В мае парламент издал направленный против леди Солсбери Билль об опале, согласно которому она лишалась жизни, титула, поместий и состояния.
– Нет! – узнав печальные новости, застонала Мария. – Только не моя дорогая леди Солсбери! – Нет, король наверняка не захочет лишить ее головы. Мария рыдала в объятиях Сьюзен, опечаленная несправедливостью произошедшего. – Как он мог так поступить?!
– Он так поступает, потому что напуган, – успокаивала ее Сьюзен. – А когда люди напуганы, они нападают.
– Но леди Солсбери не представляет для него никакой угрозы!
– По его мнению, представляет, и сомневаюсь, что кто-нибудь сможет убедить его в обратном.
Мария с трепетом и волнением ждала новостей. Она узнала, что король захватил всю собственность леди Солсбери, но еще не отдал распоряжения о казни. Шли недели, и Мария потихоньку расслабилась в надежде, что он оставит старую женщину томиться в тюрьме или даже освободит ее. И Мария молилась о том, чтобы этот день поскорее настал.
Однако короля настолько потрясли недавние измены, что он существенно усилил меры безопасности принца. У Эдуарда теперь стало еще больше челяди, чем раньше, и король не жалел средств для защиты самой ценной жемчужины английской короны.
К величайшему огорчению Марии, отношения между Англией и двумя союзниками, Францией и Священной Римской империей, еще больше ухудшились. Подобно своей матери, Мария всегда мечтала, чтобы Англию и Римскую империю связывали узы вечной дружбы. Но когда император и король Франциск подписали новый договор, согласно которому ни одна сторона не могла вступать в новый альянс без согласия другой, отец наконец решил форсировать брак с Анной Клевской. Он отправил послов в Германию, а вместе с ними мастера Гольбейна, которому было поручено написать правдоподобный портрет принцессы Анны.
Мария получила письмо от Кромвеля, открыто ратовавшего за этот альянс.
Все как один превозносят красоту леди Анны. Она превосходит герцогиню Миланскую так же, как золотое солнце превосходит серебряную луну. И все как один превозносят ее добродетели.
C присущим ему сдержанным юмором Шапюи предположил, что король уже вообразил, будто влюблен в эту даму, и даже заявил, что если портрет ему понравится, то возьмет ее в жены без приданого. Портрет королю понравился.
Марию обуревали смешанные чувства. С одной стороны, ей хотелось видеть отца снова счастливым и довольным, каким он был с королевой Джейн, а с другой – она боялась, что, если Анна Клевская станет королевой, протестантизм начнет свою победную поступь по Англии. Даже если Анна и была воспитана в католической вере, ее брат, который сейчас правил Клеве, был лютеранином, способным заразить сестру своей ересью. И упаси Господи, она могла превратиться во вторую Анну Болейн, на что, несомненно, рассчитывали реформаторы.
Елизавета, в свои шесть лет, проявляла самый живой интерес к будущей мачехе.
– Как по-вашему, она пригласит меня ко двору? А она позволит мне носить красивые платья и танцевать? – с надеждой спрашивала она.
– Не уверена, что она любит танцевать, – ответила Мария.
По слухам, Анна получила очень строгое воспитание. При дворе герцога Клевского, очевидно, даже на музицирование смотрели с неодобрением. Мария молилась, чтобы Анна Клевская не оказалась слишком рьяной пуританкой, порицавшей легкомысленное времяпрепровождение, поскольку сама Мария обожала танцевать, музицировать и играть в карты. А какие еще радости жизни у нее оставались?!
– Я заставлю ее полюбить танцы! – Откинув назад свои длинные рыжие волосы, Елизавета сделала несколько танцевальных па.
До чего же своенравный и обворожительный ребенок!
Когда в октябре Мария находилась в Хартфорде, до нее дошла информация, что брачный договор уже подписан. Мария грустно вздохнула, но в данный момент ее больше заботили финансовые проблемы. На носу было Рождество, и она вдруг поняла, что у нее недостаточно средств, чтобы купить подарки или достойно провести этот сезон. И снова на помощь пришел Кромвель, который напомнил отцу о необходимости восполнить дефицит средств. Ну а сам Кромвель прислал Марии в качестве подарка еще одну прекрасную лошадь. После чего у нее невольно возник вопрос: не питает ли Кромвель, подобно Шапюи, более глубоких чувств к ней, в чем он, конечно, не способен признаться? А иначе с какой стати он все эти месяцы старался быть для нее добрым другом, хотя вполне мог облегчить себе жизнь, отдав на растерзание волкам?
Шапюи писал о грандиозных приготовлениях для торжественной встречи принцессы Анны, а также о серьезной борьбе за места при дворе новой королевы. Король планировал провести бракосочетание в Гринвиче на Рождество, за которым последуют двенадцать дней празднеств и коронация Анны в Сретение. Мария была счастлива слышать, что отец находится в прекрасном расположении духа, больная нога тревожит его гораздо меньше и он считает дни до приезда невесты.
Все пребывали в состоянии радостного ожидания. Со дня смерти королевы Джейн прошло уже два года. Англия была готова к новой королеве и к преимуществам, которые принесет новый брак. Мария, отбросив сомнения, решила тепло встретить новую мачеху и стать ей другом.
В начале декабря неблагоприятные ветры помешали Анне пуститься в плавание, и вскоре стало ясно, что принцесса не сможет приехать в Англию к Рождеству. Мария не знала, должна она прибыть ко двору или нужно снова готовиться к Рождеству в Хансдоне. И тут пришло письмо от отца, который сообщил, что герцог Филипп Баварский сделал ей предложение.
Она пришла в ужас. Протестант! И о чем только думал король?! Поддавшись импульсу, Мария написала письмо, где заявила, что скорее останется незамужней, чем согласится на подобный альянс.
Однако отец, в глубине души сочувствовавший дочери, оставался непреклонен. Он нуждался во всех возможных союзниках для противостояния императору и королю Франции, а потому желал ускорить переговоры. Филипп собирался прибыть в Лондон, и Марии надлежало приехать в Хартфорд, чтобы приветствовать жениха. Она нехотя согласилась.
В середине декабря Мария приехала в Хартфорд. Король тепло встретил дочь и сразу провел в гостиную, где представил ей герцога. Она увидела привлекательного мужчину ближе к сорока, со светлыми волосами и угловатыми тевтонскими чертами лица. В белой рубашке с расшитым золотом воротником, в черном гауне, ярко-красном дублете и в берете на голове, Филипп Баварский выглядел очень элегантно. У герцога был бархатный голос, он хорошо владел английским, а его глаза с неприкрытым удовольствием рассматривали Марию. Она растрогалась, получив от него подарок, и ужасно смутилась, когда он наклонился и поцеловал ее в губы.
– Насколько я понимаю, у вас в Англии именно так приветствуют дам, – улыбнулся герцог.
Король наградил обоих сияющей улыбкой:
– Я вас покидаю, чтобы вы могли лучше узнать друг друга. – С этими словами он дал знак сопровождающим следовать за ним.
Мария пребывала в смятении. Она чувствовала, что отчаянно краснеет, так как до сих пор ощущала на губах вкус поцелуя Филиппа. Но что скажут люди? Принцесс не положено приветствовать поцелуем в губы. Подобная фамильярность определенно свидетельствовала о грядущей свадьбе!
Боже, она совсем забыла о правилах приличия!
– Прошу вас, присаживайтесь, – пригласила она, и они сели напротив друг друга возле камина.
Филипп ласково смотрел на Марию, на его губах играла улыбка. Герцог был настолько хорош собой, что ей пришлось напомнить себе, что он еретик и должен получить отказ. Однако доброта, обходительность Филиппа, неприкрытое восхищение в его глазах действовали неотразимо.
Они поговорили о погоде – поездка герцога выдалась крайне тяжелой, – о предстоящем бракосочетании короля, о надеждах Филиппа подружиться с Англией.
– Лично для меня это будет альянс, основанный на любви, – обратив на Марию сияющий взгляд, заявил он. – Что, по-моему, является оптимальным альянсом.
– Вы правы, – пролепетала Мария, опасаясь, что он найдет ее глупой и недалекой, поскольку ей с большим трудом удавалось вести себя естественно. – Скажите, ваше высочество любит охоту?
– Это мое самое любимое развлечение.
– И мое тоже! А вы практикуете музыку и танцы при дворе?
– Иногда. Но ваше высочество сможет установить там свои порядки.
И тут Мария впервые за все это время отчетливо поняла, что, если она выйдет замуж за герцога, ей придется покинуть Англию и навсегда переехать в Баварию. Подобная перспектива казалась не слишком радужной, но тем не менее Марию неудержимо влекло к этому мужчине. Она понимала, что брак с ним может оказаться весьма приятным. Она будет именоваться мадам герцогиня Баварская, и он сумеет подарить ей детей, о которых она страстно мечтала. И действительно, на следующий год в это самое время она, быть может, уже станет матерью! Филиппу, естественно, придется разрешить жене исповедовать свою религию, однако король наверняка об этом позаботится.
Мария постепенно расслабилась и начала получать удовольствие. По мере того как день приближался к концу, она все больше убеждалась, что Филипп будет хорошим мужем. И когда вернулся отец и пришла пора прощаться, герцог снова поцеловал ее в губы, и она внезапно поймала себя на том, что ей понравилось… очень понравилось.
В тот вечер за ужином король откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на дочь:
– Я слышал, ваша встреча с герцогом Филиппом прошла удачно. Герцог желает приступить к заключению брака. Что скажете?
Мария запаниковала. Она нуждалась во времени на размышление. И хотя ее очень влекло к потенциальному жениху, прямо сейчас, в его отсутствие, к ней вернулись все прежние страхи и сомнения. Она ничего не знала о Баварии и по-прежнему сомневалась в возможности брака с протестантом.
– Отец, я жду вашего решения, – тяжело сглотнула Мария.