Больше мне нечего тебе рассказать, разве что мне не терпится вернуться домой, честно говоря, я больше не могу вертеться волчком. Я буду дома 14-го или 15-го этого месяца – и тогда спою твою любимую «Сомнамбулу». Никогда ни один подарок не был так дорог мне, как твои цветы после тогдашней генеральной[140]! Я никогда этого не забуду!!!
Дорогой друг, целую тебя нежно, и твою дорогую Розетту, и от имени Баттисты тоже.
Лео Лерману – по-английски
Лондон, отель «Савой», 5 февраля 1957
Дорогой Лео!
Как давно я не получала от тебя вестей. Ты меня больше не любишь? Какое-то другое сопрано интересует тебя теперь?
В последний раз, когда я была в Нью-Йорке, я не успела тебя повидать и даже не смогла связаться с тобой по телефону.
Все прошло идеально хорошо после Чикаго, кажется, будто аллергия, которая была у меня в Нью-Йорке, вылечила меня от чего-то, и я пою как никогда, слава богу!
Моя давешняя «Норма» здесь могла бы стать гордостью всех моих поклонников, и ты среди них первый, дорогой Лео! Я так счастлива! Говорят, у меня никогда еще до сих пор не было спектакля на таком уровне. Завтра мой второй и последний. После этого я записываю «Цирюльника» до 14-го, а потом продолжаю в Ла Скала с «Сомнамбулой» 23 февраля. 12 апреля премьера «Анны Болейн», боже мой, а потом «Ифигения в Тавриде», затем Верона с «Травиатой» 4 июня. 26 июня я открываю радиосезон трансляцией «Лючии». А потом, где-то первого июля, Кельн, в Германии, тоже с Ла Скала. Далее записи «Турандот» и «Манон» Пуччини, немного отдыха, потом Эдинбург с «Сомнамбулой», Сан-Франциско с «Макбетом» и «Лючией», открытие в Ла Скала с «Моисеем» Россини и «Пиратом» Беллини, и, наконец, Нью-Йорк, если я еще буду жива!
Так что, дорогой Лео, пиши все твои новости и не забывай свою любимую певицу так быстро! Напиши по поводу «Травиаты» в Метрополитене, а также по поводу костюмов[141].
Со всей моей дружбой и любовью, привет от Баттисты, дорогой Лео, и, как всегда,
PS: скажи Марлен (Дитрих), я нахожу, что она ужасно ко мне относится. Она тоже меня больше не любит. Ну вот, скажи ей, что я ее люблю и всегда буду ею восхищаться. Поцелуй ее от меня! И от Баттисты тоже.
Уолтеру Каммингсу[142] – по-английски
Лондон, отель «Савой», 5 февраля 1957
Дорогой Уолтер!
Вот я и в Лондоне, пою хорошо, слава богу, мы закончили первое представление великолепно, отзывы критиков хорошие – мне бы хотелось, чтобы вы оба были здесь и послушали. Как вы все поживаете в Чикаго? Как твой дорогой отец, и твои дети, и друзья, и особенно твоя такая прелестная Тиди? Я хочу, чтобы ты поцеловал их всех от меня, и есть ли новости для нас, Уолтер[143]? Если есть, ты найдешь меня в Лондоне до 14-го, а потом в Италии. Мы будем ждать тебя, и я внимательно изучу программу твоей поездки и мои даты, посмотрим, удастся ли провести немного времени вместе.
С наилучшими пожеланиями от Баттисты,
Джону Робинсону[144] – по-английски
Лондон, отель «Савой», 7 февраля 1957
Дорогой Джон!
Оставь свой телефон, я хотела бы, чтобы ты пришел повидаться, хоть на несколько минут.
Спасибо за твою добрую мысль и замечательные похвалы. Ты не представляешь, что это значит, после того как я годами работала как одержимая, чтобы петь лучше, услышать наконец от таких людей, как ты, которые слушали меня так часто и так хорошо, что я действительно пою лучше!
Так что оставь циферки, и я позвоню тебе, как только смогу.
Бай-бай и спасибо от Марии.
Рудольфу Бингу – по-английски
Милан 3 марта 1957
Дорогой мистер Бинг!
Простите меня, пожалуйста, что не ответила вам раньше. Прежде всего простите за тот вечер, когда вы так любезно пригласили меня в вашу ложу. Мы попросили одного из наших друзей позвонить вам по его возвращении в Н.-Й. (назавтра после концерта в Чикаго), и я полагаю, что он, наверное, забыл или что-то в этом роде. Это, конечно, подтверждает то, что я всегда говорю – что надо все делать самой и никогда не доверять никому другому.
Я благодарю вас также за ваши комплименты по поводу Лондона. Мне очень жаль, что у вас не было этих спектаклей. Я еще пытаюсь выяснить, что произошло в Нью-Йорке! Я жалею только, что не могу подарить вам лично то, что имеют другие залы. На будущий год, надеюсь. Вчера я пела на моем первом представлении в Ла Скала. Все прошло чудесно, хотя должна сказать, что мне было не по себе из-за такого ожидания, но должна сказать, что прошло все великолепно. Видите ли, мне было не по себе, потому что я пела эту оперу два года назад с большим успехом, а повторять успех – таких вещей я не люблю. Я в самом деле пессимистка, правда? Я буду продолжать на новом листке, иначе вы не сможете толком прочесть.
Как я говорила, «Сомнамбула» очень трудна еще и потому, что приходится так контролировать себя и петь тихо на всем протяжении. Я жалею, что вы пропустили эти прекрасные спектакли, вы бы полюбили их и оценили больше, чем многие.
Что до Ларри Келли[145] и прочих слухов – не беспокойтесь, – мне предложили «Медею», но, как вы знаете лучше, чем кто бы то ни было, я ужасно занята и осторожничаю насчет контрактов.
Поздравляю вас с успехом «Травиаты». Кстати, думаете ли вы, что я должна выступать в этих (ваших) костюмах или в моих? По-моему, придется сделать новые (я слишком похудела). Мой костюм для первого акта – воздушный тюль, бледно-серый и розовый. Второй акт – плотный жакет из серо-голубой тафты с блузкой рубашечного кроя, не могу толком объяснить. Надо будет сделать фотографии и прислать их вам. Третий акт – зеленый бархат с черным и зеленым тюлем и золотой вышивкой. Что до опер, если у вас есть другие предложения, я готова внести изменения. С какой оперы мне начать? Насчет турне: когда оно состоится, куда вы поедете и какую сумму предполагаете?
Когда вы приедете в Европу? Думаете ли быть в Вене на нашей «Травиате» с маэстро Караяном, в постановке Висконти? Это будет, кажется, 4 июня и до 20 или 21 июня. Если вы напишете мне, что сможете приехать, я займусь вашими билетами, вы, разумеется, мои гости, в любой вечер на ваш выбор. Я сообщу вам точные даты.
Дорогой мистер Бинг, теперь я говорю вам «до свидания», еще раз простите меня, пожалуйста, что я так ленива писать. Привет от меня вашей супруге и вашему дорогому беби[146]. Мой беби Той[147] чувствует себя прекрасно!
Мои наилучшие воспоминания всем нашим общим друзьям, а вам вся моя дружба.
Лео Лерману – по-английски
16 марта 1957
Дорогой Лео!
Спасибо за твое письмо наконец-то и спасибо за твои новости. Я так и думала, что не могло быть иначе, мы все слышали ее «Травиату», даже когда она была в голосе[148]. Пиши побольше новостей. Я по тебе очень скучаю, дорогой Лео. Ты такой дорогой мне человек и очень дорогой друг. Мне очень жаль, что ты пропускаешь прекрасные представления, такие, как в Лондоне и здесь (в Милане). Публика безумствовала, и, слава богу, вся злая пресса успокоилась. Вероятно, они хватили через край, и люди это поняли.
Когда ты приедешь сюда? Пожалуйста, напиши.
С большой любовью,
Рудольфу Бингу – по-английски
6 апреля 1957
Дорогой Рудольф!
Посылаю вам контракт с нашим другом Дарио Сория и прилагаю мои наилучшие пожелания. Как только я начну «Анну Болейн», напишу вам подробнее, так что простите за краткость этой записки.
Я надеюсь увидеть вас в Милане, когда вы приедете? Потому что в Вену я больше не поеду[149], наверно, отдохну. Напишите мне вашу программу, чтобы мы не разминулись, и по такому случаю мы обсудим все детали будущих гастролей, если возможно.
Искренне ваш друг
Леди Кросфилд – по-английски
Афины, 30 июля 1957
Дорогая Леди Кросфилд[150]!
Я пишу вам, чтобы попросить меня извинить, если я не приду сегодня вечером. Видите ли, у нас с Маэстро репетиция в 18:30, она закончится довольно поздно (наша первая), мне нужно будет лечь пораньше и постараться говорить как можно меньше, так как у нас две репетиции завтра, утром и вечером. Я уверена, что вы меня поймете. И если вы по-прежнему хотите видеть меня после концерта, я буду счастлива прийти и быть с вами. Я позвоню вам завтра, чтобы назначить день.
Моя дорогая, вы же видите, что я стараюсь делать все возможное, чтобы дать этот концерт как можно лучше, – и я действительно устала.
Ваш друг, как всегда,
От Афины Спануди[151] – по-гречески
Афины, 2 августа 1957
Господин директор!
Учитывая тот факт, что в «Театральных новостях», в вашей газете, с которой меня связывают священные узы, вчера появилась ссылка на мое имя, среди людей, присутствовавших на репетиции Марии Менегини Каллас, и поскольку в той же колонке было написано: «Эксклюзивные и достоверные источники нашей газеты подтверждают, что «неожиданная болезнь» Марии Менегини Каллас абсолютно ложна и была выдумана комитетом Фестиваля, чтобы оправдать отмену вчерашнего сольного концерта Каллас», я считаю своим долгом заявить следующее.