Что оказалось не так-то просто. Привычный мир перевернулся с ног на голову, и вера, которой так дорожила Мария, постоянно подвергалась атаке. Было предписано прекратить поклонение образам и реликвиям; упразднить часовни, где проводились заупокойные мессы, и отменить прежние еретические законы ее отца. Он наверняка прямо сейчас переворачивался в гробу! Но у Марии абсолютно не укладывалось в голове, что, по слухам, большинство духовенства безропотно приняли перемены. И только несколько из них, в том числе Гардинер и Эдмунд Боннер, епископ Лондонский, публично заклеймили перемены. В связи с этим невольно возник вопрос: сколько людей были тайными протестантами в царствование ее отца… или же все они просто банальные приспособленцы?
Узнав, что в доме Сомерсета таинство мессы больше не совершалось, Мария была вынуждена ему написать и высказаться по этому поводу.
Мой отец оставил королевство в надлежащем порядке и полном спокойствии, однако сейчас Совет, похоже, делает все возможное для распространения ереси и беспорядка, насаждая новомодные методы проведения богослужений. Меня крайне беспокоит, что короля, который всего лишь ребенок и не способен на зрелые суждения по вопросам религии, сбивают с пути истинного.
Уже после Мария пожалела, что позволила себе столь строгий выговор. Но нет! Если у других хватало смелости высказаться, то и ей следовало брать с них пример.
Когда пришло письмо с печатью Сомерсета, Мария под тревожный стук сердца осторожно открыла послание, которое, как ни странно, оказалось весьма любезным. Сомерсет, выразив свое удивление ее озабоченностью, утверждал, что большинство вопросов, по его выражению, были одобрены как «благочестивые деяния короля», а раскол вносили именно люди, подобные ей.
Я не желаю преследовать Ваше Высочество в судебном порядке и предоставляю Вам возможность спокойно исповедовать свою религию, но Вы не должны выступать ни против авторитета Вашего брата, ни против его законных постановлений. Его величество решительно настроен покончить с папской доктриной.
Это был ультиматум. Перестаньте жаловаться, и вас не тронут. В результате Мария, несмотря на все переживания по поводу развращения юного Эдуарда, решила пока не связываться с Сомерсетом.
В сентябре из Ханворта пришла оливковая ветвь от Екатерины – письмо, где та спрашивала, закончила ли Мария перевод Евангелия от Иоанна. Честно говоря, Мария скучала по своей мачехе, которая как-никак прежде всегда хорошо к ней относилась. Теперь, когда ярость, вызванная ее скандальным замужеством, улеглась, Мария была готова снова проявить дружелюбие. Она послала Екатерине сделанный перевод, любезно сообщив, что закончила работу, но, поскольку пришлось воспользоваться помощью других лиц, хотела, чтобы публикация оставалась анонимной. Екатерина очень тепло отозвалась о переводе:
Вы должны поставить это себе в заслугу. Вы нанесете всем нам настоящее оскорбление, если не разрешите опубликовать его под собственным именем!
Однако Мария категорически отказалась, не желая, чтобы мир судил о ее учености.
Следующее письмо от Екатерины оказалось более жестким. Она искренне не понимала, почему Мария отказывается от заслуженной славы. Обдумав слова мачехи, Мария ответила, что хотела бы опубликовать свою работу, но только под псевдонимом. И впоследствии была рада, что согласилась. Когда перевод вышел из печати, он получил широкую известность, а признанные ученые дали ему высокую оценку. По словам Екатерины, даже Гардинер остался весьма впечатлен.
К величайшему удивлению Марии, ее пригласили на Рождество в Хэмптон-корт. Приглашение получила и Елизавета, а также Екатерина с мужем. Мария с нетерпением ждала воссоединения семьи, поскольку уже несколько месяцев не видела ни мачехи, ни сестры, ни брата, и предвкушала, как они проведут двенадцать дней, предаваясь счастливым воспоминаниям.
Однако она была неприятно удивлена строгим этикетом, установленным в окружении десятилетнего короля. Он восседал на троне совсем как восточный владыка, глядя свысока на собравшихся придворных. В зале не осталось ни следа от царившего при его отце легкомысленного веселья рождественских праздников. Эдуард с величайшей церемонностью принял сестер, которым пришлось во время аудиенции стоять перед ним на коленях. Он вполне любезно встретил Марию, хотя и беседовал с ней холодным тоном, тем самым давая понять, что она впала в немилость. При этом с Елизаветой он вел себя гораздо теплее. Эдуард разговаривал об общих вещах, постоянно обращаясь к Сомерсету, который находился рядом с королем, но, как возмущенно заметила Мария, не стоял на коленях. Она с большим трудом сохраняла на лице улыбку и больше всего на свете желала хотя бы на десять минут остаться наедине с братом.
Томас Сеймур всячески пытался поднять настроение своими шутками, и было трудно не поддаться его грубоватому очарованию или не реагировать на колкие замечания в адрес старшего брата.
– Миледи Мария, вы непременно должны навестить нас в Ханворте, – пригласил он. – У нас дома всегда очень весело.
Перехватив косой взгляд Екатерины на мужа, Мария невольно задалась вопросом: все ли у них в порядке? Впрочем, Екатерина тут же взяла себя в руки и улыбнулась:
– Непременно приезжайте!
– С превеликим удовольствием, – ответила Мария. – Возможно, весной.
Она была рада возможности пообщаться с Елизаветой, которая сильно выросла за долгие месяцы разлуки, однако Елизавета явно была не настроена откровенничать.
– Мне нравится жить в Ханворте! – тряхнув гривой рыжих волос, заявила она. – Екатерина очень добра ко мне. И к нам приехала погостить леди Джейн Грей. Мы вместе проводим занятия.
Да, но чему они обе могут вас научить? – с грустью подумала Мария, мысленно вздохнув. Впрочем, настаивать не имело смысла. Елизавета была очень упрямой. Она делала все, что хотела, не обращая внимания на слова старшей сестры.
Летом пришло радостное письмо от Екатерины, которая сообщала, что ждет ребенка. Известие это вызвало у Марии сердечную боль, поскольку Екатерине было уже тридцать шесть – слишком много для первородящей. Узнав, что Сеймур увез жену в замок Садли, Мария решила, что Елизавета уехала с ними, но позже ей стало известно, что сестра отправилась в Чешант к сэру Энтони и леди Денни. Возможно, для незамужней девицы считалось неприличным находиться рядом с Екатериной в такое время. Но когда стало известно, что Джейн Грей переехала в Садли, Мария невольно задалась вопросом, не возникло ли между Екатериной и Елизаветой разлада, что, впрочем, казалось маловероятным. Как-никак леди Денни приходилась сестрой миссис Эшли, гувернантке Елизаветы, с которой юная воспитанница была очень близка. Тогда почему бы ей не пожить там? Затем до Марии дошли новости, что сестра нездорова, а значит, ее отправили в Чешант на поправку.
Мария отправляла Елизавете нежные письма с выражением озабоченности и пожеланием скорейшего выздоровления. Однако ответы сестры были крайне лаконичными, она явно не желала распространяться о природе своего недуга, и Марии оставалось лишь удрученно качать головой. С каких это пор сестра сделалась такой скрытной? Еще немного – и она в совершенстве овладеет мастерством притворства! Но похоже, ей уже стало лучше.
У Марии имелись другие поводы для волнения. Парламент приказал убрать из церквей лики и статуи святых, запретил держать свечи во время богослужений, носить ветви растений в Вербное воскресенье и подползать к распятию на коленях в Страстную пятницу. Гардинер, выступивший с амвона против этих изменений, теперь находился в Тауэре. От всех этих новостей Марию бросало в дрожь. Кто знает, не придется ли ей однажды присоединиться к нему там? Но что бы ни постановил Совет, статуи из часовни в Бьюли вынесут только через ее труп!
Между тем Екатерина была уже на сносях. В августе ее брат Уильям неожиданно заехал в Бьюли и за обедом, состоящим из отборной говядины и пирога с перепелкой, сообщил Марии, что сестра находится в добром здравии и с нетерпением ждет родов. Перед его отъездом Мария поспешно набросала Екатерине письмо, где написала, что будет ждать хороших новостей, и попросила выразить ее признательность Сеймуру. Понимая, что Екатерине предстоит тяжкое испытание, и желая наладить отношения, Мария подписалась под письмом так: «покорная и любящая дочь Вашего Высочества». Пришло время вновь стать добрыми друзьями, несмотря все существовавшие между ними противоречия.
Когда Сеймур написал, что Екатерина родила дочь, которую назвали в ее честь, Мария пришла в восторг и, организовав небольшой праздник в саду, выпила вместе с придворными дамами за здоровье малышки, после чего начала планировать поездку в Садли с подарком для новорожденной. Марии не терпелось увидеть свою крошечную тезку. Ради этого стоило проделать такое путешествие!
Не успела Мария заказать серебряную с позолотой суповую мисочку для Марии Сеймур, как явился другой гонец, весь в черном. Екатерина скончалась от родильной горячки. Мария, заливаясь слезами, прочла письмо от Сеймура, который, казалось, помешался от горя. И тогда она решила поехать в другой конец страны, чтобы поддержать вдовца и несчастную сиротку, а также проводить свою мачеху в последний путь, однако гонец сообщил, что она не успеет добраться вовремя. Возглавлять погребальное шествие на церемонии похорон в часовне замка должна была леди Джейн Грей.
Осень выдалась промозглой и мрачной. Марии казалось, что она будет вечно скорбеть. Сперва отец, а вот теперь – мачеха. Мария оплакивала их обоих. Мир без них опустел.
В ноябре она с ужасом узнала, что самый большой еретик архиепископ Кранмер начал писать новую Книгу общей молитвы на английском языке, предназначенную для всех церквей. Более того, духовенству, прежде обязанному соблюдать целибат, разрешили жениться. Мария прочла новости с зубовным скрежетом. Будет ли конец беззаконию?