у!
Дружеские приветы твоему мужу и обнимаю тебя.
Кики Морфониу[238]– по-гречески
Лондон, отель «Савой», 15 апреля 1962
Дорогая Кики!
Я договорилась о твоем прослушивании в конце месяца директором Ковент-Гарден. Сказала им, что приехать за собственный счет ты не сможешь, и они пришлют тебе билет на самолет и т. д. Напиши Дэвиду Уэбстеру, директору Ковент-Гарден, и он в ответном письме расскажет все подробности. Речь может идти о роли Азучены в «Трубадуре», но еще и о других главных партиях, может быть.
Береги себя и всегда серьезно учись.
Обнимаю тебя.
Лео Лерману – по-английски
24 апреля 1962
Дорогой Лео!
Рада была узнать твои новости и очень довольна, что ты хорошо проводишь время.
В мае я на несколько дней приеду в Нью-Йорк. Демократическая партия празднует юбилей президента Кеннеди в Мэдисон-сквер-гардене, я приглашена и буду петь там арию. Это будет 19 мая, а потом 29-го «Медея» в Ла Скала.
Развлекайся! Обнимаю тебя.
Эдварду Конраду[239]– по-английски
Париж, отель «Риц». 8 мая 1962
Дорогой Эдвард,
Бог возложил на меня два тяжелых креста: первый – моя мать, которая была не вполне здорова душой, еще когда я была ребенком, а теперь снова взялась за старое, попытавшись совершить то же самое; но в то время она использовала настоящий яд, и ее упекли на три месяца в больницу Бельвю; а второй – мой дорогой муженек, расточивший три четверти моих денег и без конца на меня клевещущий. В понедельник мне надо присутствовать на суде в Милане!
Стараюсь держаться, дабы пребывать в лучшей форме. У меня хорошие друзья, но только одна душа моя знает, как мне больно.
Очевидно, петь в таких обстоятельствах довольно трудно (ведь несчастные птицы не поют, не так ли?).
Я буду в Нью-Йорке только 2 или 3 дня, поскольку потом еду в Ла Скала, но я позвоню вам.
Дружеские чувства и благодарности, дорогой друг,
Эмили Коулман – по-английски
23 мая 1962
Дорогая Эмили,
ты не представляешь, с каким удовольствием я получила твой восхитительный подарок и в какое бешенство я пришла, узнав, что тебя поневоле не было!
Я захватила твое шампанское с собой [в Милан] и выпью его, если Бог даст, после «Медеи» 29-го числа. Когда же я тебя увижу?
Жаль, что ты пропускаешь этих «Медей» и я не знаю, когда смогу снова быть в Соединенных Штатах. У меня еще две «Медеи», 29 мая и 3 июня, а потом с 20 по 30 июня запись «Тоски»[241]. После этого все лето собираюсь отдыхать и предаваться только солнцу и релаксации.
Пожалуйста, пиши мне, и как бы я хотела, чтобы ты приехала. Мы бы долго спорили, а ты бы посмотрела мой дом и позавтракала бы со мною.
Обнимаю тебя, и еще раз спасибо, милая Эмили. Ты дорогая подруга, и мне так приятно это осознавать.
Уолтеру Каммингсу – по-английски
21 июня 1962
Дорогой Уолтер,
пожалуйста, пришли мне документы для развода. Надеюсь, мой муж их подпишет, ведь в соглашении о расторжении брака он берет на себя обязательство полностью сотрудничать. Мне придется оплачивать расходы. В итальянской системе разводов это деньги пополам. Но довольно затруднительно разводиться здесь, в Италии. Я слишком знаменита, и церковь очень придирчива. Так ли необходимо присутствие моего мужа в Алабаме?
Итак, присылай документы и посмотрим, когда он соизволит их подписать – что, если через месяц! Сам ведь знаешь, до чего он медлителен и неуступчив.
Обнимаю всех вас.
Гертруде Джонсон[242]– по-английски
9 ноября 1962
Дорогая Гертруда,
я вас не видела с того безумного телешоу (а я панически боюсь таких шоу) и не могла сказать вам, до какой степени счастлива вас видеть и поблагодарить за то, что вы со мной всегда так милы.
Я не слишком большая мастерица по части слов, но вы поймете, что я хочу сказать. Вот уже десять лет вы так любезны со мной, и я хочу вас за это поблагодарить.
Обнимаю вас со всей дружеской нежностью, какую до глубины чувствует душа моя и память моя.
Я хотела попросить вас передать мои дружеские чувства и тому господину у артистического входа, чье имя я позабыла. Поблагодарите и его тоже. Надеюсь, его глазу сейчас лучше. В следующий раз надеюсь воспользоваться вашей помощью с большей пользой и с миром. Концерт и телевидение для моих нервов невыносимы.
Наилучшие пожелания вам, Гертруда, и передайте мой привет Альберу [Лансу].
Обнимаю вас.
Фреду Уайлдсмиту[243]– по-английски
С борта «Кристины», 9 ноября 1962
Благодарю вас, дорогой друг, за теплые слова и письмо, так меня тронувшее. Я буду дорожить ими всегда.
Надеюсь, что по-прежнему смогу удовлетворить ваш вкус, попытаюсь быть в самой лучшей форме, это я вам обещаю. Я это делала и буду делать всю оставшуюся жизнь мою, хоть это и не всегда легко, так ведь?
От всей души.
Бену Майзельману – по-английски
Милан, 26 ноября 1962
Дорогой Бен,
я так рада твоему письму, и тому, что ты по-прежнему помнишь о моих выступлениях. Думаю, Далласской опере стоит посетить Европу, но до этого еще так далеко!
Приятно узнать о проекте Герберта – его книге о Доницетти. Должно получиться чрезвычайно интересно.
К сожалению, «Трубадура» в Ковент-Гардене не будет, потому что Ла Скала не дала разрешения на выступление Корелли[244], а без Корелли незачем нового «Трубадура» и ставить. Наверное, перенесем его на другое время. Я сейчас готовлюсь к некоторым записям на 33 оборота. В следующих письмах напишу побольше – когда и новостей будет побольше.
Будь добр, обними за меня Герберта. С самыми сердечными чувствами,
Лоуренсу Келли – по-английски
Милан, 26 ноября 1962
Дорогой Ларри,
как я люблю твои письма, пикантные и полные юмора. Рада, что твой сезон выглядит по-настоящему триумфально. Жаль, что меня не было, но что я могу с этим поделать? У меня сейчас все хорошо. «Кармен» я не интересуюсь; в любом случае тебе большое спасибо, но, правда, я не могу сообщить тебе ничего определенного на ближайший год. Какая у тебя программа? Собираешься в Европу или нет?
Мне так приятно узнать новости о Дэвиде Стикльбере[245]. Желаю ему всего наилучшего в семейной жизни, и да поможет ему Господь. Пожалуйста, передай ему все-все-все самые дружеские приветствия и пожелания. Еще обними за меня Марию Рид, как я рада, что она уже более зрелая, ну и тому подобное.
У меня больше никаких новостей пока нет. В Ла Скала я в этом году петь не буду, но сделаю несколько записей. «Трубадура» в Ковент-Гардене не будет, поскольку Корелли не сможет, так что мы отложим его на другое время.
Обнимай всех за меня крепко, а особенно тебя, «Гатти-Казацца».
Терезе Д’ Аддато[246]– по-итальянски
С борта «Кристины», 28 ноября 1962
Дорогая Тереза,
спасибо за цветы и маленькие шоколадочки. Но прежде всего благодарю тебя за твое уважение и любовь. Ты сама знаешь – я не из тех, кто любит краснобайствовать, и не могу написать так, как хотелось бы, но моя признательность идет от самого сердца. Меня наполняет добротой то, что на свете живут такие люди, как ты, идеалистки и романтики. Я перенесла столько ударов и мелочной травли, (тут, конечно, свою роль сыграла слава), что женщина во мне восстает. К несчастью, я всего только женщина, а мир представляет меня совсем по-другому.
Оставайся такой, какая ты есть, Тереза, и надеюсь, что когда-нибудь ты встретишь мужчину, который сделает тебя счастливой. А женщине только это и нужно! Но это так трудно, не правда ли?
Надеюсь скоро тебя увидеть, но прости, если я немного экспансивна, я лишь скромница, спрятавшаяся за подчеркнуто горделивой осанкой.
С горячей дружбой,
Джакомо Лаури-Вольпи[247]– по-итальянски
Монте-Карло, 11 декабря 1962
Дорогой и прославленный коллега,
вот уже два или три дня, как я вернулась в Грецию, и до меня из Милана дошло ваше любезное письмо, а точнее сказать – ваша статья, заменяющая письмо[248].
Дорогой друг, вам тоже, как и мне, вечно приходилось бороться. По-моему, ваша статья великолепна, и я благодарю вас за то, что вы подумали обо мне, встретившись в Риме с Серафином[249].
Серафин для меня – был и всегда будет – мой Маэстро, и я всегда буду на все готова ради него. Но вы знаете, что с Римской оперой у меня тяжба, мне не хотелось бы вообще затевать этот процесс, потому что я не верю в справедливый суд о том страшном вечере, когда давали «Норму». Но в то время муж мой настаивал, и я поддалась на его уговоры. Марио Миссироли