могло быть ценным уловом. Она свернула в коридор, ведущий к апартаментам королевской невестки, точно рассчитывая место, где должна остановиться и повернуть назад, делая вид, что только что вышла из её личных покоев. Вдруг кто-то её заметит.
Случайный встречный непременно подумает: «Эта женщина, должно быть, птица высокого полёта. Она вышла от её высочества. Кто же она такая?»
Такая мысль была очень приятна.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Жанна Ламотт вознеслась на пене мутных революционных волн ещё до грозного шторма. Эта странная личность вошла в историю не только мошенничества, но и в историю Франции. Как же могла эта неприметная женщина устроить такой грандиозный скандал, нанести такой сильный удар по престижу королевской власти, причинить столько страданий французской королеве? Это удивительно! Она не могла похвастаться ни родовитым происхождением, ни воспитанием, ни учёностью, была дамой невежественной и к тому же очень жадной. Её поразительная наглость объяснялась только её природной сообразительностью и умением держать нос по ветру — больше ничем. В этом ей никак нельзя было отказать, как и в твёрдом убеждении, несмотря на ряд горьких разочарований, что можно ловить рыбку в мутной воде, если только удочка окажется в нужной руке. То есть в её собственной. Она всегда несокрушимо верила только в себя.
Хотя Жанна как могла хранила свой секрет, существовали двое свидетелей, которые знали, что её отец был простым крестьянином в Отейе. Но и здесь наблюдалось одно странное противоречие. Этот крестьянин из всех имён, существующих в мире, выбрал для себя имя Валуа и упрямо его держался, хотя люди и поднимали его из-за этого на смех. И было от чего смеяться. Валуа! Древнее королевское имя! Это было равносильно тому, если бы какой-нибудь бродяга в Англии взял себе громкое имя — Плантагенет!
Бывали времена, ныне почти забытые, когда имя Валуа гремело как трубный клич от Пиренеев до Нормандии, но всё это уже давно кануло в вечность. Последний известный Валуа при Людовике XIII был владельцем небольшого поместья в Гро Буа и занимался довольно рискованным делом — чеканкой монет. С его смертью пресёкся и род. Так кем же был этот крестьянин из Отейя, который носил аристократическое имя, которое никак не вязалось с его жалкой лачугой и запачканными грязью деревянными сабо?
За несколько лет до того, когда Бёмер продемонстрировал во дворце своё знаменитое ожерелье, одна знатная светская дама, мадам де Буланвилье, въезжая в карете в украшенные венками чугунные ворота своего поместья в Отейе, заметила на дороге двух девочек в деревянных башмаках, которые несли на спине по вязанке дров, сгибаясь под их тяжестью. Они были такими хорошенькими, что вполне могли вызвать к себе интерес со стороны незнакомых людей. Местный кюре, не скрывая иронии, объяснил мадам, кто они такие:
— Эти детишки, мадам... должен сказать вам, большая несуразность в мире! Вы никогда не догадаетесь, какая у них фамилия, даже если будете ломать голову целый год.
— Ну, наверняка, у этих ангельских крошек какая-то очень и очень простенькая распространённая фамилия — у меня в этом нет никаких сомнений.
— Что вы, мадам! Напротив, далеко не простенькая и отнюдь не распространённая, — возразил священник, засовывая в ноздрю щепотку нюхательного табаку. — У этих девочек есть документы, удостоверяющие их происхождение. И представьте себе, они — Валуа!
— Боже праведный, не может быть! — воскликнула мадам, не веря собственным ушам. — Просто невероятно! Как же всё это объяснить?
— Очень просто, мадам. Эти детишки — потомки незаконнорождённого сына одного из принцев семейства Валуа. Может, это Генрих II. Таких неучтённых потомков королевских кровей на свете полно, только им ничего не известно о своём счастье.
Этот разговор почему-то не понравился мадам де Буланвилье, и она его резко оборвала. Как знатной даме, ей было неприятно думать о том, что на привилегии, которыми пользуется она, имеет право и какой-то незаконнорождённый ребёнок. Но всё же рассказ кюре не выходил у неё из головы. Мадам де Буланвилье вряд ли пожалела бы обычного ребёнка, но представитель семейства Валуа, пусть и незаконнорождённый, живёт в нищей деревушке? Ей пришла в голову мысль провести необычный эксперимент — взять к себе в дом старшую из сестричек и сделать из неё свою служанку. В её жилах течёт кровь Валуа, и королевские инстинкты рано или поздно наверняка проявятся. Как будет приятно иметь рядом с собой в доме такую девушку!
Можно себе представить, какие светлые надежды вселила в девочку такая неожиданная перемена. Для Жанны Валуа — соседи никогда не прибавляли к её имени аристократическую частичку «де» — жизнь всегда была очень тяжёлой, но она почему-то была уверена, что освобождение придёт, оно уже недалеко! Нельзя же быть Валуа просто так! И вот громкое её имя уже начало приносить первые плоды и принесёт ещё больше в будущем — в этом она была уверена твёрдо и бесповоротно.
Но пока ей приходилось преодолевать новые трудности. Новый дом оказался скучной тихой заводью, а мадам суровой занудой, к тому же ревностной христианкой-догматичкой. Будь она красивой дамой при дворе, Жанна её не только бы обожала всей душой, но и пыталась бы ей во всём подражать. Она частенько обманывала свою хозяйку, передразнивала её за спиной, причём с таким искусством, которое заставило бы покатиться со смеху всю труппу «Комеди Франсэз». Она понимала, что ей нужно учиться. Она знала, что существует такая школа, где обучают не только наукам, но и приятным светским манерам. Она хотела научиться говорить так же хорошо, как мадам де Буланвилье, а хорошие манеры всегда пригодятся. Она была не только усидчивой ученицей, но и смешливой обезьянкой, которая умела ловко всех передразнивать, подмечая особенности характера любого человека. Очень скоро у девочки от облика простой крестьянки ничего не осталось. Её воспитательница всё это замечала и от души радовалась, что благотворительность не прошла даром. Жанна умела разогнать скуку в доме своими едкими замечаниями. Многое она скрывала от своей благодетельницы. Жанна росла и всё активнее пользовалась своими способностями и пока ещё не столь ярко выраженными прелестями, чтоб уверенно проложить себе путь в будущее, и делала это с такой же непоколебимой решимостью, как и любой из рода Валуа. Она была настроена сама делать историю своей жизни, правда, в несколько иной манере.