После обильного обеда Мария с отцом отправились на прогулку верхом по парку. Мария, окрыленная благоволением отца, чувствовала себя с ним гораздо свободнее.
Теперь, к сожалению, слишком поздно, отец и его повзрослевшая дочь гораздо лучше узнали друг друга, хотя она по-прежнему трепетала перед ним и их разделял многолетний временной интервал, который им, возможно, не удастся преодолеть. Марии казалось, будто она заново знакомится со своим отцом.
– Она спокойно восприняла новость? – неожиданно спросил отец, когда Елизавету отправили в детскую. Это и все, что он удосужился сказать о судьбе Анны Болейн.
– Поначалу Елизавета, естественно, расстроилась, но она еще очень мала, а дети быстро оправляются от горя.
– Да, она выглядит вполне счастливой. И к тому же чрезвычайно развитой для своих лет! – ухмыльнулся он.
– Не сомневаюсь, что в скором времени ваша милость еще найдет повод порадоваться за нее.
– Я в этом не сомневаюсь!
– Вы пригласите ее ко двору?
– Еще нет, – вздохнул король. – Придворные по-прежнему сплетничают и строят домыслы по поводу гнусных, отвратительных преступлений той женщины. Я намерен оградить Елизавету от досужих разговоров. Я хочу защитить ее от пересудов, ибо не желаю, чтобы до нее дошли слухи, ставящие под сомнение личность ее отца. – Удивив Марию своим признанием, король продолжил: – Нет никаких сомнений, что она мое дитя. Она моя точная копия, у нее мой характер, – по крайней мере, меня в этом уверяли! – Он печально улыбнулся.
Марии оставалось лишь завидовать подобной уверенности. Интересно, он когда-нибудь задумывался, что Елизавета, возможно, не его дочь? Когда они пустили лошадей в легкий галоп, Мария вдруг поняла, что Елизавета гораздо больше похожа на отца, чем она сама, но не смогла подавить тайные сомнения. Ах, если бы вспомнить, как выглядел Марк Смитон!
– Что касается вашего возвращения ко двору, то мы не станем откладывать дело в долгий ящик, – произнес король, когда они подъехали к лесу и пустили лошадей рысью. – Вы выглядите гораздо лучше, и я бы хотел отметить наше примирение публичным воссоединением. Более того, королева уговаривает меня поскорее вернуть вас ко двору. Она хочет с вами повеселиться.
– Я мечтаю ее увидеть, – сказала Мария. – Она всегда была мне другом.
– И даже большим, чем вам кажется, – пробормотал король.
В начале сентября король написал Марии письмо, в котором велел ей готовиться к скорому возвращению ко двору: «Вам приготовлены покои в соответствии с Вашим статусом».
– Нам нужно начинать паковать вещи, – сказала она дамам.
Присланные Джейн роскошные платья пришлись весьма кстати.
Сборы были в самом разгаре, когда объявили о появлении сэра Джона. Он низко поклонился Марии:
– Миледи Мария, прошу простить за вторжение, но вы наверняка захотите услышать новость, которую только что объявили в Уэре. Король провозгласил вас своей наследницей в том случае, если у королевы Джейн не будет от него потомства.
У Марии от восторга закружилась голова. Решение короля стало для нее неожиданностью. А в конце той же недели в довершение ее радости пришло письмо от леди Солсбери. В преддверии приезда Марии ее снова пригласили ко двору, и она считала дни до заветного воссоединения с бывшей воспитанницей. Новости о провозглашении Марии наследницей престола распространились по всей стране, писала леди Солсбери, у народа праздничное настроение, люди столпились вокруг дворца в надежде увидеть принцессу и горячо приветствовали даже ее воспитательницу.
Однако, когда в том же месяце в Лондон вернулась чума, Мария со страхом подумала, что, подчинившись воле отца, она прогневала Господа. Неправильно получить столько подарков судьбы благодаря ужасному предательству. Но тогда почему Господь осыпал ее милостями, если она согрешила против Него? Ее исповедник посоветовал ей не волноваться: Господь знает все тайны ее сердца и то, что она подписала документ под давлением.
Мария решила, что Господь, скорее, прогневался на ее отца, который начал закрывать монастыри и использовать их богатства для пополнения своей пустой казны. Отец утверждал, что распускает исключительно финансово нежизнеспособные маленькие монастыри – рассадники католицизма и блуда. Последнее слово вогнало Марию в краску. Она имела слабое представление, что такое блуд, но это определенно было нечто постыдное. Для нее гораздо большее значение имели истинные намерения отца. Поговаривали, что он собирается закрыть все монастыри и что их закрытие – это атака на Церковь. Впрочем, кое-кто считал, что так им и надо, ибо монахи были паразитами, а монахини не отличались особой добродетелью! Однако Мария сочувствовала всем тем, кто дал обет Господу и теперь с крошечной пенсией оказался в чужом и враждебном секулярном мире. А что будет со всеми вдовами, сирыми и убогими, которым они помогали? Она и сама жила в том мире, который с трудом узнавала. Все, что прежде казалось успокаивающе незыблемым, осталось в прошлом.
У Марии невольно возникал вопрос: не помешает ли эпидемия чумы ее поездке в Виндзор, куда отец для безопасности отправил свой двор? К счастью, нигде поблизости не было выявлено ни одного случая смертельной болезни, однако Марии пришлось ехать туда окольным путем, в объезд Лондона. Но кто знает, какие места могли считаться сейчас безопасными? Впрочем, теперь она узнала, что чума – это не единственная угроза, с которой придется столкнуться. В Линкольншире вспыхнуло восстание, распространившееся на север. Восстание получило название Благодатного паломничества, поскольку мятежники протестовали против религиозных реформ короля и закрытия монастырей и требовали восстановления старых обычаев, чего страстно желала Мария. Будь у нее такой шанс, она и сама присоединилась бы к ним!
Однако королева Джейн написала, что Мария может спокойно ехать, поскольку герцогов Норфолка и Саффолка отправили в северные графства на подавление мятежа. Прибыв в октябре в Виндзорский замок, Мария увидела огромные толпы народа, собравшиеся возле ворот, чтобы приветствовать и благословить принцессу. Это растрогало ее до слез. Кивая и улыбаясь, Мария въехала в пределы замка и с радостью увидела свою обожаемую леди Солсбери, которая ждала ее вместе с сэром Уильямом Сэндисом, лорд-камергером и главой королевского двора. Спешившись, Мария с чувством обняла свою старую воспитательницу, после чего лорд-камергер провел Марию в отведенные ей покои.
Когда она увидела роскошные апартаменты, у нее буквально перехватило дыхание. В спальне стояла великолепная резная кровать под балдахином, стены украшали изысканные гобелены с аллегорическими сценами, на полах лежали турецкие ковры, в буфете находилось множество золотых и серебряных блюд.
Марии сразу пришло на ум выражение «тридцать сребреников». Ради всего этого она предала память своей матери. Впрочем, сейчас не время об этом думать. Сегодня она не могла слушать голос совести. Нужно было готовиться к официальному приему при дворе. Камеристки уже ждали, чтобы помочь ей надеть выбранный королем наряд: отделанное жемчугом платье из черного дамаста и тюдоровский чепец в тон. И никаких французских чепцов. Мария с радостью узнала, что королева Джейн их запретила. Ничего, что могло бы напоминать о Ведьме!
Дрожа от волнения, Мария в сопровождении свиты роскошно одетых дам ждала своего выхода в дверях зала для приемов. Она морально готовилась к этому моменту, хорошо понимая, что это будет для нее моментом наивысшего триумфа и одновременно унижения, поскольку в последний раз она появлялась при дворе, будучи законной дочерью короля, а сейчас возвращалась бастардом. При этой мысли ее щеки зарделись от стыда. Она представила себя под прицелом множества глаз и внутренне сжалась.
За плотными рядами придворных Мария увидела королевскую чету, стоявшую перед пылающим камином. Она присела в реверансе прямо в дверях, затем – в центре зала, после чего опустилась на колени перед королем.
– Сир, – произнесла Мария, пытаясь обуздать нервозность, – я жажду вашего отцовского благословения.
– И я с удовольствием дам его, моя возлюбленная дочь. – Король взял ее за руки и, подняв с колен, горячо поцеловал.
Потом вперед вышла королева Джейн; она тоже обняла и поцеловала падчерицу со словами:
– Мы очень рады видеть вас здесь!
Мария благодарно улыбнулась ей.
Повернувшись к стоявшим поблизости членам Тайного совета, отец бросил на них сердитый взгляд.
– Некоторые из вас горели желанием, чтобы я предал эту жемчужину смерти! – пророкотал он.
В зале воцарилась гробовая тишина, но тут в разговор милосердно вмешалась королева Джейн.
– Было бы невероятно жаль потерять главное украшение английской короны, – поспешно сказала она.
– Нет! Нет! – Король с улыбкой похлопал супругу по животу. – Эдуард! Эдуард!
Мария уставилась на них во все глаза. Королева ждет ребенка? Перехватив взгляд дочери, король просиял и кивнул, а Джейн покраснела.
У Марии в мозгу что-то щелкнуло, она вдруг почувствовала головокружение и сильную дрожь, перед глазами все поплыло и потемнело.
Она пришла в себя от гула встревоженных голосов. Отец стоял перед ней на коленях:
– Мария, очнитесь! Мария! – Он взволнованно похлопал дочь по щекам. – Скорее пошлите за врачом!
– А еще принесите холодную влажную тряпочку и немного вина! – добавила Джейн.
Мария растерянно огляделась вокруг. Что произошло? Неужели она упала в обморок?
– Приободритесь, дочь моя! – воскликнул отец. – Все хорошо. Теперь вас никто не тронет.
Джейн осторожно промокнула лоб Марии прохладной тряпочкой, и Мария вскоре пришла в себя. Король помог дочери подняться на ноги, взял за руку и провел по залу, после чего велел фрейлинам отвести ее в предоставленные ей апартаменты.
После благотворного сна – теперь, когда самое страшное было позади, Марии спалось гораздо лучше – она присоединилась к королевской чете за ужином в узком кругу, но не могла проглот