Поскольку я должна была работать все лето в Японии, теперь мне некуда поехать на лето! В августе полно народу! Так что я застряла в Париже. Здесь жарко. Не представляю, как, должно быть, жарко там.
Я хотела бы получить от тебя весточку. Целую тебя.
С любовью,
Уолтеру Каммингсу – по-английски
Париж, 6 августа 1975
Дорогой Уолтер,
я вижу, ты решил сделать большой прыжок, так что верю, ты будешь счастлив. Она, должно быть, замечательная женщина, я уверена. Это серьезное решение, но ты старше, чем несколько лет назад, и тебе одному теперь судить о твоей жизни. Мне очень жаль, что я не могу быть с тобой, но я буду душой, даже очень. Все это кажется мне таким странным. Жениться и все такое. Полагаю, я так обожглась в моих прежних связях, что для меня брак – это как тюрьма, но это только для меня. Но я страстная, романтичная, сентиментальная, всех этих качеств осталось мало в последнее время, ты не находишь?
Я хотела бы найти кого-нибудь подходящего, красивого, с идеальными манерами и все такое. Трудно в действительности найти такого!
Не говори твоей невесте всех этих глупостей, что я тебе пишу. Я все еще так старомодна, что мне стыдно. Она все равно не поверит. Все думают, что я уверена в себе и т. д.
Во всяком случае, я искренне желаю вам обоим отношений здоровых, взаимопонимающих и долгих.
И поздравь от меня твоего сына. Он уже женился, верно?
Пиши мне, если у тебя будет немного времени. Мне хочется все знать про тебя и т. д.
С тобой моя самая искренняя дружбы, Уолтер. Моя скала, как я тебя называю. Ты такой надежный, спокойный и степенный, всегда.
Целую тебя.
Роберту Сазерленду[381] – по-английски
Париж, 27 августа 1975
Дорогой Роберт!
Спасибо тебе за книгу. Как только я закончу мою книгу о Форсайтах, примусь за твою.
Благодарю тебя, что думаешь обо мне. Надеюсь, что у тебя все хорошо.
Я оставила сцену и не буду петь в Японии, во всяком случае, в этом году. Вот мои новости. Боюсь, дорогой Роберт, я больше не вынесу усилий и тягот, выкладываясь ежедневно. Мои нервы не выдерживают. Вот так.
Со всей моей любовью,
PS: я сейчас в Париже и там останусь.
Карлосу Диасу Дю-Понду[382] – по-английски
Париж, 29 августа 1975
Дорогой Карлос!
Я получила твое письмо с огромной радостью. Я знаю, как ты меня любишь, и всегда помню тебя и наши с тобой хорошие времена в Мехико. Я считаю тебя дорогим другом. Я счастлива узнать, что ты работаешь как режиссер, и как раз думала, где и когда мы сможем увидеться снова спустя столько времени.
Я хотела бы получить от тебя весточку. Хотела бы также узнать, как поживает Караса Кампос. Вот кто был поистине великим человеком театра. Он умел распознать талант, рискнуть, заплатить и получить все лучшее, что могла предложить ему та эпоха. Мне бы хотелось, чтобы было больше таких людей, как он, сегодня. Если увидишь его, передай от меня привет.
А тебе вся моя любовь.
Гарри Ф. Сайслеру[383] – по-английски
Париж, 29 августа 1975
Дорогой Гарри Сайслер,
я очень рада видеть, судя по вашему письму, что вы ведете активную жизнь, а не обращаетесь в бегство. У меня есть сила характера, но не всегда. Я тоже человек, как любой другой, но я согласна с вашей битвой за то, чтобы стать свободным и независимым. Разумеется, есть благие намерения вокруг, но надо знать, чего хочешь. Если вы сделаете что-то хорошее, желая этого, вы будете очень счастливы. Таков мой жизненный опыт.
Я желаю вам всего наилучшего,
искренне ваша
Леонидасу Ланцзунису – по-английски
Париж, не датировано
Дорогой Лео!
Ты знаешь, что я очень счастлива, когда получаю от тебя весточку, и мне особенно понравилось последнее длинное письмо. Ты прав, у меня была долгая и фантастическая карьера. Прыгнуть выше я никогда не смогу. Моя нервная система больше не может выдержать усилий и тягот карьеры, поэтому я попытаюсь, как в прошлом, помогать молодежи, и, разумеется, это будет бесплатно. Оплачиваются только мои расходы, ведь отели и т. д. для меня слишком дороги. Вот только я тебе не рассказала, что директор Школы Жюйяр, Питер Меннин, влюбился в меня. Ну вот, разумеется, поскольку я не отвечала ему взаимностью, он теперь против меня. Жаль, что такое случилось. Во всяком случае, там будет видно. Я всегда получаю предложения. Может быть, возникнет что-нибудь интересное.
Что до П., он по-прежнему имеет для меня значение, но, конечно, уже не так, как раньше, но как ему сказать? После смерти дочери он живет только нашей любовью. Я надеюсь, что судьба распорядится так, чтобы разрыв и удар не причинили ему слишком много боли. Он не такой, чтобы влюбиться в другую женщину. Я бы надеялась на это, но сомневаюсь. Может быть, я могу кого-то встретить, это была бы идеальная ситуация. Таким образом, я бы не тревожилась, страдает он или нет. (Это ужасно с моей стороны, не правда ли?)
Умберто Тирелли[384] – по-итальянски
Дорогой Умберто,
я очень жалела, что не смогла приехать на Капри. В этом году путешествия для меня сопряжены со столькими сложностями (кажется, это кризис), что я лишила себя этих каникул, веселых, спокойных, когда ты бы меня так баловал (а я это обожаю). Думаю, вы хорошо провели время. Везде так жарко.
Я здесь, в Париже, среди прекрасных партитур Россини и Доницетти, работаю одна, с единственной целью найти верную пропорцию в каждом фрагменте и, если будет желание, послушать на пластинке то, над чем я работаю. Я должна вновь обрести мой энтузиазм к пению. Но сейчас он угас, разве только так, просто ради удовольствия открыть, сколько есть на свете прекрасного и как его портят, когда поют, как поют сегодня.
А между тем это так легко, просто как видеть (sic) музыку, почему же это так трудно для них? И потом, даже если я запишу пластинку с этими прекрасными ариями, какой дирижер поможет тебе, а не утопит? Таких больше нет, все кончено. Оставшиеся только отбивают такт, да еще часто не попадают в ритм. Так что я без энтузиазма. Мне уже не двадцать и не тридцать лет, когда я увлекала всех за собой. Сегодня я нуждаюсь в поддержке, несмотря на то что всецело верю в мою музыкальность. Если не считать этого, у меня все хорошо. Понемногу сижу на диете и жду, когда судьба подарит мне какую-нибудь осиянную дорогу, по которой стоит идти.
Дорогой друг, как хорошо знать, что есть люди, такие дорогие, как ты, которые верят в меня и любят меня. Ты знаешь, что ты для меня очень особенный. Не говоря уж о Пьеро (Този)[385]. В последний раз, когда я его видела, свет сиял в нем так ярко, что и сейчас я чувствую его рядом с собой. Вот оно, прекрасное в жизни. Дружба, уважение. Для меня это значит все. Подумай, Умберто, как мало люди меня знают и как мало я даю себя узнать. Тот, кто проникнет в меня, в мой мир, найдет столько прекрасного. Никакого предательства, все прочувствованное, мало слов, но прочные чувства, не приземленные, как в жизни, увы. Вот мой истинный мир, и он весь в моем пении. Это не только голос, в этом инструменте душа.
Я прощаюсь с тобой и благодарю за твою дружбу. Надеюсь скоро получить от тебя весточку, и нежно поцелуй от меня друзей.
Элен Арфарас – по-английски
Париж, 14 сентября 1975
Дорогая Элен,
я давно не получала от тебя писем. Как вы все поживаете? Что ты делала этим летом? Была ли в Греции? Я только съездила на 10 дней в Сан-Ремо[386], все остальное время оставалась в Париже. Я не помню, писала ли тебе о своем решении не петь в этом году. Я в самом деле почувствовала, что это берет надо мной верх до такой степени, что я превращаюсь в комок нервов. Ну вот, и я сказала себе, что это не стоит всех этих тягот.
Я не купила дом в Палм-Бич, но сняла его на год до мая с опционом на покупку до 15 января 76-го. Буду там где-то в конце ноября.
Надеюсь вскоре получить от тебя весточку и крепко-крепко тебя целую.
Джоан Кроуфорд – по-английски
Париж, 19 сентября 1975
Джоан, моя дорогая,
не верь всем этим глупостям… У меня нет слов, чтобы сказать, какой шок я испытала, увидев статью[387]. Как могут они быть такими злыми и зачем? Я берегу себя и чувствую себя неплохо в эти дни.
Париж возвращается к жизни после лета, снова обычные праздничные обеды и т. д. Ты никогда не приезжаешь за покупками в Париж? Я дам тебе мой номер телефона на всякий случай, а то его нет в справочнике. 553-2589. Я надеюсь скоро тебя увидеть и надеюсь, что у тебя все хорошо. Я верю, что ты крепка, как скала.
Со всей моей любовью,
Леонидасу Ланцзунису – по-английски
Париж, 29-10-75
Дорогой мой Лео!
Я получила твое очень дорогое письмо и признаю, что улыбнулась. Я бы тоже была счастлива найти замечательного спутника, каким был ты для Салли, но, мой дорогой Лео, такого человека найти невозможно. Если у тебя есть такие друзья, я была бы счастлива с ними познакомиться. В моем положении нужно, чтобы он был умным, легкого характера и кем-то, на кого бы я могла опереться с верой и преданностью. Он должен быть честным, благородным и не пытаться изменить меня, как наш покойный друг (Онассис).