– Я глубоко сожалею об этом. – К своему ужасу, Мария понимала, что в данном случае агрессорами определенно были англичане.
Она издала приказ, что каждый, кто ограбит или убьет испанца, будет повешен, но это не остановило разгула преступности. А между тем Марии меньше всего хотелось, чтобы Филиппа и его соотечественников вынудили покинуть Англию. Со слезами на глазах она повернулась к мужу:
– Меня ужасно печалит каждый случай, когда кто-либо из моих подданных третирует испанца. Если кто-то из вашей свиты не чувствует себя в безопасности, он может оставаться во дворце, где его будут охранять.
Она обсудила вопрос со своими придворными дамами, о чем сразу же пожалела, так как Сьюзен сказала:
– Многие испанцы молятся о том, чтобы ваше величество поскорее забеременели, ведь тогда король сможет отплыть в Нидерланды сражаться с французами.
У Марии перехватило дыхание. Неужели Филипп собирается за границу?
– Он никогда этого не сделает, – заявила она. – Его место здесь, рядом со мной. Перед нами стоит великая задача.
Это было правдой. Теперь, после вступления в брак, она была готова уделить внимание миссии, возложенной на нее Господом. Миссия эта – примирение с Римом – должна была стать трудом всей жизни Марии, алмазным венцом ее правления.
Мария сидела за письменным столом в своем кабинете и составляла директиву для Совета, где приказывала вызвать из Рима кардинала Поула для инспекции Церкви Англии. Заметив, что Филипп заглядывает ей через плечо, она сказала:
– Я собираюсь приказать искоренить ересь и восстановить старые законы против еретиков. Все они будут сожжены на костре, чтобы спасти души остальных.
Она подняла глаза на мужа, рассчитывая получить горячее одобрение столь решительных мер. Но он выглядел крайне встревоженным.
– Мария, я заклинаю вас двигаться постепенно и проявлять сдержанность, – заметил он. – Если у людей возникнет страх преследования, они будут обвинять в этом меня, а сложившаяся ситуация и без того хуже некуда.
Мария уставилась на мужа:
– Мой дражайший супруг, на мне лежит священная миссия. И я не сойду с этого пути.
Филипп обошел вокруг письменного стола и, встав лицом к жене, впился в нее глазами:
– Мария, умоляю вас хорошенько подумать. Не позволяйте кардиналу Поулу приезжать в Англию, пока он однозначно не заявит, что не потребует обратно церковную собственность.
Мария вздохнула, это был здравый совет: вопрос с церковной собственностью следовало решить. Поулу придется подождать. Хотелось верить, что недолго.
Она собралась с духом, чтобы ответить на просьбы Елизаветы об аудиенции. О том, чтобы исполнить желание сестры, не могло быть и речи, однако Мария заверила Елизавету, что, хотя подобные жалобы и кажутся странными, она не должна думать, что про нее забыли. «Мы не оставляем без внимания Ваше дело», – написала Мария сестре. И на время закрыла вопрос, поскольку произошли важные события.
Консультации с врачами вгоняли Марию в краску, однако она покинула их окрыленной.
– Срочно позовите короля! – приказала Мария своим придворным дамам, чувствуя, как от новости, которую она бережно хранила, ее переполняет бурная радость, и, когда появился Филипп, она воскликнула: – Я ношу под сердцем ребенка! У нас будет наследник! Господь благословил наш брак! – Она была счастлива видеть его триумфальную улыбку.
Мария не могла поверить своему счастью, так как в глубине души опасалась, что слишком стара для деторождения. Но у нее прекратилась менструация, грудь и живот налились, иногда по утрам наблюдались приступы тошноты. Это было кульминацией самых смелых надежд.
– Очень важно, что это произошло накануне неизбежного примирения с Римом, – прошептала Мария, когда Филипп сжал ее в объятиях и поцеловал.
– Мы устроим бал, чтобы отпраздновать радостное событие! – объявил Филипп. – Я должен написать отцу и сообщить ему счастливую весть. Моя дорогая, вам не следует перетруждаться. Вы должны отдыхать и думать о ребенке. Я здесь, чтобы взять на себя ваше бремя забот о государстве.
Он сдержал слово. У Филиппа стало больше власти, что вполне удовлетворило испанцев из его свиты. И они, и английские придворные были едины в своем ликовании по поводу будущего наследника.
Мария отправила Ренара, чтобы встретить кардинала Поула в Брюсселе и отдать ему письмо, в котором Мария писала, что сейчас в общих интересах лучше оставить идею о восстановлении церковной собственности, поскольку это поставит под угрозу примирение Англии с Римом. Кардинал согласился, после чего Филипп одобрил его приезд в Англию.
В ноябре Мария выпустила постановление, в котором требовала от всех своих подданных подчиниться власти легата, но испугалась, когда это вызвало антипапистские выступления и новую волну пропагандистских протестантских трактатов.
– Мы должны вырезать эту язву, пока она не заразила наших людей, – потребовала Мария от своих советников.
К счастью, когда в том месяце собрался парламент, среди его членов преобладали ревностные католики, жаждавшие протолкнуть религиозные реформы королевы. Облачившись в подходящие случаю отороченные горностаем темно-красные одеяния, Мария и Филипп отправились при полном параде в Вестминстер на церемонию открытия сессии парламента. Они ехали по запруженным народом улицам в открытых носилках, и толпа радостно приветствовала их, что для Марии было как бальзам на душу. Она уже три месяца носила в своем чреве ребенка. Теперь она чувствовала себя гораздо лучше и уже начала потихоньку расшнуровывать корсаж. Особенно радовал ее неприкрытый восторг Филиппа по поводу беременности жены. Куда только девались его привычные чопорность и сдержанность? Теперь он был нежен с супругой и уверен в своих новых полномочиях.
Сразу после начала сессии парламента Гардинер еще раз попытался протащить билль о лишении леди Елизаветы права на престол, однако Паджет заблокировал законопроект на том основании, что рождение королевой наследника в любом случае нейтрализует притязания принцессы на трон, а лишение ее права на престол может вызвать народные волнения. Мария, которая должна была разрешиться от бремени в середине мая, опасалась нежелательного развития событий, ибо процесс деторождения чреват опасностями, особенно для старородящей. В данном случае единственно разумным решением было заставить парламент принять Акт о регентстве, согласно которому в случае, если королева умрет, оставив трон малолетнему наследнику, управление королевством возлагается на короля Филиппа.
Впрочем, теперь пошли разговоры о том, чтобы выдать Елизавету за какого-нибудь надежного испанского гранда, быть может даже за дона Карлоса, девятилетнего сына Филиппа.
– Нет! – категорично заявила Мария.
Послать Елизавету, с ее вероятными еретическими взглядами, в Испанию означало поместить сестру в фокус внимания беспощадной испанской инквизиции.
– А как насчет того, чтобы выдать ее замуж за герцога Савойского? – предложил Филипп. – Он один из лучших генералов моего отца.
– Мне нравится ваша идея, – улыбнулась Мария, которая отдыхала в кресле, положив на скамеечку ноги.
Точку зрения герцога своевременно прощупали, и он, не откладывая дело в долгий ящик, тут же явился незваным.
– У него тощий карман, – пробормотал Филипп, глядя, как гость во дворе спрыгивает с лошади. – Вот потому-то он так хочет получить в невесты богатую английскую принцессу.
– Мог бы дождаться приглашения! – рассмеялась Мария, в последнее время она много смеялась. – Мы должны сообщить ему, что она под домашним арестом.
Мария с Филиппом как можно деликатнее объяснили ситуацию герцогу, когда тот явился с представлением ко двору. Однако герцог, откровенно разочарованный, дал понять, что не хочет иметь ничего общего с особой, которая могла запятнать себя государственной изменой. После чего он вернулся домой, оставив венценосную чету самостоятельно решать проблему Елизаветы.
Двадцатого ноября кардинал Поул впервые за двадцать три года ступил на родную землю – первый папский легат, прибывший в Англию, после того как двадцать пять лет назад кардинал Кампеджо приезжал судить Великое дело короля. Мария отправила депутацию советников для торжественной встречи кардинала, и он, пересев на барку, проплыл по Темзе до Лондона.
Мария едва сдерживалась, ее переполняли восторг и победное чувство. Она отправилась вместе с Филиппом в парламент, чтобы лично одобрить законопроект по отмене действия Билля об опале, принятого во времена правления ее отца против кардинала. Законопроект этот должен был стать законом к тому времени, как кардинал прибудет в столицу. На следующий день Мария, к своей величайшей радости, почувствовала, что ребенок впервые толкнулся в животе.
Кардинал Поул приехал в Уайтхолл, несмотря на ненастную погоду. На дворе похолодало, небо затянуло облаками. Папского легата приветствовал Филипп, затем его провели к королеве. Она нетерпеливо ждала гостя в длинной галерее. При виде старого друга Марию захлестнули эмоции, ибо, когда она посмотрела на распятие, ребенок заворочался в ее чреве, совсем как Иоанн Креститель в чреве его матери Елизаветы, когда та приветствовала в своем доме Пресвятую Деву.
– Возрадуйся Мария, полная благодати, Господь с тобой! – Кардинал осенил Марию крестным знамением, и она присела в реверансе из уважения к Церкви, которую он представлял. Затем кардинал опустился перед Марией на колени, но они с Филиппом поспешили его поднять. Он встал со словами: – На то была воля Господа, что я так долго не возвращался. Он ждал, когда придет время.
– При появлении вашего преосвященства мое дитя перевернулось у меня под сердцем, – сказала Мария.
– «Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего!»[4] – просиял кардинал.
Сравнение с Царицей Небесной заставило Марию покраснеть.