Целью визита двух дам было забрать Елизавету и эскортировать в Савойю, чтобы выдать замуж за герцога Савойского. Однако Мария уже приняла решение, что этого брака не будет. Храбро встретив неприкрытый гнев Филиппа, она осталась тверда в своем решении, что сестра не прибудет ко двору и не примет герцогинь в Хатфилде. Оказавшись наедине с мужем, Мария сказала ему, что ей нужно время, чтобы уговорить Елизавету настроиться на замужество.
Присутствие при дворе прелестной Кристины напрягало Марию: она не могла не заметить восхищенных взглядов, которые бросал на кузину Филипп. Мария, давно опасавшаяся, что супруг может влюбиться в другую женщину, сгорала от ревности, глядя, как он танцует с герцогиней и каким оживленным становится в ее обществе. Но явных оснований для претензий вроде бы не имелось. Разве это не было обычной любезностью по отношению к прибывшей с визитом королевской особе?
Мария чувствовала недомогание. Она по-прежнему плохо спала, и у нее постоянно болели зубы. Ожидания, что приезд мужа излечит меланхолию, не оправдались: она все еще находилась в подавленном настроении. В тиши своей спальни она дала волю слезам, поскольку радостные надежды на второй медовый месяц рухнули. Она втайне проконсультировалась со своими врачами, и те распорядились пустить ей кровь из ноги, чтобы избавиться от дурных телесных жидкостей, но Марии не стало лучше. На самом деле после всех манипуляций она стала еще более бледной и изможденной.
Впрочем, она не могла обвинить Филиппа в пренебрежении супружескими обязанностями. Он регулярно посещал супружеское ложе, не хуже жены понимая насущную необходимость подарить королевству наследника престола. Однако сам процесс зачатия, отнюдь не похожий на акт любви, был коротким и деловитым, а Марии всегда хотелось большего. И она молила Бога, чтобы Он хотя бы позволил ей зачать ребенка.
Если для Марии, как для женщины, бесплодие было просто личным горем, то для королевы это считалось позором, свидетельством того, что Господь отвернулся от нее, лишив своей милости. Казалось, никто не верил в способность Марии иметь детей, и она видела, как день ото дня падает ее авторитет у придворных и соответственно уважение к ней окружающих. Она постоянно переживала из-за престолонаследия. Для поддержания стабильности в стране было жизненно важным решить этот вопрос, однако она никак не могла заставить себя официально признать Елизавету наследницей престола.
– Мне невыносимо думать, что незаконнорожденный ребенок преступницы, казненной, как обычная шлюха, может унаследовать мой престол, – однажды ночью призналась Мария мужу, когда они лежали в темноте.
– Но парламент признал ее вашей наследницей, – пробормотал Филипп. – У нее сильная позиция.
«И все благодаря вам!» – едва не вырвалось у Марии. Филипп с самого начала защищал Елизавету.
– Она пользуется народной любовью, – безжалостно продолжил Филипп.
– Люди ее не знают! – прошипела Мария. – Она высокомерная гордячка. Она отлично знает, кем была ее мать, но не считает себя ниже меня. Она кичится нашим отцом и, как мне сказали, постоянно твердит, что больше похожа на него, чем я. Это недопустимое оскорбление, особенно учитывая разговоры, что она, возможно, вообще не его дочь!
– Вы ведь в это не верите. Да? – устало спросил Филипп. – Она очень похожа на короля Генриха на его портретах.
Мария резко повернулась к мужу:
– Почему вы вечно ее защищаете?
– По-моему, куда разумнее немного к ней подластиться.
Мария собралась было отпустить саркастическое замечание, но ей не хотелось злить мужа или выглядеть сварливой. Больше всего на свете она боялась, что он снова ее покинет. Она даже боялась думать об очередном расставании.
Повернувшись к мужу, она накрыла его ладонь своей рукой, страстно желая, чтобы он снова сжал ее в объятиях, прошептал слова любви и разделил с ней те неповторимые минуты близости, которой они когда-то наслаждались. Но он уже заснул.
Не пробыв в Англии и недели, Филипп начал настойчиво требовать от жены, чтобы она объявила войну Франции.
– Вы обещали мне это сделать, – напомнил он.
– Я знаю, – ответила Мария, скрывая испуг; она предвидела, что встретит упорное сопротивление своих советников, решительно настроенных против втягивания Англии в войну. – Но тут необходимо учесть массу вещей.
Филипп смерил жену сердитым взглядом:
– Мария, если вы сейчас меня подведете, я, пожалуй, уеду в Брюссель. Уеду и больше уже не вернусь.
– Нет! – в ужасе воскликнула она. – Я постараюсь настоять на своем. Клянусь!
Мария созвала Совет и в присутствии Филиппа выдвинула аргументы в пользу объявления войны. Лорды с серьезным видом выслушали ее, но попросили время на размышление. Два дня спустя Мария вошла в зал заседаний и по вытянутым лицам советников сразу поняла, что их ответ ей не слишком понравится.
В роли спикера, как всегда, выступил Паджет:
– Мадам, Англия не может и не должна быть втянута во внешний конфликт.
Она привела им все доводы, которые только могли прийти ей в голову, все больше возбуждаясь и постепенно впадая в отчаяние. Без поддержки лордов она едва ли сможет объявить войну. Но они оставались непреклонны.
Мария не осмеливалась поднять глаза на Филиппа. Она боялась его гнева. После заседания он отвел жену в сторону.
– Я действительно сожалею, – пролепетала она. – Мне нужно больше времени, чтобы уговорить их.
Филипп окинул ее скептическим взглядом:
– Вы должны встретиться с каждым из них с глазу на глаз, при закрытых дверях. Объясните им, что Англии необходимо вступить в войну. Припугните их смертью или потерей добра и земель, если они не исполнят нашей воли.
Опасаясь, что супруг покинет ее, если она откажется, Мария сделала все так, как он наказывал. Она не любила сыпать угрозами и боялась оттолкнуть от себя советников, и все же Филипп был у нее на первом месте.
В апреле она снова уступила его требованиям и вызвала Елизавету ко двору, поскольку Филипп не оставлял намерения выдать ее за герцога Савойского.
– Я могу взять Елизавету с собой в Брюссель, когда поеду туда, – заявил Филипп, вселив страх в сердце жены.
Однако Елизавета в очередной раз наотрез отказалась выходить замуж. Она знала, что Совет никогда не разрешит увезти наследницу престола за границу, даже если у нее или у Марии возникнет такое желание.
– Она подчинится, – сказал жене Филипп. – Я пообещаю Елизавете, что если она согласится выйти за герцога Савойского, то вы подтвердите ее право на престол.
Марию бросало в дрожь от перспективы подобного разговора. Впрочем, ей не стоило волноваться, ибо Елизавета продолжала упорствовать.
– Не сомневаюсь, что герцог будет счастлив приехать сюда и жить с вами в Англии, так как у него нет собственных земель, – начиная терять терпение, увещевал ее Филипп.
Елизавета в отчаянии посмотрела на сестру.
– Не уверена, что герцог – самая подходящая пара для моей сестры, – заметила Мария.
Филипп сердито посмотрел на жену:
– Ну а я уверен. Потворствуя сестре в ее капризах, вы пренебрегаете своей обязанностью повиноваться мне как вашему мужу.
Марии стало трудно дышать.
– Очень хорошо, – пробормотала она и повернулась к Елизавете, которая была похожа на попавшего в ловушку зверька. – Вы слышали, что сказал король.
– Нет, я этого не сделаю! – вскричала Елизавета. – И вы меня не заставите.
– Это правда, – подтвердила Мария. – Никто из нас не может заставить ее выйти замуж против воли.
Однако Филипп оставался непреклонен:
– Вы должны приказать Елизавете сделать то, что ей велено. Вы королева.
Теперь настала очередь Марии в отчаянии смотреть на Елизавету:
– Вы слышали, что говорит его величество. Вы ведь не откажетесь повиноваться ему? Сделайте это, хотя бы ради меня.
– Мне очень жаль, мадам, но я вообще не желаю выходить замуж, – заявила Елизавета. – Даже если мне предложат самого прекрасного принца во всей Европе!
У Марии сразу на душе стало легче, но, опасаясь гнева Филиппа, она отпустила сестру, прежде чем тот успел хоть что-то сказать.
– Она выйдет замуж за герцога Савойского! – рявкнул Филипп, когда Елизавета ушла.
– Позвольте ей свыкнуться с этой мыслью. – Мария понимала, что просто тянет время.
Уже в конце апреля она навестила Елизавету в Хатфилде, где получила королевский прием с разнообразными увеселениями. Сестры вместе посмотрели травлю медведя и пьесу на латинском языке в исполнении мальчиков из школы собора Святого Павла. Затем Елизавета продемонстрировала свое искусство игры на вёрджинеле. Неожиданно Мария поймала себя на том, что получает удовольствие от визита. Сестры, объединенные общей идеей неприятия брака с герцогом Савойским, уже много лет не были так близки.
Вернувшись ко двору, Мария с облегчением попрощалась с герцогинями из дома Габсбургов. Однако Филипп по-прежнему пребывал в мрачном настроении. Затем Марии сообщили, что Анна Клевская смертельно больна. Мария, терзаемая чувством вины из-за того, что отдалилась от Анны после темного дела с восстанием Уайетта, – как можно было подумать, что она хоть как-то замешана в заговоре? – передала в распоряжение мачехи дворец в Челси. Дворец находился в сельской местности неподалеку от Темзы, и Анна имела возможность любоваться из окна чудесным садом, который в это время года казался особенно красивым. Мария с удовольствием навестила бы мачеху, но та была слишком слаба, чтобы принимать посетителей.
Однажды в конце мая Филипп вихрем ворвался в кабинет Марии.
– Папа отлучил меня от церкви! – возмущенно воскликнул он.
Мария в ужасе уставилась на супруга:
– Нет! Нет!
– И это еще не все. – Он побарабанил пальцами по письменному столу, что было признаком наивысшей точки кипения. – Папа отозвал всех своих легатов, включая кардинала Поула, из всех моих земель и доминионов.