– Это еще не все, мадам. – Лицо сэра Роберта страдальчески скривилось. – Начиная с сегодняшнего дня наказанием за так называемую ересь будет смертная казнь. Одну несчастную женщину уже сожгли на костре.
Мария потеряла дар речи. Она знала, все дело в ней. Они искали предлога, чтобы избавиться от нее. При мысли о том, на что способны эти люди, мурашки поползли по спине. Нужно быть сумасшедшими, чтобы преследовать наследницу трона. Они должны знать: попытка наказать ее за исповедование своей веры означает войну с Карлом, и это с учетом пустой казны. У них не имелось денег, чтобы противостоять всей мощи империи. Нет, она не должна паниковать. Главное, не падать духом и уповать на Господа.
И все же она пришла в ужас, когда ее священникам велели предстать перед Советом, хотя и была преисполнена решимости защищать их и своих людей от преследования. Она отправила членам Совета возмущенное письмо, в котором заявила, что данные ей обещания распространяются также и на ее слуг.
Если вы не вспомните о данных обещаниях, я буду знать, что вы лжецы. И в глубине души вы это тоже знаете. Не может быть и речи, чтобы я позволила своим священникам предстать перед вами, да и в любом случае в настоящее время их нет среди моих домочадцев.
Марию тяготили мрачные мысли, а потому наступившее Рождество было не в радость, и даже запланированные слугами празднования не могли поднять настроения. Мир вокруг показался еще мрачнее, когда она получила длинное назидательное письмо от советников. Они признали, что ей были даны некие обязательства относительно отправления ею религиозных обрядов, однако обязательства эти распространялись исключительно на нее, двух капелланов и двух слуг, причем мессу следовало проводить при закрытых дверях или в личной часовне. Данное разрешение не распространялось на остальных домочадцев, а также на службы, проводимые в отсутствие хозяйки дома, и любой, кто нарушит установленные правила, будет преследоваться по закону. Марии хотелось вопить от отчаяния!
Письмо заканчивалось вызовом в Гринвич, и Мария знала: если она хочет защитить своих капелланов от наказания, то придется повиноваться. Затем пришло другое письмо, на сей раз от короля Эдуарда, который в высшей степени настойчиво призывал сестру последовать примеру его верных подданных и, отказавшись от старой веры, перейти в протестантство. Мария не верила, что брат способен сочинить такое письмо. Наверняка это дело рук Уорика с приспешниками, а письмо – всего лишь преамбула к тому давлению, которое будет оказано на нее при дворе. Она ответила брату в своей привычной манере, мягко пожурив его за попытку наставлять ту, что была гораздо старше и мудрее его.
Мария получила в ответ письмо из Совета, которое ставило ее в известность, что его величество велел им осудить столь своевольную трактовку королевского приказа. Чтобы показать, что приказ исходит непосредственно от него, король своей рукой приписал целый абзац.
Вы наша ближайшая родственница, которая должна служить нам утешением в нашем нежном возрасте, но при всем при том Вы ввергаете нас в глубочайшую печаль. Мы никогда не давали Вам официальную гарантию возможности и далее служить мессу в Вашем доме, а поскольку Вы являетесь нашей сестрой, Ваш проступок становится еще более отвратительным, так как Вы подаете пагубный пример нашему народу.
Мария задохнулась от возмущения. Она не допустит, чтобы ее отчитывал тринадцатилетний мальчишка! Но тут было нечто большее, ибо Эдуард упорно гнул свою линию:
Мы не позволим столь важной подданной нарушать наши законы. Мы выпустим приказ научить Вас основам истинной веры и добьемся того, чтобы Вы с готовностью исполняли свой долг. Вы виноваты во многих грехах, которые наш отец не стал бы терпеть, что бы Вы ни говорили о необходимости следовать его заветам. Воистину, сестра, я не стану ничего больше говорить, поскольку мой долг вынуждает меня отказаться от использования более суровых и резких слов. Но вот что я Вам скажу: я прослежу за тем, чтобы мои законы неукоснительно соблюдались, а те, кто их нарушает, были арестованы и осуждены.
Мария была раздавлена резкой отповедью брата, положившей конец всем надеждам, что Эдуард, достигнув совершеннолетия, направит дела в стране в нужное русло. От его холодного и повелительного тона Мария сразу почувствовала себя больной и обездоленной. Она долго плакала и никак не могла успокоиться. И, только выпив по настоянию Джейн Дормер большой бокал сладкого хереса, начала приходить в себя, а потом внезапно впала в дикую ярость.
И пока ее гнев не успел остыть, она составила ответ Эдуарду, не взяв себе за труд скрыть свое отчаяние.
Ваше послание принесло мне больше страданий, чем любой самый страшный недуг. После прочтения Вашего письма я тяжело заболела и, возможно, скоро умру. Я ни разу в жизни ничем не обидела Вас и никогда не стану действовать в ущерб Вашим интересам или интересам Вашего королевства. Тем не менее мой первейший долг – это долг перед Господом, и я скорее лишусь всего того, что имею в этом мире, нежели оскверню Его или свою совесть. И в любом случае смерть, похоже, положит конец моим невзгодам, ибо здоровье мое пошатнулось и я чувствую себя настолько больной, что с трудом держу перо. Ваше Величество ввели в заблуждение нечестивые и мстительные советники. И хотя у Вас гораздо больше знаний и талантов, чем у сверстников, в Вашем возрасте невозможно быть судьей в вопросах религии. Вы научитесь в этом разбираться лишь тогда, когда станете старше и достигнете зрелости. Ну а я пока буду действовать по велению собственной совести, а не по указке Совета.
Отправив письмо, она обратилась за помощью к императору и его сестре, регентше Нидерландов. Мария молилась о том, чтобы их вмешательство оказалось своевременным, ибо в любую секунду ее могли насильно доставить ко двору, или в Тауэр, или куда-нибудь похуже…
Глава 25
Мария с улыбкой читала отчет Шейфве. Император ее не подвел. Он велел послу предстать перед Советом и потребовать, чтобы советники прекратили мучить Марию и разрешили ей посещать мессу со своими домочадцами. Однако улыбка сразу померкла, когда Мария продолжила чтение. Лорды начали спорить и отказались сдаваться, настаивая на том, что льгота распространяется лишь на Марию и ее личных слуг. И Шейфве, признав свое поражение, отступил. Есть опасения, писал посол, что Уорик намеревается оказать на нее еще большее давление.
И в довершение всего Мария получила тревожные новости, что Елизавета посетила королевский двор, где Уорик окружил ее особым вниманием, и она с ним явно поладила. Таким образом, было не лишено вероятности, что Елизавета может оттеснить Марию в очереди на престол. Настало время, решила Мария, появиться при дворе.
Итак, одним ветреным мартовским днем она прибыла в свои апартаменты в монастыре Святого Иоанна в Клеркенвелле. Прибытие было обставлено с большой помпой: перед Марией маршировали пятьдесят рыцарей и джентльменов в бархатных плащах, с золотыми цепями на шее, а за ней шли восемьдесят джентльменов и дам с черными четками в руках. Она намеревалась предстать перед людьми как наследница трона, особа королевской крови, заслуживающая всенародной любви и определенно исповедующая католическую веру. Когда процессия приблизилась к Лондону, Марию приветствовали толпы ликующих горожан. Люди восторженно встречали принцессу, бурно демонстрируя свою любовь.
– Да благословит Господь ваше высочество! – кричали они. – Да благословит Господь дочь Великого Гарри!
Когда Мария въезжала в ворота Сити, ее сопровождала толпа из четырехсот человек. Оказавшись в своих апартаментах, она разрыдалась, на сей раз от радости.
Два дня спустя Мария в сопровождении пышной свиты отправилась в Уайтхолл встретиться с королем и вызвала такой массовый ажиотаж, что ее процессия с трудом пробивалась в скоплении людей. Впрочем, во дворце ей оказали весьма сдержанный прием, что, безусловно, отражало официальное неодобрение и одновременно признание восторженных толп народа вдали. Мария в сопровождении придворных дам с замиранием сердца шла по королевским покоям. Она чувствовала себя совсем как Даниил, брошенный в ров со львами.
Эдуард в окружении всех членов Совета ждал ее в галерее. Мария чувствовала на себе холодный взгляд Уорика, слышала шепотки за спиной.
– Ваше величество, простите, что не смогла приехать раньше, – опустившись на колени, сказала Мария. – Я была нездорова.
Король заставил сестру простоять на коленях чуть дольше чем положено, затем велел ей встать и поцеловал ее без особой теплоты. Он стал высоким и очень похожим на мать: у него был острый подбородок и круглые щеки Джейн. Но воинственную позу и властный вид он унаследовал от отца. Мария не увидела перед собой того милого ребенка, которого когда-то любила.
– Миледи Мария, а вы не усматриваете Божье провидение в том, что Он наслал на вас болезнь, а меня наградил отличным здоровьем? – Голос у Эдуарда был по-прежнему тонким.
Слова эти были точно пощечина. Король пригласил Марию в выходящую на галерею комнату, советники проследовали за ним, захлопнув дверь прямо перед носом у придворных дам.
Неторопливо усевшись в кресле под балдахином, Эдуард, не предложив сестре сесть, обратил на нее ледяной взгляд:
– До меня дошли слухи, что вы постоянно ходите к мессе.
Мария не нашлась что ответить. Его демонстративная холодность больно ранила сердце, и она не смогла сдержать слезы.
Когда она подняла глаза, то с удивлением обнаружила, что брат тоже плачет, хотя он быстро взял себя в руки.
– Сестра, я не держу на вас зла, – произнес он.
Но тут вперед выступил Уорик:
– Его величество хотел сказать, что не может смотреть сквозь пальцы на то, что ваше высочество живет в заблуждении.
После чего один за другим высказались остальные советники. Они обвинили Марию, что, исповедуя старую веру, она нарушает королевский закон.