– Что случилось? – спросила Екатерина, увидев опрокинутое лицо Марии.
Мария разразилась слезами. Она была слишком расстроена, чтобы молчать, и выложила все как на духу.
– Поверить не могу! – всхлипывала она.
Екатерина погладила ее по плечу, но ничего не сказала. Мария инстинктивно поняла, что Екатерина знает о грядущих переменах, и внезапно испугалась, что та тоже обратилась в новую веру. И сразу почувствовала себя преданной вдвойне.
В Пасхальное воскресенье Екатерина пошла вместе с Марией и Елизаветой на мессу. По дороге к часовне Елизавета расхваливала труды Платона, однако Мария могла думать лишь о том, что сказала ей Нан, а также о том, как теперь относиться к мачехе, опорочившей себя непристойной связью.
– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила Екатерина.
– Мне уже лучше, – ответила Мария.
Вдовствующая королева сочувственно улыбнулась, явно считая, что Мария переживает из-за вопросов религии.
В часовне собрались все домочадцы Екатерины. Отец Паркер, капеллан королевы, поднялся на кафедру, и в часовне воцарилась тишина.
– У меня важное объявление, – произнес он. – Начиная с этого времени, согласно указу его королевского величества, протестантизм считается официальной религией Англии. Богослужения будут вестись не на латинском, а на английском языке, а все обряды будут проводиться по протестантским канонам.
Мария потеряла дар речи. Они не могут причинить стране такое непомерное зло! Не могут обречь столько душ на геенну огненную! Бог поругаем не бывает, и они скоро заплатят страшную цену. Но какой ужасный урон к тому времени будет нанесен!
Она поняла, что не может оставаться здесь, оскверняя себя еретическими практиками. Дрожа как осиновый лист, она встала, перекрестилась, поклонилась Святым Дарам и, провожаемая удивленными взглядами, в слезах покинула часовню. Пусть донесут на нее куда следует! Люди увидят, из какого теста она сделана!
Екатерина бросилась за падчерицей и перехватила ее уже на верхней ступеньке, когда Мария надевала плащ.
– Мне очень жаль, – произнесла Екатерина. – Я понимаю, что вы должны чувствовать.
– Нет, не понимаете! – воскликнула Мария. – Это было последним беззаконием, но не думайте, будто я не знаю об остальном!
– Что вы имеете в виду? – спросила Екатерина, неприкрыто шокированная.
– Вам виднее! – парировала Мария. – Я не останусь здесь, в обществе еретиков! Не желаю видеть, как оскверняют память моего отца. Я не слепая, и от меня не ускользнул тот факт, что сэр Томас Сеймур посещает ваш дом по ночам. Я видела вас двоих из окна. У меня не укладывается в голове, как можно было настолько забыться, чтобы развлекать другого мужчину сразу после смерти моего отца.
– Это не то, что вы думаете, – возразила Екатерина. – Мы женаты.
– Женаты?! – Мария оцепенела от ужаса. – Это даже хуже, чем блуд! Неужели так трудно было дождаться окончания траура?
– Мария, я хочу детей! И не могу позволить себе ждать! В августе мне исполнится тридцать шесть, и я дала обещание сэру Томасу еще до того, как за мной стал ухаживать ваш отец. Я была влюблена в сэра Томаса, но выбрала высший долг. И в результате полюбила вашего отца. Поверьте, я действительно тоскую по нему.
– Что отнюдь не оправдывает подобного поведения! – Мария протиснулась мимо мачехи, сбежала по лестнице, призывая к себе слуг и капитана барки.
Захлебываясь рыданиями, она поспешила к пристани, вне себя от ярости и печали, ведь она только что потеряла одну из своих самых близких подруг.
Прибыв в Уайтхолл, Мария потребовала встречи с королем, но получила отказ. Глотая слезы разочарования, она послала Сьюзен в Челси с поручением отправить оставленные там вещи в Бьюли. Затем взяла лошадей в королевских конюшнях и пустилась в утомительное путешествие до Эссекса. Там ей не придется ежедневно сталкиваться с Екатериной, да и вообще уже никогда не придется. Там она может служить мессу – что бы ни требовал закон! – и исповедовать свою религию в тишине и уединении.
Глава 20
В июне мирное существование Марии было нарушено письмом от лорд-протектора. Он сетовал на то, что она по-прежнему проводит мессы, и призывал ее обратиться в протестантскую веру. Мария проигнорировала письмо.
Затем она получила еще одно письмо, на сей раз от Томаса Сеймура, в котором тот сообщал, что попросил руки вдовствующей королевы Екатерины, и умолял Марию использовать все свое влияние и походатайствовать за него перед вдовствующей королевой, близкой подругой которой она является.
– Как он смеет?! – пробормотала Мария.
Он явно не знал, что Екатерина уже рассказала Марии о своем замужестве. И что, по его мнению, она должна была сделать? Замолвить за них слово перед членами Совета – перед теми самыми людьми, общения с которыми она всячески стремилась избегать? Какая непомерная самонадеянность этого лживого проходимца!
Мария в ярости села писать письмо в самых жестких тонах.
Милорд, надеюсь, Вы понимаете, что положение не позволяет мне вмешиваться в подобные дела, учитывая тот факт, чьей женой ее милость была в последнее время. Если память о моем отце, его королевском величестве, не позволит ей составить Вам партию, я не смогу уговорить ее забыть об этой утрате, которая по-прежнему свежа в моих воспоминаниях.
Она также написала Екатерине, еще раз поинтересовавшись, как той могло прийти в голову столь скоропалительно выйти замуж после смерти короля. Как можно было забыть о такой утрате?
В мае поползли слухи о мезальянсе вдовствующей королевы, что вызвало большой скандал, отзвуки которого долетели даже до Бьюли. Слуги, уже не скрываясь, судачили. Люди говорили, что Екатерина – женщина легкого поведения, круглая дура, бездумно скомпрометировавшая престолонаследие. Мария, опасавшаяся за моральные устои Елизаветы при дворе Екатерины, срочно отправила сестре приглашение приехать в Бьюли и была до глубины души возмущена, когда та ответила, что вполне счастлива в Челси и не собирается оттуда уезжать.
Следовало принять срочные меры, чтобы защитить девочку. Елизавете нельзя было оставаться в Челси. Мария написала сестре письмо с предупреждением о моральном риске, которому та подвергается, оставаясь в доме женщины, движимой исключительно похотью.
У нас с Вами общие интересы, и та печаль, которую мы испытываем при виде того, как еще не остывшее тело нашего отца-короля постыдно бесчестится королевой, также должна быть общей. Моя дорогая сестра, Вам необходимо срочно покинуть этот дом и приехать ко мне.
Мария молилась, чтобы Елизавета прислушалась к ее словам, и мечтала поскорее убрать сестру из окружения Екатерины, причем не только из-за скандала, но и потому, что девочка могла заразиться угнездившейся там ересью. Девочки в тринадцать лет очень восприимчивы, и в Бьюли Елизавету, освободившуюся от тлетворного влияния, можно будет направить в русло истинной веры.
Однако Елизавета категорически отказалась менять местожительство. «Мне и здесь хорошо», – писала она. И это было точно пощечина.
Мария провела лето, посещая свои владения в Восточной Англии и назначая управляющих домашним хозяйством, насчитывавшим уже более ста слуг. Она сделала сэра Роберта Рочестера, мужчину средних лет, который несколько лет вел ее счета, своим гофмейстером, а двух местных джентльменов, сэра Фрэнсиса Энглфилда и сэра Эдварда Уолдгрейва, соответственно камергером и управляющим. Она взяла себе в услужение новую фрейлину – Джейн Дормер, милую, преданную светловолосую девчушку, не достигшую еще и двенадцати лет, но способную и старательную. Мария обожала Джейн и относилась к ней как дочери, которой у нее никогда не было.
В Восточной Англии Марию везде очень тепло принимали. Она старалась четыре раза в день ходить к мессе, демонстрируя свою приверженность той вере, в которой ее воспитали. А в остальном она жила тихо, поскольку все еще оплакивала своего отца. Со дня его смерти она ни разу не устраивала публичных обедов, но, когда в июле Бьюли посетил ван дер Делфт, пригласила его к столу.
За трапезой она поинтересовалась его мнением о замужестве вдовствующей королевы Екатерины.
– Я одобряю его, – к удивлению хозяйки дома, ответил посол и с улыбкой добавил: – Но если верить слухам, лорд Сеймур поначалу намеревался жениться на вашем высочестве.
– Да я ни разу в жизни с ним не разговаривала, – пожав плечами, солгала Мария, хотя ее так и подмывало выложить всю правду об этом унизительном предательстве. – Ну а сейчас, когда я в трауре, то вообще не думаю о замужестве.
Посол сразу перестал улыбаться:
– По мнению императора, Совет не позволит вам выйти замуж, пока король Эдуард не достигнет нужного возраста, чтобы жениться и обзавестись детьми, поскольку ваш супруг может возглавить восстание в защиту католической веры с целью посадить вас на трон.
– Я никогда не допущу ничего подобного. – Мария только сейчас поняла, в какой сложной ситуации оказалась. – Боюсь, вы правы. Но к тому времени, как Эдуард обзаведется потомством, я буду слишком старой для замужества и рождения детей. – С этими словами она, дабы скрыть свое отчаяние, поспешно сменила тему.
В ту ночь, лежа в постели, она не сомкнула глаз. Слова ван дер Делфта неумолимо напомнили ей, что, если с Эдуардом что-нибудь случится, она станет королевой и сможет остановить ужасный крен в сторону ереси. Что ж, у Совета действительно имеются серьезные основания ее бояться! Впрочем, препятствуя проведению политики Совета, она никогда не станет расшатывать власть Эдуарда. Он законный король Англии, драгоценный камень в короне покойного отца, посланный Богом править страной. И хотя пути Господни неисповедимы, по крайней мере в данном случае Мария уповала на то, что Он вскоре раскроет свои замыслы. Ну а пока она останется в деревне, где будет вести тихую, спокойную жизнь.