Мария непроизвольно зажала рот рукой. Отлучение от церкви – самое страшное наказание для христианина. Она попыталась собраться с мыслями и представить, чем обернется для Филиппа отлучение от церкви и вечное проклятие. Теперь он не имел права ходить к мессе, исповедоваться и причащаться. Если она, Мария, родит ему наследника, отец не сможет присутствовать на крещении, а если паче чаяния он умрет, его тело останется непогребенным. Он не мог быть коронован. Мария со смятением поняла, что ей придется выбирать между покорностью мужу, согласно данному ею обету, и повиновением наместнику Бога на земле.
И тут до Марии дошло, что Господь подсказал ей способ разрешения жестокой дилеммы. Теперь Англия будет вынуждена занять ту или иную сторону. Не могло быть и речи о сохранении нейтралитета. Решение было тяжелым, но любовь к Филиппу взяла верх.
– Мы объявляем войну! – встав с места, заявила Мария.
Филипп поймал взгляд жены, наконец-то они были заодно.
Мария призвала лордов подчиниться. Они с Филиппом написали папе письмо протеста против несправедливого обращения с кардиналом Поулом, лишенным статуса легата, напомнив его святейшеству обо всех добрых делах кардинала на благо Церкви. Они предупредили папу, что без Поула благополучие Церкви в Англии окажется под угрозой. Совет написал папе в том же ключе, выразив в письме желание предотвратить войну и подчеркнув, что кардинал всегда был сторонником мира. Все рассчитывали, что папа поддастся давлению и оставит Поула легатом. Совет между тем продолжал упорствовать и противиться объявлению войны.
– Король будет финансировать военные действия из собственных средств, – заверила лордов Мария.
Однако Совет решительно отказывался подчиняться. И тут Божественное провидение сыграло Марии на руку: до нее дошло известие, что Томас Стаффорд, один из отпрысков династии Плантагенетов, вторгся в Йоркшир. Незначительный инцидент, который можно было легко разрешить, пока Совет не получил разведданные, что нападение было инспирировано французами. В тот самый день она отправила ко французскому двору герольда бросить перчатку королю Генриху.
Обрадованный Филипп тут же начал готовиться к наступлению, его с энтузиазмом поддержали молодые английские аристократы, жаждущие военной славы, а также помилованные преступники Генри Дадли, сэр Питер Кэрью и сэр Джеймс Крофтс, алчущие получить шанс для реабилитации. Флот, усиленный по приказу Филиппа двумя новыми кораблями «Филипп и Мария» и «Мэри Роуз» – последний был назван в честь затонувшего двенадцать лет назад у берегов Саутгемптона прославленного военного корабля короля Генриха VIII, – был приведен в боевую готовность. Верный своему слову, Филипп послал в Испанию еще за одной флотилией и сундуками с золотом, чтобы компенсировать расходы английской казны. Филипп был здесь, там, везде… и Мария чувствовала, что супруг уже покинул ее, ибо, как только придут испанские корабли, он немедленно уплывет, чтобы принять участие в войне.
Однако она также понимала, что ему необходимо было уехать. Папа римский, оставшись глухим к ее мольбам, отказался восстановить кардинала Поула в должности легата и назначил на его место фра Уильяма Пето. Мария хорошо знала Пето, исповедника королевы Екатерины и ее самой, когда она была ребенком, сосланного за проповеди против Великого дела короля. Пето вернулся в Англию, когда Мария стала королевой, и теперь ушел на покой, удалившись в восстановленный монастырь ордена францисканцев. Она подозревала, что старику хотелось становиться папским легатом не больше, чем ей иметь другого человека на месте кардинала Поула, в советах которого она будет отчаянно нуждаться.
Фра Пето был благочестивым и хорошим человеком, но сейчас, в свои восемьдесят с хвостиком, он уже начал выживать из ума. В ярости от этого назначения, Мария не пустила в Англию папского нунция. По мнению Марии, папа руководствовался исключительно мстительностью и завистью – чувствами, несовместимыми с его ролью наместника Христа на земле.
Мария вызвала к себе кардинала.
– Я не разрешаю вам покинуть Англию, – заявила она. – Вы еще не получили бумаги об отзыве из Англии, а значит, вас нельзя обвинить в неповиновении Святому престолу. А уж я постараюсь сделать так, чтобы эти бумаги до вас не дошли.
Кардинал явно пребывал в сомнениях, поскольку был честным человеком. Тем не менее он согласился остаться. Затем они узнали, что папа назначил Пето кардиналом, но старик отказался от этой чести и вернул в Рим красную шапку.
Двадцатого июня возвращающаяся испанская флотилия была замечена в Канале, и Мария с тяжелым сердцем смотрела на то, как Филипп уже всерьез готовится к отъезду. Все, пришло время прощаться, и, к сожалению, слишком рано.
Супруги покинули Уайтхолл в начале июля и направились в Дувр. По дороге туда они ночевали в Ситтингборне и Кентербери и каждую ночь делили ложе в надежде зачать наследника. Мария молилась о том, чтобы в оставшееся время услышать хотя бы слово любви. Но, сделав свое дело, Филипп сразу начинал думать о другом:
– Очень важно, чтобы Елизавета вышла замуж за герцога Савойского. Только представьте, что произойдет, если она выберет супруга по своему вкусу. Это потрясет все королевство. Так что не мешкайте и продолжайте действовать в данном направлении.
– Я вас поняла, – прошептала Мария. – И сделаю все, что в моих силах.
Однако она не спешила браться за дело. Прямо сейчас она вообще не понимала, как сможет жить без Филиппа.
Глава 39
Ложиться спать не имело смысла. На рассвете Мария с помощью фрейлин надела самое роскошное платье из пурпурного бархата с золотым шитьем. Супруг должен был запомнить ее красивой. Филипп уже поджидал жену, ему не терпелось уехать. Было около трех утра. Они прошли к причалу, где стоял готовый к отплытию испанский флагманский корабль. Филипп посмотрел на жену, словно только сейчас вспомнив, что она здесь, после чего обнял и поцеловал. Она прильнула к мужу, не в силах отпустить, понимая, что, возможно, им больше не суждено увидеться. Марии так много нужно было ему сказать, но язык будто присох к нёбу, да и вообще она боялась, что супруг не ответит ей взаимностью, а этого она хотела меньше всего.
– Да хранит вас Бог! – произнес Филипп, поцеловав жену в губы.
– Пусть Он вернет вас целым и невредимым домой ко мне, – наконец обретя дар речи, прошептала Мария. – Я молюсь, чтобы Он ниспослал вам быструю победу.
Глотая слезы, она смотрела, как Филипп садится на корабль, и осталась стоять на пристани, глядя, как корабль поднимает якорь и гордо уплывает в ночную тьму.
Неделю спустя, когда Мария подписывала приказы на сожжение еще большего числа еретиков, Паджет сообщил ей, что Филипп вызвал к себе всех оставшихся в Англии испанских придворных. У Марии упало сердце: она поняла, что муж не намерен в ближайшее время к ней возвращаться. Хотя, быть может, он считал, что война так скоро не закончится. С этим еще можно было справиться: тут уж ничего не поделаешь. Нет, страшнее всего было подозрение, что Филипп уехал навсегда.
Впрочем, одна вещь все-таки вселяла надежду. Филипп оставил жене своего исповедника, отца Фреснеду, наверное для утешения, – по крайней мере, поначалу она так и думала. Однако когда Мария поняла, что священник получил инструкции следить за тем, чтобы она продолжала выполнять волю Филиппа, то пришла в отчаяние, а затем рассердилась.
– Нет, я не стану признавать леди Елизавету своей наследницей! – отрезала она. – Елизавета не является ни моей сестрой, ни дочерью короля Генриха.
Мария и сама в это не вполне верила, однако успешно отметала все доводы против.
– Но, мадам, по крайней мере проявите к ней свою благосклонность. Ради спокойствия в вашей стране.
– Нет, – повторила Мария. – Она дочь бесчестной женщины, которая грубо нарушила права моей матери-королевы и мои тоже.
Отпустив священника, Мария разразилась слезами отчаяния, ибо сопротивление воле мужа наверняка не поможет его вернуть. Она написала Филиппу письмо, где попыталась объяснить, что с открытой душой выслушивала все его аргументы, при этом понимая, что была права. «Это то, что хранит моя совесть и хранила все двадцать четыре года» – ровно столько, сколько Елизавета жила на этом свете.
Фреснеда настаивал. Велеречивый, образованный, он нередко находил более веские аргументы, чем у Марии, но она твердо стояла на своем. И даже когда Филипп посетовал в письме на упрямство жены, дав ей понять, что чрезвычайно ею недоволен, она сохраняла решимость, рассчитывая на то, что, на ее счастье, Филиппу скоро будет не до проблем Англии.
В июле Совет получил донесение от английского посла в Ватикане с предупреждением, что папа выдвинул против кардинала Поула обвинение в ереси, а именно в том, что Поул является секретным агентом Филиппа. Теперь кардинал должен быть арестован сразу же по приезде в Рим.
– Посол доложил, что кардинал Мороне, ваш близкий знакомый, в мае был задержан инквизицией по обвинению в ереси, – сообщил Паджет кардиналу Поулу. – И папа дал ясно понять, что считает ваше преосвященство тоже виновным.
– Папа прекрасно знает, что у него нет причин меня отзывать, – сказал Поул. – И надуманное обвинение в ереси дает ему возможность это сделать.
– Однако он велел инквизиции начать расследование вашей деятельности.
– Это абсурдно! – взорвался кардинал. – Я действительно поддерживал проведение реформ внутри Церкви, но моя ортодоксальность никогда не ставилась под сомнение, и я никогда не давал для этого повода.
– Папа, похоже, считает, что вы тайно работаете на короля, который хочет его уничтожить.
– На самом деле я боюсь, что его святейшество лишается рассудка! – воскликнул Поул. – Я попрошу кого-нибудь из клириков изложить свое мнение по моему делу.
Мария лично написала письмо папе Павлу IV, выразив свое негодование и недоумение по поводу того, как он мог предпринять подобные действия против кардинала.