В этом письме я хотела просто поблагодарить вас и обнять с обычной нежностью, и вы тоже, дорогой маэстро, молитесь за меня, ибо это возвращение для меня имеет значение очень важное, если не сказать – решающее.
И отдельно прошу вас обнять дорогую супругу от моего имени – за те хвалебные речи, которые, я слышала, она обо мне говорила. Знаю, что Елена всегда любила и уважала меня, но в такой особенный момент жизни я признательна ей как никогда прежде. Как только улучу свободную минутку, напишу ей лично, чтобы поблагодарить. Как бы мне хотелось провести с вами полдня в Риме; посмотрим, смогу ли я туда вырваться.
Пишите мне, дорогой маэстро, ибо я нуждаюсь в моральной поддержке, как всегда. Здесь все со мной милы, желают только моего триумфа и готовы на все, чтобы облегчить мне ожидание, но ответственность с каждым днем все тяжелее и тяжелее, и чувствуется все сильней. Надеемся на лучшее.
Со всей моей нежностью,
Держателям абонементов Ла Скала – по-итальянски
4 декабря 1960
Дорогие абоненты Ла Скала!
Я не знакома с вами, но бесконечно признательна за портрет, который храню среди самых дорогих для меня подарков.
Надеюсь не обмануть вашего восхищения мною 7 декабря, чтобы у вас была истинно веская причина для такого возвышенного отношения ко мне.
И снова благодарю,
искренне ваша,
Туллио Серафину – по-итальянски
Милан, 13 декабря 1960
Дорогой маэстро,
с Божьей помощью все прошло хорошо. Как бы мне хотелось, чтобы вы сейчас были рядом со мной! Но, к несчастью, это было невозможно. Я счастлива, что первое исполнение вам понравилось;[224] второе вышло еще лучше, поскольку я была поспокойнее.
Я так надеюсь когда-нибудь проездом побывать в Риме, хоть на денечек, главное – чтобы повидать и обнять Елену. Пишите мне, маэстро, а пока что примите мои самые глубокие уважение и любовь.
Костису Бастиасу[225]– по-итальянски
Милан, 13 декабря 1960
Дорогой Костис!
Благодарю тебя за сердечную телеграмму. С Божьей помощью все прошло хорошо. Как бы я порадовалась, если бы ты был здесь! И еще я очень хочу знать, что пишут газеты в Греции.
Надеюсь, что вскоре смогу увидеть тебя. Надеюсь, твоя супруга и ребенок чувствуют себя хорошо, а ты – еще лучше.
До очень скорого свидания!
Валли Тосканини[226] – по-итальянски
Милан, 14 декабря 1960
Дорогая Валли,
не знаю, как тебя благодарить за нежность, какую ты проявила ко мне в эти месяцы. Могу лишь сказать тебе, что я, к несчастью, из тех людей, которые отличаются немногословием – зато сердце и душа полны тобой и очень тронуты. Тебе ведь тоже пришлось многое пережить в твоей личной жизни, и это сближает нас еще больше.
Менегини снова затеял процесс, обвинив меня в разрыве отношений и нанесении ему тяжкого оскорбления (это я продолжаю появляться на людях с Онассисом, что глубоко оскорбляет его честь и респектабельность!). Бумаги он подписал 29 ноября, рассчитывая, наверное, передать мне 7 декабря[227]. Но суд задержал документы до 9 декабря, и я получила их только 12-го! Представляешь, каков подлец! Что ты на это скажешь?!!!
Сейчас обнимаю, и увижусь с тобой скоро или в Соединенных Штатах, или здесь. Снова спасибо и много-много горячих приветствий твоей сестре и друзьям.
Уолтеру Каммингсу – по-английски
27 декабря 1960
Дорогой Уолтер!
Твое письмо от 10 ноября я получила только 20-го. Вообрази! Бог знает, что с ним случилось! Полагаю, это причуды рождественской почты.
Надеюсь, что ты прекрасно провел Рождество, и не сомневаюсь в этом – ведь с тобой замечательная Тиди и восхитительные детки, уют и все остальное.
Но я мучаюсь вопросом – а есть ли на свете хоть кто-нибудь по-настоящему счастливый и полностью довольный жизнью? Очень в этом сомневаюсь.
Мои выступления прошли чудесно, благодарение Богу. Прием [публики] совершенно фантастический, такого никогда еще не бывало. Американские и лондонские газеты написали об «одобрительных выкриках и свисте в адрес Каллас». Уверяю тебя, что ни один человек в зале не свистнул. Зачем им всегда нужно выдумывать какие-то фальшивки? Как я от этого устала!
Между тем Менегини снова подал на меня в суд за нанесение тяжкого оскорбления, за мои поездки с Онассисом. Его достоинство и респектабельность несут от этого такой урон. Чего ж тогда не страдало его достоинство, когда он в прошлом году расточал мои деньги?
Короче, он подписал судебный иск 29 ноября, наверное, рассчитывая, что я подпишу его в дни перед моим первым выходом, чтобы подпортить мне и нервы, и, соответственно, выступление или что-то в таком роде. И как это люди могут рождаться такими злыднями?
Ну и вот, никакой надежды получить его подпись под согласием на развод. Мне ненавистна даже мысль о потере шести недель в Рено. Что мне там делать? Умру с тоски. Правда ли, что за все это время нельзя будет уехать из Рено вовсе? И когда мне можно будет начать процедуры? Что посоветуешь ты? Как там вообще идет жизнь? Еще скажешь мне, какие потребуются там расходы. Думаю, все подороже и т. п.! Очень жаль! И наконец, составь для меня программу, которой я постараюсь следовать, если ничего за это время не произойдет неожиданного, в чем я сильно сомневаюсь.
Больше у меня новостей нет. Все скорее безоблачно. Надеюсь, что все в порядке и у вас, обними всех за меня. На самом деле эта Казелотти [Луиза] не научила меня ни единой ноте! Она начала преподавать уже вернувшись в Соединенные Штаты. Что мне с ней теперь делать! А все те книги, что выпускают обо мне? Бедная я. Если б только они оставили меня в покое.
Обнимай Тиди.
1961
Паоло Барбьери[228]– по-итальянски
Монте-Карло, 22 января 1961
Дорогой Друг,
нет мне прощения за то, что я раньше не написала вам письмо с благодарностью за подаренные вами записи[229].
Бесконечно вам признательна – ибо могу послушать себя и сличить, сравнить свой голос с добрыми старыми временами. Надеюсь когда-нибудь поблагодарить вас лично. Примите мои самые лучшие пожелания и еще раз спасибо.
С сердечной дружбой,
Уолтеру Каммингсу – по-английски
Милан, 9 февраля 1961
Дорогой Уолтер,
я так горжусь, что моя Тиди была самой изысканной и прекрасной из женщин, как всегда! Узнала, что тебе достанется должность покойного судьи Паркисона в апелляционном суде Соединенных Штатов? Если это правда, чудесно. Я горжусь тобой, Уолтер.
Что до меня, бедняжки, я все еще сужусь с этим чертовым Менегини. Насчет развода в Рено еще не решила, да что это, в конце концов, изменит? Как ты сам знаешь, по итальянским законам я не смогу снова выйти замуж. Так что сейчас ждем и наблюдаем. В любом случае, как только у меня появятся новости, напишу тебе сразу.
С дружескими чувствами. Часто о вас думаю. Обнимаю тебя.
Полу Хьюму – по-английски
Милан, 9 февраля 1961
Дорогой Пол!
Давно уже хотела написать вам, но, стыдно сказать, все никак не складывалось. Но при этом постоянно о вас думала. Мне прислали статьи, которые вы написали о моей матери, и я благодарю вас за их человечность и правдивость. Мне бы хотелось видеть вас здесь на спектаклях «Полиевкта»; они несомненно понравились бы вам. У меня все хорошо, и надеюсь, что так и у вас. Я собралась было ехать в Соединенные Штаты, но раздумала, испугавшись волны ужасных холодов. Еще не решила, когда приеду; в любом случае буду держать вас в курсе.
Все никак не получается забыть о нечистоплотных журналистах, они обожают выдумывать и печатать всякие несуразности обо мне. Но что же с этим поделаешь?
Напишите мне, пожалуйста; мне так хотелось бы получить от вас весточки. Дружеские чувства от меня вашей семье, и я горячо обнимаю вас.
Сердечно и дружески,
Милан, 10 февраля 1961
Дорогой месье Жюльен!
Полагаю, между нами случилось недоразумение, хотя я до сих пор не могу понять, в чем тут дело и что в точности произошло.
Мне передали, что этим летом вы справлялись обо мне у месье Минотиса, и вам не удалось со мной связаться. Должна вам признаться, дорогой месье Жюльен, что такое заявление меня слегка удивило, ибо я ни от кого не пряталась; все знали, где я находилась, и любой, кто хотел со мной связаться, вполне мог это сделать без всяких затруднений. Кроме того, я сезон проработала в Милане, и, пожелай вы только, вполне могли бы написать мне, о чем бы мне немедленно сообщили.
Но я пишу вам сейчас не ради того, чтобы напомнить все, что уже принадлежит прошлому, а чтобы переслать вам письмо, написанное мною 8 марта месье Ле Бре в ответ на его письмо от 26 февраля. Как видите, оно касается спектаклей «Медеи» в опере, которые я предложила перенести на январь 1961 года. После этого я не получала об этом никаких известий.
Сейчас я отправляю вам копию не затем, чтобы вы наконец сообщили о вашем решении, а только в виде доказательства, – как я уже объясняла месье Ле Бре, сказавшему, что на его предложение в письме от 26 февраля он никакого ответа от меня не получил, – что я все-таки давала ответ. И шлю вам это с единственной целью – избежать бессмысленных недоразумений между нами.