Зато, может быть, ты найдешь меня немного потолстевшей или такой же! Я много сбросила, но мне было так плохо, что я, чтобы вернуться в форму, ела как волк. Так что, если ты не хочешь, чтобы я скоро стала толстой, как Канилья[94], ты не должен позволять мне много есть, только мясо для железа, сырые овощи и т. д.! Горе тебе, если будешь настаивать! Всего 3-4 недели, чтобы я снова стала как раньше. Обещаешь? И никаких десертов!!! Мой Баттиста, я хочу быть красивой для тебя, ты же знаешь!
Итак, вчера я наконец спела «Аиду», и это был триумф! Я всех здесь сразила. Публика меня обожает. А Грасси Диас уже говорит о будущем сезоне. «Пуритане» и другие. Бедная Ригаль!
Потом я имела счастье понравиться министру, ответственному за Праздник независимости 9 июля. Для праздничного представления он не хотел второй акт «Нормы» целиком, то есть дуэт и арию Адальжизы и Поллиона, так как тенор был скверный. Вместо этого он просит меня спеть две партии из трех, включенных в концерт. Я начинаю с «Нормы», акт 1, «Каста дива», и на этом заканчиваю. Потом они дают «Фауста», арию с драгоценностями споет аргентинка, Лири! Она не злая. А потом я спою 3-й акт «Турандот». Ригаль не поет, потому что Эвита ее не хочет. Мне везет, правда? Бог всегда вознаграждает тех, кто не делал плохого. Я не делаю ничего, только пою и сижу дома. Я нашла здесь враждебное окружение. Я хорошо спела мою «Норму», и им пришлось признать мою правоту. Мое единственное оружие – пение.
Все мои коллеги, особенно Росси, радовались, что обо мне много не говорят. Потом была «Норма», и так я заставила всех заплатить! Когда я была очень больна, во время представлений «Турандот», ни одна живая душа, кроме Серафина, меня не навестила! Никто даже не позвонил!
Мы должны поставить памятник Серафину. Он меня обожает. И мы обязаны ему всем! Но он нездоров. У него колит. Только не говори веронцам, прошу тебя! Это Виттория мучает его своим поведением! И Раковска, при всей ее доброте у нее столько причуд, что она кого угодно сведет с ума! Как жаль, что этот святой человек Серафин должен так мучиться!
Дорогой, дай бог, чтобы мы были в добром здравии. Я сейчас здорова. Я беспокоюсь, потому что толстею, я этого не хочу. Операция пошла на пользу моему голосу, но из-за нее я набираю вес. И я в ярости!
Мне очень жаль Пиа и Джанни, они этого не заслужили! Я купила меховое манто, не знаю, понравится ли ей. Оно широковато, но она сможет его ушить. Я предпочла купить побольше, а не поменьше, и предпочла купить готовое. Здесь так хорошо шьют. Там (в Италии) нет!
Других новостей у меня нет, дорогой. Мне только не терпится вернуться на мое место. А насчет дома, что ты сделал? Нашел что-нибудь? Ты мне об этом ничего не писал? Но теперь я скоро приеду. Мы все расставим по местам, правда? Любимый, за 10 дней я не получила ни одного письма. Я так по тебе скучаю!
Как ты поживаешь? Чем занят? Я счастлива, что с работой у тебя лучше. Я за этот сезон в Колумбе запаслась мехами. Так что несколько лет мне не придется об этом думать, и тебе тоже. И еще я купила пальто с подкладкой из нутрии для тебя. Так что этой зимой, когда ты, мое сокровище, поедешь куда-нибудь по холоду, будешь красив и в тепле.
Я целую тебя много, много раз. Не говорю красивых слов, потому что через 10 дней скажу их тебе лично! Любовь моя. Ты хочешь, чтобы я была с тобой?
Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски
Рим, 12 сентября 1949
Дорогой, сокровище мое обожаемое!!!
Не удивляйся, что я пишу тебе на счете из «Киринале», но больше ничего под рукой нет. И потом посмотри, за 2 дня сколько мы потратили. И это простой номер с ванной, не двойной, который стоит еще больше. Сам посуди!
Итак, я пишу, чтобы сообщить тебе хорошую новость. «Дон Карлос» отменяется!!! Сицилиани[95] только что мне это сказал. Вот видишь, всякий, кто пытается навредить мне, бывает наказан. Бедный мой Сицилиани, он не знает, как сообщить это Маэстро, боится, что тот откажется дирижировать. Нельзя говорить это никому.
Здесь продолжаются репетиции, они очень нервируют, потому что это очень трудно. Мне решительно все осточертело! Так хочется быть с тобой в моем маленьком домике. А ты? Скучаешь ли по мне? Чем ты занят? Как себя чувствуешь? Кто приедет? Никого из наших?
Дорогой, я тебя обожаю, ты это знаешь. Я счастлива быть твоей женой, и, если бы надо было сделать это снова, я бы это сделала с еще большим восторгом, если это вообще возможно.
Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски
Перуджа, не датировано (предположительно 15 сентября 1949)
Мой любимый, дорогой!
Вчера я даже не смогла услышать твой голос по телефону, связь прервалась. Пишу теперь несколько слов, чтобы сообщить тебе мою единственную новость. Как ты понял, вчера мы сорвались в Перуджу в 15 часов и добрались туда в 18:30-19. Я нашла комнату, не очень красивую, но с ванной. Взяла полный пансион, чтобы не выходить поесть. Маэстро, кажется, удовлетворен Сан Дж. Б.[96], но я – нет! Терпение! Вчера я виделась с Сицилиани, и мы долго говорили обо всем. Думаю, мы были правы, предположив, что он станет новым директором Ла Скала. Он ничего не сказал, но мне кажется, так и будет. По крайней мере, ему там предстоит тяжкая битва. Не говори об этом никому. Потом я прочла письмо от Серафина, он пишет, что много работает и, скорее всего, поедет в С.-Паулу! Какая глупость! Виттория тоже написала письмо, якобы это был несравненный успех, публика вопила стоя, такого никогда не видели, и партер, и балкон. Странно в таком случае, что это случилось со мной. Она, скорее всего, написала это, памятуя мой тамошний успех! В общем, все его замучили. И потом представляешь себе гнев Росси, когда он узнал, что все три оперы, которые дирижирует Серафин, мои! Я поговорила с Витале, он хочет взять с меня обещание не брать ангажементов после 20 января, потому что он хочет «Норму»! Еще они заманивали меня «Турандот», чтобы доставить мне удовольствие, так они думали, а я отказалась и предложила вместо нее «Тристана»! Это было бы хорошо, правда? Потом они хотели бы еще одну оперу, современную, кажется, «Святую Цецилию». Шедевр Муцио[97]. Я сказала, что, если Серафин будет дирижировать, я готова, а иначе – нет (я не хочу современных опер!).
А теперь довольно о делах, поговорим немного о тебе. Дорогой, сокровище мое, чем ты занят и как себя чувствуешь? Ты знаешь, как я по тебе скучаю. Ночью я по-прежнему просыпаюсь, бог весть почему. И мне так плохо оттого, что тебя нет рядом. Я не могу быть вдали от тебя! И потом я беспокоюсь о твоих делах и о твоем здоровье. Скажи мне, расскажи мне! Я тебе не звоню, потому что с линией нет сладу. Попробуй ты, может быть, тебе удастся добиться лучшей связи. Пиши мне, Баттиста, и скажи, приедешь ли. Конечно, если у тебя много дел и ты не можешь, я пойму, как бы мне ни хотелось, чтобы ты был здесь. Как только у меня будут еще новости, я тебе напишу.
Целую тебя со всей моей нежностью и любовью. Думай обо мне. Будь здоров. Пиши мне и привет от меня всем, особенно твоей маме.
Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски
Перуджа, не датировано (предположительно 17 сентября 1949)
Мой любимый и дорогой,
я так по тебе скучаю, ты не можешь себе представить. Сегодня особенно, потому что погода скверная: дождь, а стало быть, печаль. В один день было три репетиции. И потом, мне некомфортно быть вместе со всеми коллегами, это создает мне массу трудностей, ты знаешь. Терпение!
Правда в том, что я не могу без тебя больше одного дня. Все и вся кажутся мне глупыми. А между тем я вынуждена быть без тебя так часто! Как ты поживаешь? Чем занят? Скучаешь ли по мне?
Я рада, что ты приедешь в воскресенье. Рада, что твоя мама и Пиа тоже приедут.
Как знать, нашла ли она мой черный костюм, длинный, бархатный с розовой тафтой. И жакет к нему. Без него я не смогу петь. Но как знать, получишь ли ты это письмо вовремя. Еще я попрошу тебя привезти мне меховой жакет, здесь холодно, и вечером мне нечего надеть. Особенно в воскресенье. Привези мне еще немного украшений, я имею в виду бриллиант и колье с сережками. Извини, я знаю, что затрудняю тебя, но ты же понимаешь, что мне нужны некоторые вещи, даже при всей моей простоте!
Приезжай, милый, я больше не могу и не хочу быть вдали от тебя! Я так тебя люблю, дорогой, и уважаю очень, очень. С каждым днем все больше! Приезжай!
Посылаю тебе всю, всю себя. Вся твоя, и так будет всегда. Мы любим друг друга так, как никто на свете никогда не любил.
Целую тебя, мое обожаемое сокровище, и жду с нетерпением.
Привет Джанни, Пиа и поцелуй твоей маме. Тебе… ты знаешь.
Всегда твоя Мария.
PS: Здесь маэстро Пиццетти и Ги. Пиццетти очень мил со мной. А Ги носом землю рыл, чтобы познакомиться со мной, и сделал мне массу комплиментов. Он говорит, что хотел бы, чтобы я спела где-нибудь с ним.
Сезон во Флоренции откроется «Трубадуром». Сьепи говорит, что он был божественно хорош в Мехико, и сборы там хорошие.
Чао!
Привези мне мою платиновую норку.
Эльвире де Идальго – по-итальянски
Воскресенье, 2 октября 1949
Дорогая мадам!
После всего моего долгого молчания я пишу вам это короткое письмо, чтобы поприветствовать вас и сказать, что я вас никогда не забываю. Мне было так жаль, что я не смогла вырваться и повидать вас вместе с Баттистой, но это было невозможно по многим причинам и еще потому, что я должна была обустроить свой дом и, если бы не воспользовалась этим периодом, никогда бы ничего не сделала. У меня столько работы этой зимой. Представьте себе, в один сезон у меня две новых оперы. Я открываю сезон в «Комунале» во Флоренции «Трубадуром», а потом будет еще одна, я не знаю какая (говорят, «Пуритане», если найдут тенора), и затем «Травиата»! Серафин настаивает, чтобы я ее спела, и я надеюсь его не разочаровать. Так что вы понимаете, сколько у меня работы и какой мандраж. Жаль, что вы не можете увидеть меня на сцене. Я надеюсь быть на высоте преподавателя вашего уровня. Если у вас есть пре