Мет утверждает, что не в силах платить за репетиции. Сочувствую, ибо оперное искусство дорого стоит, но так или иначе опера должна быть поставлена на сцене правильно. Ее нужно отрепетировать. Недостаточно просто расхаживать по сцене, отбивать шаги туда-сюда-обратно и петь. Должно быть ощущение, что исполнитель живет в этих декорациях. Если он хочет, чтобы публика поверила ему, тогда каждое его движение должно быть отточено, а это достигается только репетициями. Мет должен усовершенствоваться в этой области, если он хочет показывать публике оперы, которых она заслуживает.
А вот и последний скандал с Каллас: мои непомерные гонорары. Да, правда, – я запрашиваю высокие гонорары, и полагаю, что заслужила право на это. Но ни один директор оперного театра и ни один импресарио не может пожаловаться на мой тариф. Говорят, что самым дорогим тенором за всю историю был Энрико Карузо, но великий импресарио из Буэнос-Айреса Вальтер Мокки придерживался иного мнения. «Карузо нам ничего не стоит, – говорил Мокки. – Просто мы ставим соответствующие цены, заполняем все кресла в зале и зарабатываем деньги».
Когда в прошлом году я пела в Чикаго для Альянс франсез, мне сказали, что они заплатили мне гонорары, оплатили оркестр, взяли на себя все расходы, да еще и получили прибыль около 10 000[210] долларов. За вечернее открытие Мета в 1956 году, когда мне выплатили менее 1500 долларов, Мет положил за пазуху 75 000! Не думаю, что дорого обошлась. Дорогими можно считать спектакли, потребовавшие больших средств на постановку, но по тем или иным причинам не привлекшие публику. Люди платят за то, чтобы посмотреть на меня, потому что знают: со мной представление будет удачным. Я не утверждаю, что я само совершенство в пении, ибо это мечта, недосягаемая даже для самого посвященного в секреты мастерства, но я отдам лучшее из всего, что во мне есть. Поэтому у меня намного больше приглашений (и в оперные театры, и в концертные залы), чем я могу принять.
Я потеряла возможность выступить в ряде оперных театров и сожалею об этом. Сожалею и о недоразумениях, а подчас и о явной бесчестности и несправедливости со стороны людей, облеченных ответственностью, которые и создавали такие ситуации. Но я не жалею о своих решениях. Говорили, что я хочу уйти на покой, но это просто смешно. Я еще не достигла вершин моей карьеры и могу спеть еще столько великолепных опер. На ближайшие месяцы у меня запланированы большие выступления в Барселоне, в лондонском Ковент-Гардене и в Амстердаме, и я еще уточняю даты концертов в Женеве, Висбадене и ряде других городов. Только что закончила стереофоническую запись «Лючии», а этим летом у меня будут еще и другие записи.
Конечно, я буду петь уже не так часто, как прежде. Так выступления могут превратиться в рутинную работу, а я как раз избегаю такой. Теперь я выбираю репертуар с чрезвычайной тщательностью, только если чувствую, что соблюдены все высокие требования оперного искусства во всех отношениях. Не хочу, чтобы публика подумала, будто у меня желчный характер. Напротив, я думаю, что стала терпеливее и внимательнее. И очень хотела бы, чтобы это стало примером для других. Немногое могу я противопоставить нападкам на себя – разве что сказать правду, петь во всю меру сил своих и надеяться, что со временем ко мне отнесутся с большей человечностью – как к артистке, которая не может всегда быть на одинаково большой высоте, но делает лучшее, на что только способна.
За все мною сказанное или сделанное я несу полную ответственность. Я беру на себя всю ответственность за правду, которую здесь изложила, даже если такая правда ранит чью-то гордость или повергает кого-то в ярость. Я не ангел и не собираюсь им становиться. Это роль не для меня. Но я и не дьявол. Я женщина и я серьезная артистка, и я хотела бы, чтобы именно так меня и воспринимали.
Лео Лерману – по-английски
19 апреля 1959
Дорогой Лео!
Я так долго не писала, сможешь ли ты хоть когда-нибудь простить меня! Да, уверена, что да. Ты должен понять, как занималась я отдыхом и как старалась быть как можно ближе к людям нормальным, так что время утекло незаметно, и вот я уже практически готова к отбытию (через 10 дней) в концертное турне, и мне вправду ненавистна сама мысль об отъезде! Да кто ж такое сказал – будто я не могу жить без работы!
Ну, в любом случае вот план моей будущей деятельности, если Бог поможет!!!!
2 мая концерт в Мадриде
5 мая концерт в Барселоне
10 мая концерт в Висбадене
15 мая концерт в Гамбурге
18 мая концерт в Штутгарте
21 мая концерт в Мюнхене
Отдых!!!!
18 – 22 – 24 – 27 – 30 июня – «Медея» – Ковент-Гарден
Отдых!!!!!
27 октября – концерт – Канзас-Сити
6 ноября – Даллас – «Лючия»
ноябрь – Даллас – «Медея».
Увидимся, может быть, 18 числа или сразу после. Так надолго загадывать мне уже трудно. Ненавижу длинные контракты на годы вперед.
Других новостей у меня нет, кроме той, что мне сейчас хорошо и я отдохнула, говорят, что выгляжу прелестно и помолодела. Понравилась ли тебе моя статья в «Лайфе»? Что о ней говорят, или после нее уже и сказать нечего?!!
Обнимаю тебя и, пожалуйста, пиши.
От Эльзы Максвелл – по-английски
Монте-Карло, без даты, июль 1959
Дорогая Мария, пишу пожелать тебе и Баттисте роскошного путешествия на чудеснейшей яхте с таким прекрасным и умным хозяином, как Ари [Онассис], и тем бывшим государственным деятелем [Черчиллем], который сейчас, к несчастью, немного отошел от дел, но ведь это он в 1940 году спас мир. Ты поистине заменишь на борту «Кристины» Гарбо, ныне уже слишком старую. Желаю удачи. Гарбо я никогда не любила, а вот тебя люблю. Пользуйся каждым мгновением жизни, начиная прямо с этой минуты. Бери (а ведь это тончайшее искусство) от нее все ее дары. Отдавай (это искусство не слишком тонкое, зато важное) все, что можешь позволить себе отдать, – ибо в этом путь к истинному счастью, а этот путь через пустыню сомнений тебе предстоит пройти одной. Я больше не ревную. И не чувствую горечи. Мне даже уже не хочется тебя видеть. Свет скажет – а он ведь уже говорит такое, что ты просто хотела попользоваться мною. Я это тебе категорически опровергаю, ибо то немногое, что мне удалось для тебя сделать, я сделала с открытыми душой и сердцем, и с открытыми глазами. Ты великая, и станешь еще более великой. Я всегда думаю о тебе с добротой и нежностью, Мария. Пусть тебе будет хорошо, чтобы ты могла прекрасно петь, и да благословит тебя Бог навсегда.
PS. Вчера Ари и Тина позвали меня сегодня вечерком поужинать с тобой. Я не смогла отказать.
Бруне Луполи[211]– по-итальянски
С борта «Кристины», 27 июля 1959
Дорогая Бруна!
Привет с маленького кораблика. Надеюсь, тебе удалось нормально отдохнуть. Я же наконец-то обрела здесь настоящий отдых – никакого телефона, ничего такого и т. д. Свежий воздух, солнце и море.
Мы приплыли из Монте-Карло в Портофино, где я даже повидалась с Фоской Креспи[212] на ее корабле, потом мы поплыли на Капри, который поистине великолепен. А сейчас уже второй день нашего плавания в Грецию, где сегодня вечером, не помню точно, на каком из островов, мы зайдем в порт, а завтра отплывем в Афины и потом на Родос, в Дельфы, а после посмотрим. Я предполагаю вернуться примерно в одно время с тобой. Не думаю, что раньше – ибо хоть мне и лучше у себя дома, все-таки жаль пренебрегать таким прекрасным морским путешествием.
А они поплывут дальше по 13 августа. Не думаю, что смогу остаться на борту так надолго. Но в любом случае рассчитываю приехать к 5 числу или около того, там увидим. У тебя-то все дни твои. Используй их и возвращайся отдохнувшей и свеженькой, ради наших превратностей судьбы, которые мы в глубине души любим. Мы ведь так привыкли к переменам, не правда ли, Бруна?
Итак, здоровья тебе и благополучия, передай приветы твоей семье, и до скорого в нашем домике.
Твоя Мария.
От Джованни Баттисты Менегини – Бруне Луполи – по-итальянски
Сирмионе, утро 18 августа 1959
Моя дорогая Бруна,
ты знаешь, ты все знаешь!
Невероятна эта ужасающая реальность! И ты, единственная, кто знает душу Мадам, моей Дамы Сердца, подойди же к ней со всей душой и скажи ей слово, одно только слово!
Умоляю тебя, молитвенно сложив руки, и да благословит и вознаградит тебя Господь.
Прощай, Бруна, я доверяюсь тебе.
Дж. Баттиста Менегини.
Уолтеру и Тиди Каммингс – по-английски
Монте Карло, 28 августа 1959
Дорогие Уолтер и Тиди,
Действительно, я долго не писала вам, прошу прощения за это. Думаю, теперь-то вы уже хорошо меня знаете и любите такой, какая я есть. Я побывала в чудесном морском путешествии, и вернулись мы на неделю позже, чем предполагали. В Сирмионе нам оставалось провести совсем немного времени. А сейчас я начинаю работать над новыми записями «Джоконды» с оркестром Ла Скала (примирения пока не наблюдается!).
Я так боюсь сообщить вам плохие новости, которые вас шокируют, и умоляю только об одном – пока никому о них не рассказывать. Я знаю вашу преданность мне и вашу несомненную сдержанность. Я расстаюсь с Баттистой. О причинах прямо сейчас я могу сказать только, что это соображения личного характера и дело в разногласиях. Позднее я буду в состоянии объяснить лучше. Поверьте только, что это веские причины.
Надеюсь, дорогие друзья мои, что вас не настиг порыв меня убить. Я прошла через множество испытаний, но разочарований так много, мне бы только их пережить.
Еще надеюсь, что Баттиста будет вести себя подобающе, то есть как джентльмен, хотя и сомневаюсь в этом. Не беспокойтесь, прочитав о чем-нибудь таком в газетах, если и когда они появятся. Сплетни там будут.