Мария Антуанетта. Королева бриллиантов — страница 14 из 60

Кардинал был настолько подавлен и смущён всем, что увидел и услышал, что не мог ни вспомнить свой вопрос, ни его сформулировать... Девочка-оракул лежала тихо, неподвижно, как мраморное изваяние, её глаза с чёрными ресницами были плотно закрыты, а щёки бледны.

   — Давайте вы первая, — торопливо прошептал кардинал своей спутнице, тихонько подталкивая её вперёд.

С большим почтением Жанна опустилась на колени, у самой кушетки, и заговорила дрожащим голосом:

   — Священный Господин утренней Звезды, так как я не смею напрямую обращаться к самой Чистоте, умоляю тебя стать моим посредником. Пусть она через тебя передаст мне: унесётся ли прочь облако несчастья, которое омрачало мою жизнь, и не засияет ли наконец над моей головой солнце?

Мёртвая тишина продолжалась с минуту. Потом «Великий кофта» подвинул к себе «подставку» — локоть с кристаллом — и стал внимательно вглядываться в его тёмную глубину. Девочка на кушетке по-прежнему лежала абсолютно неподвижно. Губы её были плотно сжаты. Вдруг раздался чистый, звонкий, девичий голосок, словно песня коноплянки на заре.

   — Туча улетит прочь. Улетит! Вижу в кристалле, который символизирует наш мятущийся мир, женщину, которой оказывают почести, как того заслуживают самые великие из всех. Их она удостаивается тайно. Но наступит день — он уже близок, — когда открыто, перед взором всех она станет известна как друг королей.

В наступившей тишине, казалось, сам воздух дрожал от одержанного Жанной триумфа. На какое-то мгновение она лишилась дара речи. Всё ещё стоя на коленях, уже не шёпотом, чуть громче, задала Жанна следующий вопрос:

   — А каким образом свершится чудо ради той, которая может предложить только своё смирение и веру?

Снова послышался мелодичный голос:

   — В кристалле я вижу деяние, похожее на самопожертвование, и оно связано с великой опасностью и ужасным недопониманием. Я чувствую благодарность великой личности. А большего сказать не могу.

Снова наступила тишина. «Великий кофта» сидел, погруженный, как и прежде, в свои мысли, упорно разглядывая кристалл. Наконец, подняв глаза, он сделал жест в сторону Луи де Рогана, который тут же упал перед ним на колени рядом с графиней.

   — Вопрошай же! — послышался девичий голос.

Запинаясь, де Роган кое-как промямлил свои вопросы:

   — Меня тоже минует чёрное облако? Каково моё будущее?

Звонкий голосок зазвучал вновь:

   — Успех, честь, слава. Мужественный поступок, самопожертвование. Высочайшая милость. И — любовь.

Кровь застучала у него в висках, словно бешеная. Он чуть не задохнулся и не сразу смог говорить. Наконец кардинал пришёл в себя.

   — Величайший, просвети меня. Что мне делать? Откуда я узнаю, как мне поступать?

   — Принимай наставника, посланного тебе, иди вперёд, будь уверенным в себе. Ничего не бойся. Успех вполне достижим. Добейся его и радуйся!

Снова наступила продолжительная тишина. Минуты стремительно летели.

Кардинал хотел было задать ещё вопросы, но мозг больше ему не повиновался. Пары неизвестного фимиама переполняли его, вызывали болезненные ощущения. Он вдруг качнулся в сторону и упал на пол, потеряв сознание.

Калиостро отложил в сторону магический кристалл и опустился рядом. Лежавшая на кушетке девочка вскочила, ужас исказил её красивое лицо. Не дай бог кардинал умрёт, и здесь обнаружат его тело.

«Великий кофта» схватил графин с водой и плеснул на лицо кардинала, Жанна поднесла к его носу флакончик с уксусом. Оракул-девочка растирала ему руки.

   — Всё из-за этого фимиама! В нём слишком много наркотика для такого человека, как он. Я была уверена, что рано или поздно что-нибудь случится. Сколько раз я вам об этом говорила. Мария, убирайся отсюда! Он может прийти в любую минуту, открыть глаза, и тогда нам всем конец!

Жанна изо всех сил размахивала веером над бледным лицом кардинала. Его веки вдруг задёргались. Девочка быстро заняла своё место на кушетке. «Великий кофта» принял прежнюю позу рядом с волшебным кристаллом. Мизансцена была восстановлена. Мадам де Ламотт-Валуа стояла на коленях возле де Рогана, сильно озабоченная состоянием своего друга.

   — Что произошло? — едва шевеля губами, произнёс он. — Я лишился чувств? Что произошло?

   — Произошло чудо! Голубка предупредила вас, просила принять руководство наставника, чудодейственно посланного вам...

   — Да, я это слышал. И что дальше?

   — Вы закричали, что видите лучезарный свет, корону, женщину, и потом лишились чувств, по-видимому, от избытка радости. Скажите мне, если только можете... Но только не здесь. Нельзя ничем нарушать священной атмосферы. Это святотатство.

Он с трудом поднялся на ноги. Сознание вернулось к нему. Пары фимиама разогнал ветерок, подувший с невидимых высот.

Девочка по-прежнему лежала на кушетке, словно мёртвая. «Великий кофта» с величественным видом приблизился к кардиналу.

   — Монсеньор! — сказал он самым серьёзным тоном. — Я убедился, что Великие неземные силы предсказали вам славную судьбу. Мне нечего добавить к тому, о чём через меня говорила Голубка. Следуйте своим путём. Ничего не бойтесь. И когда над вашей головой засияет солнце, я попрошу только об одном вознаграждении. Придите ко мне и подтвердите, что моё учение стало для вас факелом, осветившим ваш жизненный путь.

Де Роган поклонился с таким почтением, словно перед ним стоял сам король. Розоватый свет начал блекнуть, и окружающие предметы становились всё менее отчётливыми. Жанна взяла его под руку, и они пошли к двери. Две дрожащие звезды немедленно вновь появились высоко на невидимом небосклоне.

Только в карете сообщники осмелились вновь заговорить. Кардинал чувствовал себя превосходно, как и прежде.

   — Кажется, само провидение послало мне вчера этого Бёмера. Пока, правда, не всё ещё ясно до конца, но туман постепенно рассеивается. Теперь нам с вами нужно взглянуть на это ожерелье. Но мне необходимо подтверждение того, что оно понравилось её величеству и что она хотела бы его получить. Иначе я не сделаю ни шага. Ныне каждый такой шаг связан с большим риском. Трудно даже себе представить...

   — Я тоже не собираюсь рисковать, ваше высочество. Если даже вы осторожничаете, то что говорить о несчастной Ламотт-Валуа? Нет, если её величество хочет, чтобы ей служили верой и правдой, то она должна играть с нами в открытую. Если она признается, чего она хочет, каковы её желания, тогда, может рассчитывать на нашу преданность до гробовой доски.

   — До гробовой доски! — эхом откликнулся кардинал. — Всё должно исходить только от неё, — торжественным тоном добавил он. — Но прежде мне нужно увидеть бриллиантовое ожерелье, выяснить, какую цену он назначил, какова будет система оплаты... Вы этим потом займётесь. И не забывайте: я не даю никаких твёрдых обязательств. Я рассматриваю всё это дело только как анализ разных возможностей, что ни к чему меня не обязывает. Пока я располагаю лишь утверждением Бёмера и вашим, мадам, о том, что королева страстно желает получить это ожерелье, больше ничего.

   — Со своей стороны я могу обещать вам только полную правду по этому делу и абсолютную преданность вашим интересам. При этом нельзя ни на миг скомпрометировать королеву. Ах, как всё это сложно! Несмотря на божественное поощрение, мужество мне изменяет, и я даже не знаю, смогу ли продолжать.

   — Не стоит отчаиваться, — сказал кардинал, пожимая её руку. — Не теряйте уверенности, сейчас, этого нельзя себе позволить. Но вы, несмотря на все ваши таланты, женщина, и разрешите мне вас предостеречь. Это дело требует сохранения строжайшей тайны. Ни слова, ни одной живой душе. Можно ли вам доверять до гробовой доски? Говорите честно, не бойтесь.

Короткий ответ «можно», простой и серьёзный, произвёл на кардинала гораздо более сильное впечатление, чем все клятвы. Да, конфидентка королевы никогда не выдаст секрета, ибо тогда рухнут её собственные надежды. Более того, Бастилия всё ещё существует, и туда очень легко могут угодить все, кто так или иначе наносит оскорбление королевской власти.

   — Если вы намерены доверять мне лишь из-за страха понести наказание, то лучше не доверять вовсе, — прошу извинить меня за резкость. Прежде чем мы расстанемся, вернёмся к тому, о чём я говорила вам вчера. Я бы не стала сейчас снова заводить об этом разговор. Но в будущем могут возникнуть некоторые осложнения. Когда в последний раз я виделась с королевой, она так трогательно жаловалась, что не в силах изменить своего ужасного финансового положения. Вы, конечно, знаете, как незначителен её личный доход. Чуть больше 300 000 ливров в год.

Де Роган не знал, но на всякий случай с сожалением кивнул головой.

   — Можете ли вы себе представить более бедственное положение самой щедрой из всех французских королев? — воскликнула Жанна. — От этих её слов у меня на глазах навернулись слёзы. У матери одного её офицера большая семья, и она не в состоянии помочь этой несчастной женщине, так как её кошелёк пуст. Нужно ли вам говорить, что я думаю об этом?

   — Что вы, мой добрый ангел, ничего не нужно разъяснять. Я и сам догадываюсь. Всё, чем располагаю я, к её услугам. Отнесите деньги несчастной матери и передайте королеве, что моё сердце обливается кровью из-за неё. Остальное — потом.

   — Ах, какое у вас благородное сердце! — Жанна опустила золотые монеты в свою сумочку. — Она узнает об этом. Какой контраст с этим жадюгой Бретайлем, королевским министром двора. Вы покажете себя во всём блеске, особенно тогда, когда окажетесь с ней лицом к лицу, ибо ваша щедрость даст ей возможность осыпать вас милостями, о которых может только мечтать благородное сердце. Королева сказала... — но нет, и ещё раз нет! По-моему, я становлюсь слишком болтливой. Не искушайте меня. Я бы не позволила себе раскрыть рта, если бы только не чудо, которое сегодня произошло у нас на глазах.

Напрасно он умолял её открыться. Жанна только смеялась в ответ. Эта дерзкая, красивая женщина поддразнивала его, всё выше возносила его самые смелые надежды, называла себя его сказочной феей. Когда часы пробили двенадцать, Ламотт, сделав глубокий реверанс, исчезла.