Пожалуйста, не считайте это глупостью, но я храню прекрасную фотографию вас с Дзеффирелли – он подарил мне ее, чтобы побудить к написанию сценария «Святого Франциска». Фильм делать я не хотел, а вот фотографию до сих пор храню. Быть может, если я привезу ее прямо к вам в отель, вы могли бы мне ее надписать. Я никогда и никого не просил о такой услуге, это в первый и, наверное, в последний раз, но ведь я уже слишком стар, чтобы претендовать на то, чтобы это был какой-то особый знак внимания именно ко мне.
Если нам не суждено увидеться до вашего возвращения в Париж – до свидания и спасибо за занятия. Надеюсь получить дозволение и снова поприсутствовать на них, когда они возобновятся [на следующий год]. Мой телефон – 929-1389. Мой адрес: 218 Вест 10th St., NYC, 10014.
Всего вам хорошего.
Хелен Арфарас[350]– по-английски
18 октября 1971
Дражайшая Хелен,
я была так рада узнать о твоих новостях. Веришь ли, когда я была еще маленькой, то неустанно восхищалась тобой, великолепной женщиной, а когда я вижу твоих детей, особенно Марию, такую шикарную, восхитительную, то мне кажется, что она чем-то напоминает меня. А может быть, я и ошибаюсь.
Спасибо за твое приглашение. Я с большой радостью приехала бы, как только смогу. Очень много работаю, особенно над своим голосом, чтобы попробовать вновь обрести, если у меня это получится, мой прежний голос, ведь он был у меня до того, как я пожертвовала его некоему мужчине!
Я считаю тебя из числа самых близких друзей, и, надеюсь, ты меня тоже. Надеюсь, ты будешь связываться со мной почаще. И звони мне. Мы с твоей Марией чувствуем себя очень близкими. Я нежно люблю ее, хотя мы и так редко видимся.
Так что помни: даже если я редко пишу тебе, ты очень дорога мне, и меня взволновало то, что мне написала. Я для тебя просто Мария, а это чрезвычайно много для меня значит. Слава – это прекрасно, но это еще и ужасно и тесно связано с одиночеством. Тем более что я оказалась такой неудачницей в семейной и в личной жизни. Нам так много нужно сказать друг другу, и надеюсь, что скоро для этого представится случай.
Самые дружеские чувства тебе и Джорджу.
1972
От Шейлы Надлер[351]– по-английски
10 января 1972
Дорогая мадам Каллас,
спасибо. Вы прекрасны и милы. Вы придали мне храбрости и подарили мне большое счастье.
Общаю вам работать очень много и хорошо. А еще – попытаюсь не мрачнеть!
А знаете ли вы, что ваши глаза тоже поют, как и ваш прекрасный голос? Они поют величественные и серьезные песнопения.
Дружески,
Альберте Мазьелло – по-итальянски
Сан Ремо, 9 июля 1972
Дорогая Альберта,
я уже давно не подавала признаков жизни и прошу тебя извинить меня за это. По возвращении у меня было столько проблем, и столько предстояло сделать. В довершение всего дочь ди Стефано[352] тяжело заболела – у нее рак миндалин, и я должна быть рядом, чтобы хоть немного подбодрить его и жену. Девочку прооперировали, ей удалили селезенку. Остается надеяться, что новые лекарства могут ей помочь. Но!
Сейчас лето, и мы здесь, в Сан-Ремо, в двух принадлежащих им квартирах. Та, что поменьше, в моем распоряжении. У нас здесь нечто вроде небольших каникул, но климат очень скверный. То и дело выглядывает солнце, зато ветер часто словно взбесившийся!
Хочется мне узнать твои новости. Чем занимаешься, какие планы? Это чтобы и я могла сорганизоваться тоже. Джульярдской школе я отказала [относительно новых мастер-классов], ибо на сей раз это была очень утомительная работа, и я не чувствую ее. Мне нужно время от времени быть у себя, иначе я теряю индивидуальность и все такое.
Если хочешь, напиши мне в Капо Пино, Джузеппе ди Стефано, Сан-Ремо, Италия. Очень нежно тебя обнимаю и надеюсь, что ты живешь в мире с матерью.
Ирвингу Колодину – по-английски
21/7/72
Дорогой Ирвинг,
мне действительно так неприятно, что я с тех пор так тебе и не писала, но мне нужно было столько всего сделать, да и неповоротлива я на письма. Как ты там, друг дорогой? Все ли получается, как ты хочешь?
Я надеялась, что в мае снова приеду [в Нью-Йорк], но пришлось остаться дома и приводить в порядок все, что тут случилось пока меня не было, а отсутствовала я в этом году очень долго. А потом еще и дочка ди Стефано, ей 18 лет, и ее нужно было оперировать – у нее рак гланд! И вот я осталась рядом с ними так долго, как могла, ибо они очень нуждались в моем дружеском участии. Им очень тяжко. Как жаль, такие чудесные люди. А еще у моего мажордома серьезные проблемы с позвоночником.
Сейчас я пытаюсь отдохнуть немного. Если бы только перестал лить дождь, и прогноз хоть немного повернул бы к лету. Здесь это время года скверное до таких вот дат года. Меня потрясло известие о смерти Гентеле[353]. Что им теперь делать [Метрополитену]? Мне предложили художественное руководство, как ты, наверное, знаешь, но я отказалась от этой идеи. Это отнимало бы слишком много времени, а кроме того, я не могу так долго не бывать дома, как случилось в этом году и в прошлом. А другие новости у тебя есть?
С горячей дружбой, и надеждой узнать, что еще новенького,
Наде Станчиофф[354]– по-английски
21/7/72
Дорогая Надя,
я так опечалена из-за твоего отца. Ты нежно его любишь, а ведь и самой тебе в последнее время нелегко приходилось. Как ты там, дорогая Надя? Как мы долго не видались, кажется, целый год. Что ты делаешь с твоей жизнью? Ты пришла в себя после той любовной истории с врачом? Так или иначе, но надеюсь, что да.
У меня все хорошо. Когда я увижу тебя, мы поговорим, есть много чего рассказать друг другу и вместе посмеяться. В этом году у меня было много работы в Школе Джульярд, и это мне нравилось. Я занималась и отрабатывала свой голос, это проходило очень хорошо, вот только оперный мир все ниже опускается. Подход непрофессинальный, более чем посредственный, а я была так избалована, и отнюдь не горю желанием туда вернуться. В любом случае, поживем – увидим.
Если захочешь написать мне – я буду в Сан-Ремо, Капо Пино, на имя ди Стефано, до 8 августа, а потом, наверное, поеду в Испанию – нанести визит Джорджу Муру и его жене в Сотогранде. А потом – опять Сан-Ремо или Париж. Мой телефон в Сан-Ремо – 60212.
Надеюсь, что все к лучшему, и сообщи, что у тебя нового.
Самые дружеские чувства.
Пожалуйста, передай мое дружеское участие твоей семье, и как глубоко я опечалена болезнью твоего отца. И обними Эндрю!!
1973
Лео Лерману – по-английски
Париж, 14/1/73
Дорогой Лео!
Мне очень жаль, что нам не удалось увидеться с весны прошлого года, но я была так занята. Была в опере один раз, посмотрела два акта «Отелло» – Маккракен? И Милнс – постановка Дзеффирелли[355]. Все очень плохо. Тенор вообще не должен был петь, а Милнз глотает свой голос. Боже мой, что у них не ладится! Мои ученики пели лучше, если сравнивать.
У меня для тебя много новостей, но я жду более конкретных предложений. Тем временем пою дуэты для пластинки с ди Стефано. Должна сказать, что работать вдвоем над пластинкой не так трудно, как если бы я была одна. Мы заканчиваем записывать в середине февраля, потом я еще должна закончить несколько арий с Эми-Энджел. Потом Япония, очень хороший контракт, в конце мая. Не думаю, что буду в Турине. Они не соблюли наш контракт, и слишком поздно, чтобы подготовить хорошую постановку. Работать в Италии в наши дни очень трудно. Не все политика.
Я борюсь с весом. В прошлом году я была слишком худой. В этом году тяжко сидеть на диете, но я должна сбросить 3 кило. Почему врачи не могут придумать таблетку, которая не причиняет никакого вреда, но сжигает все, что ты ешь? Мы летаем на луну, но они не умеют лечить насморк и не могут заставить наши железы работать как следует! Я так счастлива, что у тебя все хорошо. Я очень люблю тебя, дорогой Лео, и, пожалуйста, не тревожься за меня. Все в порядке. Я тут подумала, что ты никогда не видел мою квартиру, не так ли?
Как поживают наши общие друзья Говард, Луиджи и мой дорогой и прекрасный Грей? Кстати, мороженое Луиджи было фантастическое, но я от него поправилась. Я скучаю по всем вам. Люблю тебя и надеюсь, что ты скоро напишешь мне все твои новости, и сплетни тоже, мой самый дорогой и лучший друг.
Всего тебе наилучшего, как всегда.
PS: Говард и остальные могут мне писать. Мне было бы очень приятно получать от них весточки. Целую.
Если у меня в будущем наклюнется что-то с Метрополитеном, Говард мне поможет? Я уверена, что да. Больше пока не скажу!
Бруне Луполи – по-итальянски
Париж, 3/4/73
Моя дорогая Бруна,
мне очень жаль, извини за вчерашний телефонный разговор. Вместо того чтобы подбодрить тебя, я тебя мучаю, как будто своих забот тебе не хватает[356]. Но ты можешь понять, как я по тебе скучаю, как мне больно знать, что ты заперта там. Ты увидишь, что и это пройдет, Бруна. Ты увидишь, что, если ты поговоришь с ней, и друзья тоже, она и сама поймет, что ты не можешь так оставаться.
Я постараюсь думать, что скоро ты будешь со мной. А пока еще неделю я буду здесь, может быть, две, а потом поеду в Сан-Ремо и Монте-Карло, чтобы закончить пластинку