[192], ни Сара Бернар, – сохранившееся на кинопленке замечательное твое создание [Виолетта], которым ты потрясла, взволновала, облагородила и очаровала зрителей и всех, кто живет в столь удручающее время – середину двадцатого века! Дорогая Мария, не знаю, следует ли тебе видеться со мной и обсуждать это, прежде чем ты примешь решение. Как я уже сказал, мне ненавистно приставать к тебе, но я готов примчаться по малейшему твоему знаку. И если у тебя есть какие-нибудь оговорки, пожалуйста, выскажи мне все с той фамильярной чистосердечностью, какая составляет одну из самых притягательных черт твоего характера. Все это время я буду в Риме, и меня ничто настоятельно не отзывает оттуда. Нет необходимости говорить тебе, с каким невыносимым нетерпением я жду твоего окончательного решения.
Сердечно обнимаю тебя и Баттисту.
Уолтеру и Тиди Каммингсам – по-английски
Сирмионе, 16 июля 1958
Дорогие друзья.
Как грустно мне было узнать, что Тиди болела. Как дела сейчас? Теперь ей лучше? Хорошо ли вы проводите каникулы в вашем домике на берегу озера?
Мне здесь хорошо, очень благостно. Никаких фотографов, я их остерегаюсь, как бы они меня не потревожили. До сих пор все хорошо. Разумеется, в моем доме еще трудятся рабочие, ведь они, как ты знаешь, наобещают тебе сделать главные ворота или что ты там им прикажешь, и вот проходит месяц, а их еще нет как нет. Отсюда туда – и ты уже в доме, и тогда они приходят и своими работами пачкают все стены…. Я могла бы их убить!
Надеюсь скоро получить от вас весточки, а пока сама посылаю вам самые-самые дружеские чувства. Насчет Чикаго еще ничего не решила. Мне не нравится идея концерта наполовину. Посмотрим, как бы там ни было.
Обнимаю вас всех и до свидания!
Лео Лерману – по-анлийски
Сирмионе, 18 июля 1958
Дорогой Лео!
Какое удовольствие – время от времени получать от тебя весточки.
Что сейчас поделываешь? Отдых или работа? Знаешь, я была так счастлива узнать, что ты, возможно, будешь в Техасе в одно время со мной.[194]. Надеюсь, «Травиата» пройдет как я того желаю. Только одно меня огорчает – жаль, что это будет в Техасе. Не потому что они этого не заслуживают, а просто Нью-Йорк, разумеется, есть Нью-Йорк.
Я здесь, чтобы отдохнуть в моем нвом домике на озере Гарда. Атмосфера тут безмятежная, и, благодарение небу, люди меня немножечко оставили в покое. Я прибуду в Соединенные Штаты 6 или 7 октября, чтобы начать турне с концертами там. В этот раз по крайней мере без записи – ибо я действительно имею намерение отдохнуть!
Ну вот, а теперь я оставляю тебя и желаю наичудеснейших каникул. Обнимай всех друзей и иногда пиши о всех своих новостях.
Сердечно,
Герберту Вайнштоку и Бену Мейзельману – по-английски
Милан, 12 сентября 1958
Дорогие друзья Бен и Герберт!
Я регулярно получала ваши милые письма и открытки и в полном ошеломлении, что вы не получали моих. Я писала даже из Лондона. Конечно, у меня ужасно ленивый характер в том, что касается писанины, но тут-то я написала, да еще по меньшей мере несколько, а недавно даже отправила вам письмо с полной своей программой!
В любом случае мы очень скоро увидимся, ведь я точно приезжаю в районе шестого или седьмого октября [в Нью-Йорк].
Надеюсь, вы оба в порядке, и, пожалуйста, молитесь, чтобы я была в добром здравии, ибо впереди у меня два тяжелых месяца. Они должны пройти хорошо, ведь мой отдых выдался долгим и чудесным, но сколько же простейших вещей способно создавать нам проблемы – например, внезапные заморозки!
Обнимаю вас обоих и до свидания!
Герберту Вайнштоку и Бену Мейзельману – по-английски
Лондон, 23 сентября 1958
Дорогие Друзья!
Вам следовало бы возненавидеть меня за то, что я не отвечаю вам так долго, но я была очень занята, а время летит так быстро, даже если даешь себе твердое слово отдохнуть – как я, собственно, и поступила.
Благодарю вас за обычные выражения восхищения мною. Вы всегда любили и понимали, каким образом я служу великому Искусству.
Конечно, мы сделаем «Макбета» [в Метрополитен-опере], хотя это и называют глупостью. На сегодняшний день у меня следующая программа: неделя звукозаписи в Лондоне: «Сцены безумия Марии Каллас» – «Лючия», «Пуритане», «Гамлет», «Анна Болейн», и «Пират». В начале октября отправлюсь в Соединенные Штаты. Когда – еще сообщу вам точнее. Концертное турне начинается 11 октября в Бирмингеме, потом с конца октября до 9 ноября[195] – Даллас, и снова турне до 2 декабря. Потом весь декабрь в Милане, а январь – в Мете.
Итак, видите, у нас неплохие шансы повидаться. Мы еще надоедим вам!
Надеюсь, все хорошо у вас обоих, и будет еще лучше. С дружескими чувствами. И a rivederci presto.
Обнимаю вас.
Рудольфу Бингу – по-английски
Милан, 27 сентября 1958
Дорогой мистер Бинг!
Вернувшись из Лондона, мы обнаружили ваше письмо от 22-го числа, которое приняли к сведению и подтверждаем его получение. Учитывая, что 6 октября будем в Нью-Йорке с концертным турне, устроенным Юроком[196], это не было такой уж необходимостью. Мы же будем счастливы 6 или 7 октября встретиться с вами в Нью-Йорке, где и обсудим содержание вышеупомянутого письма.
Предвкушая удовольствие от скорой встречи, с самыми дружескими пожеланиями,
Искренне ваша.
Рудольфу Бингу – по-английски
Даллас, 23 октября 1958
Дорогой мистер Бинг!
В Монреале я получила ваше письмо от 13 числа и вот мой ответ, где с благодарностью вам за приглашение, но также и с огорчением вынуждена сообщить вам, что не смогу быть в Метрополитен-опере в сезон 1959-1960 годов. Меня ожидает в этом театре слишком много работы и слишком много проблем, притом условия работы легко предсказать, мы хорошо их знаем, недавно переживали, и кому, как не вам, лучше всего судить об этом. Я не чувствую в себе сил продолжать деятельность, которая скорее печалит, нежели удовлетворяет (например, не желаю отныне – и снова это повторяю – видеть репетиции, подобные той «Травиате» в прошлом сезоне).
В то же время если в вашей программе есть нечто интересное и новое, что можно было бы показать публике, нечто такое, что могло бы доставить артистке немного удовлетворения, то я всегда готова рассмотреть вопрос о моем участии в ваших проектах и внести посильный вклад с ожиданием тех результатов, каких желаем мы все. Но касательно нынешних дел и уже сделанных – пожалуйста, поищите способ ангажировать таких же хороших артисток или, быть может, еще лучше, на те роли, какие вы рассчитывали доверить мне.
С самыми наилучшими пожеланиями,
Рудольфу Бингу – по-итальянски
Даллас, 27 октября 1958
[…] Вы сказали мне, что в прошлом сезоне Тебальди категорически потребовала, чтобы я не пела больше «Травиату», угрожая в противном случае не выступать в Метрополитен-опере. Еще вы сказали, что ответили на такое требование со всей твердостью и раздражением, и Тебальди пришлось уступить вашим доводам и принять ваше решение. Однако вы еще сказали мне, что несколько дней назад Тебальди отказалась петь «Травиату» в этом году, хотя и была ангажирована, и что вы с этим согласились, чтобы покончить дело миром. Тогда логично, чтобы и я тоже не выступала в этой роли, учитывая, что Тебальди посмела поставить вам этакое условие…
Мне хотелось бы вспомнить еще об одной проблеме. Прошлой весной, после моих выступлений в Мете, мы разговаривали о ближайшем сезоне. Я тогда сказала, что к ролям, предложенным вами, хотела бы добавить еще и «Баттерфляй». Почему вы не сделали этого?
А ведь вы согласились, сказав, что так и сделаете. Должно быть, потому, что это расстроило бы мадемуазель Тебальди, которая, хотя и переживала трагический момент в своей жизни[197], тем не менее совершенно бросила вас на прошлый сезон, и наверняка, и даже скорее всего, она навязала вам в который раз свое решение, как и в случае в «Травиатой». […]
Кристине Гастель Кьярелли[198]– по-итальянски
Даллас, 27 октября 1958
Дорогая-дорогая Кристина!
Спасибо за твой своевременный и теплый привет, я передам его о твоего имени Франко [Дзеффирелли], с которым мы сейчас работаем, а ты передай приветствия всем твоим, и особенно маме и папе. Надеюсь по возвращении очень скоро тебя повидать, оно грядет, но все-таки не прямо завтра. Я уже дала четыре концерта, говорят, был большой успех. Сейчас я пою здесь «Травиату» и «Медею», а потом продолжу петь концерты до конца ноября. А сразу потом возвращаюсь в Италию.
Чао, Кристина, обнимаю от всего сердца, твоя Мария.
Рудольфу Бингу – по-итальянски
Даллас, 2 ноября 1958
Дорогой Родольфо,
по поводу вашего письма от 29 октября. Что до ваших извинений за нежелание разговаривать с моим мужем, я должна сказать вам, что моими делами занимается именно мой муж и никто другой; так что с настоящего момента я прошу вас обращаться к нему, а не ко мне. А что касается проблемы с переводом, которая так раздосадовала вас в другой раз во время телефонного разговора, то ведь была свободная секретарша, готовая послужить переводчицей.