Других новостей у меня нет. Пиши мне все твои, я надеюсь, что ты ешь, что ты спокоен и здоров. Помни, что мы должны жить друг для друга. Я больше не считаю часы, лишь бы увидеть тебя и быть рядом, вот и все! Я молю Бога, чтобы все прошло хорошо и моя мама выздоровела. А пока я прошу тебя поторопиться с костюмами. Беда, если они не прибудут вовремя.
Поцелуй крепко от меня твою маму и Пиа, Джанни и мальчиков. Я прошу тебя и умоляю, будь здоров!
Я забыла тебе сказать, что терпеть не могу Н.-Й., как обычно, слишком шумно и слишком много машин.
Скажи Родольфо, чтобы он написал, чего хочет, потому что я плохо помню. Не забывай, что я обожаю тебя больше всего на свете, так что береги себя! Я целую тебя, душа моя с такой нежностью, я вся твоя. Думай обо мне и ешь!!!
Жду твоих новостей. Пиши мне в отель «Принц Мехико D.F.».
Посылаю тебе всю, всю меня.
Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски
Мехико, 19 мая
Дорогой, душа моя,
сегодня я получила твое второе дорогое и обожаемое письмо. Думаю, ты тоже должен был получить мое, в котором я рассказываю, насколько возможно, о моем путешествии и т. д., и, конечно, больше новостей у меня нет, потому что с 13-го, когда я останавливалась в Н.-Й., я писала маме и ничего не получила в ответ. Теперь телеграфирую, чтобы узнать новости. Конечно, что-то случилось. Она нездорова, у нее воспален правый глаз, и при этом она продолжает мучить себя, я имею в виду в мыслях, если я не пишу или моя сестра не пишет! Как хорошая мать, она всегда думает о своих дочерях, а не о себе. Она не ладит с моим отцом, а он тоже нездоров, у него давно диабет, а теперь еще и плохо с сердцем. И я вот думаю, как она может покинуть его теперь, когда он стар и болен. Она хочет жить со мной. Баттиста, да простит меня Бог, но сейчас я хочу остаться одна с тобой в моем доме, ты же понимаешь. Ни за что на свете я не поставлю под угрозу свое счастье и право побыть вдвоем хоть недолго. Правда? Но как объяснить это матери, которую обожаешь? Как сказать, что ее ты тоже любишь, но это не любовь к мужу. Я оставлю ей денег, чтобы она поехала отдохнуть, если захочет, куда-нибудь за город или в горы, но я не думаю, что она должна оставлять своего мужа одного сейчас. Что скажешь? Я прошу тебя не рассказывать этого никому. Это между нами и только нами, хорошо?
Я поменяла билет на мамино имя, но я не знаю, когда она приедет. Что я могу тебе сказать? Она обиделась бы на косвенный отказ.
Опера здесь идет вразнос! Я больше ничего не понимаю. Представь себе, во вторник пора было выходить на сцену, а Баум[104] еще не пришел, и мы не провели ни одной репетиции с хором и оркестром! С ума сойти. Но я не беру в голову. Достаточно, если я хорошо спою на спектаклях и буду в форме. К счастью, сегодня мне намного лучше. Я даже в форме быка! Хорошее настроение и т. д. Спасибо и на этом, что ты хочешь. Я знаю, что должна остаться здесь на два месяца, так что ни к чему сердиться. Как ты думаешь? И потом, здешний климат так давит, что злиться просто нет сил. Пожалуйста, пришли мне поскорее письма, где упоминаются 6 недель, потому что в здешнем контракте этого нет, исчезло, а я не хочу, чтобы меня задержали дольше.
И потом, как я и предсказывала, с «Травиатой» просто катастрофа. Они протестовали, помнишь, и Лидуино телеграфировал подтверждение. Посмотрим, что они сделают. Но пока я исключила ее из контракта и ни под каким видом не буду ее петь, пусть даже потеряю два спектакля. Там будет видно, я настаиваю на «Пуританах».
Пока не готовь паспорта сюда. Ты убьешься. Я улечу прямо отсюда, не заезжая в Н.-Й., потому что боюсь, что с меня возьмут налоги в долларах, а я, будучи американкой, этого совершенно не хочу. Я и так много потрачу, жизнь здесь дорогая. И потом я терпеть не могу Н.-Й., никакого удовольствия быть там, пусть даже один день. Я надеюсь, что мама приедет сюда ко мне, вот и все. Я пошлю денег крестному и улечу отсюда, так тебе не придется лететь самолетом. Умоляю тебя. Я ужасно боюсь за тебя, ты же знаешь, и не хочу, чтобы ты летал самолетом. Так будет лучше.
И они пришлют мне «Трубадура», иначе пусть пеняют на себя, и 3 остальных. Порядок следующий: «Норма», «Аида», «Тоска». Нет, извини меня, теперь, глядя в программу, я вижу, что мои следующие и последние – «Травиата» или «Пуритане», они сами не знают, а потом «Трубадур». Других новостей у меня нет, я только прошу тебя быть в форме. Я тоже постараюсь, ведь я хочу вернуться здоровой и красивой, чтобы вкусить нашего счастья. Подумай, сколько дал нам Бог! Дорогой, думай обо мне и будь за меня спокоен. Наш Бог поможет нам, как всегда. Он один располагает нами, как хочет, и я полна веры в Него. Поцелуй от меня твою маму, и Пиа, и всех. Не забудь прислать мне письма от Караса Кампоса[105], и, главное, не забудь, что я люблю тебя невероятно и готова на любую жертву ради нашей любви. Думай обо мне и люби меня. Главное, пиши мне, все и побольше. Я не скажу маме, что не хочу, чтобы ты приезжал. Скажу, что ты слишком занят, хорошо?
Я прощаюсь с тобой, душа моя. Привет нашему домику, и скажи Матильде, что я поручаю ей заниматься всем. Пиши мне, я жду.
Я обожаю тебя, и я всегда твоя
Мария.
Здесь просто смертельная жара, впору задохнуться!
И еще Луиза Багарози, как я слышала, без гроша. Им нечего есть. Представляешь?
PS: цены здесь такие: 30 песо в день за двойной номер, и примерно 10-14 песо уходит на еду. Но я хорошо завтракаю, потому что вечером можно есть только немного и полегче, так что с утренним завтраком уходит 30 песо с человека максимум. Песо 8,60 к доллару, так что подсчитаю. Если приедет мама, номер будет стоить, кажется, на 10 песо больше и еще 30 на еду, значит, 60 песо за меня и 40 за маму, всего 100 песо в день. Прибавь мелкие расходы и увидишь, что мне повезет, если я сумею обойтись 1000 долларов за 2 месяца. Лишь бы было здоровье!!!
Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски
Мехико, 20 мая
Мой дорогой Титта,
сейчас три часа ночи, и я не могу уснуть. Не знаю почему, но я очень возбуждена, как будто чего-то боюсь. А с тобой, душа моя, все хорошо? Я всегда тревожусь вдали от тебя. Понимаешь, когда ты так счастлив, всегда боишься, что это слишком.
Мой дорогой, сегодня я написала тебе длинное письмо со всеми моими новостями. Забыла тебе сказать, попроси Матильду, чтобы она хорошенько обмерила все ящики и шкафы, и напиши мне сразу же. И потом я хотела бы знать, где парик для «Аиды» и костюмы. Я хотела бы знать сейчас же, как они были отправлены, потому что здесь у них просто мания ничего не доставлять, это смерти подобно. До такой степени, что нам с Симионато пришлось внести за наши сундуки по 100 долларов каждой. Представляешь, какая глупость!! И мы их до сих пор не получили. Если мне надо быть на сцене 23-го, а у меня ни костюма, ни парика! Проклятье, зачем я приехала! К счастью, сейчас я в форме. Надеюсь ее сохранить, если будет Богу угодно.
Сейчас я достала записную книжку и высчитываю, сколько времени мне придется остаться здесь. Я не знаю, будет ли это 6 недель, включая репетиции, или 6 плюс еще одна. Пришли мне немедленно письма Караса Кампоса, чтобы я смогла организоваться. Я посчитала, что они дают представления одной оперы 2 раза в неделю и меняют каждую неделю, и, коль скоро я пою все свои подряд, я должна закончить 24 июня, в твой день рождения. Моли нашего Бога, чтобы было так. Я не знаю, как добираться обратно. Но я спрошу в посольстве Греции здесь, чтобы знать наверняка. Ты, душа моя, дорогой и обожаемый, пиши мне и береги себя. Люби меня и думай обо мне. Поцелуй твою маму, и Пиа, и Джанни, и т. д. У меня нет вестей от мамы, и я встревожена. Сегодня я телеграфировала. Прошу тебя, немедленно сообщи мне про костюмы и парик. Я обожаю тебя и считаю дни до моего возвращения. По крайней мере, сейчас начнется тяжелая работа, и время пройдет быстрее.
Я навеки твоя.
Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски
29 мая 1950
время полночь
Мой дорогой Баттиста!
Как обычно, я не могу уснуть и вот пишу тебе. Завтра премьера «Аиды». Клянусь тебе, я не знаю, как закончу это проклятые спектакли, до того они все здесь неспособны петь. И ничего не улучшается, все хуже и хуже. И я-то еще держусь, а представь себе бедную Симионато. Она совершенно раздавлена. Сегодня у нас был жаркий спор с Карасом Кампосом, он настаивает на «Травиате», но я тверда. Он говорит, чтобы я заказала костюмы, а я молчу, я уверена и не чувствую себя в силах учить две новых оперы. «Трубадура» с меня хватит, и я не хочу лечь здесь костьми. И этот окаянный климат! Мне не терпится уехать. Ну вот, он сказал, что я должна отказаться от 2 спектаклей, а я ответила, что откажусь, только если они отпустят меня на две недели раньше, то есть закончат 17-го. Так что, если Уоррен, баритон в «Трубадуре» согласится приехать на несколько дней раньше, все будет как я хочу, и я уеду с минусом в $1700, зато на две недели меньше мучений и нездоровья. Они возместят мне твой билет. Думаю, это будет примерно $600, и я постараюсь, чтобы мне оплатили обратный багаж самолетом. Там будет видно!
Мама мне не пишет. Что происходит, я не знаю. Ее билет в Н.-Й. уже 10 дней. Надеюсь, она не заболела. Почему я должна все время тревожиться?
Попробуй узнать, будет ли лучше декларировать деньги, которые я привезу с собой, при въезде в Италию. И стоит ли купить несколько золотых безделушек. По какой цене? Видишь ли, я надеюсь вернуться с суммой больше, чем $3000, не считая, конечно, моего долга крестному, и того, что я хотела бы дать маме, и моих расходов, с которыми я хочу уложиться в $1000. И конечно, без двух представлений «Травиаты». Но, Баттиста, самое главное, чтобы я вернулась на свое место. Я не люблю быть вдали от тебя так долго. Поверь мне, кончится тем, что это повредит нашей любви. По крайней мере, в том, что касается меня, мне плохо, и моя любовь к тебе от этого страдает.