— Уррагх!
Ловкий, кривоногий и жилистый монгол в бараньей кацавейке спрыгнул на полощадку рядом с Варламом, на лету отбив его меч. Однако в следующий миг меч сотника Мстиши рассадил монголу плечо, и поганый, воя, осел на помост, густо заливая его кровью.
— А-а-а-а! Бе-е-е-ей!
Звон и лязг железа, дикие крики своих и чужих — всё слилось в единый однообразный рёв. Пот заливал глаза, и оттого Варламу казалось, что враги наступают единой многоголовой и многорукой массой, уже переливающейся через край…
— Наши!!!
На площадку уже валом валили витязи кованой рати в сверкающих доспехах, рубя врагов направо и налево. Спустя несколько секунд площадка оказалась очищена, и железные когти штурмовой лестницы, скрежетнув, отцепились от края бойницы.
— Ну, ребята, как вы тут? — сам воевода Дмитр стоял перед Варламом.
— Спаси тя Христос, Дмитр Ейкович! Совсем уже было одолели нас!
— Ну, ну, одолели! Держаться! Бей их!
— Воевода! Беда! Ляшские ворота пали!
— Нападай! Ну!
Молодой парень, сделав зверское лицо, ринулся с дрыном наперевес так, что, казалось, проткнул бы медведя или быка. Однако опытный сотник играючи отклонил учебное копьё, и в следующий миг парень уже лежал на земле, хрипя и кашляя.
— Плохо! Вставай, Горян! Нападай! Э-э… Отставить! Здрав буди, Данило Романыч!
При виде князя новобранцы, проходившие обучение на площадке, вытянулись, перестали махать палками, изображавшими копья и мечи.
— Продолжайте, продолжайте! — Даниил поднял руку. — Как успехи, Немир?
— Да… Так себе, княже, — сотник подошёл ближе, вытирая руки куском холстины. — Ежели бы ещё месяца три парней погонять, был бы толк…
— Нет у нас трёх месяцев, Немир… — вздохнул Даниил.
— А сколько есть? — помедлив, спросил сотник.
— Малой, что ли, такие вопросы задаёшь? — внезапно рассердился князь. — Давай, работай!
Провожая своего князя глазами, сотник покачал головой. Совсем нервы никуда у князюшки. Переживает…
На стене славного града Галича работа кипела вовсю — стучали топоры, мужики перекликались зычно, пахло свежим деревом.
— Здрав будь, княже! — старшина плотников воткнул топор прямо в бревно частокола.
— Как дела идут, Глеб?
— Сам погляди! Ладно ли?
Князь высунулся в бойницу, проверяя работу. Из половины бойниц уже косо, крест-накрест торчали наружу длинные толстые жерди, заострённые на концах. Идея принадлежала самому князю — такие жерди должны были не позволить приставить осадные лестницы вплотную к стене.
— Думаешь, княже, не одолеют поганые сии рогатки? — неожиданно тихо спросил старшина Глеб.
— Да леший вас всех задери! — неожиданно для себя самого взорвался князь Даниил. — Нельзя же совсем ничего не делать!
Что-то случилось у Варлама со слухом. Он перестал различать отдельные слова, и отдельные голоса тоже. Все звуки слились в единый, протяжный, непрерывный рёв, перемешанный с лязгом железа.
Жар слепил глаза, едкая вонь забивала ноздри. Огромный город пылал, как костёр, и никто не делал попыток остановить огонь. Огонь сейчас был союзником, не давая покуда растечься по улицам бывшего Киева свирепым полчищам.
Ещё вчера кипящая и бурлящая масса одолела-таки последнее кольцо стен, и с тех пор Варлам не ел, не пил, не думал — просто отражал удары и рубил, и снова отражал, и снова рубил…
Они отступали шаг за шагом, теряя товарищей. Как-то незаметно исчезли и могучий рыжебородый Прокл, и коренастый Илья, и долговязый Вешнян… Последним исчез сотник Мстиша, так же незаметно, как и остальные.
— Обходят! Давай в церкву! — заорал на ухо Варламу незнакомый ратник, явно чужой сотни. Впрочем, какие теперь уже тут сотни… Однако смысла слов Варлам не уловил, продолжая медленно пятиться, выставив перед собой иззубренный меч.
Видя, что Варлам не понимает, незнакомый ратник без затей схватил его за воротник и потащил за собой к видневшейся уже совсем рядом Десятинной церкви.
Варлам пришёл в себя и начал наконец различать слова, только когда захлопнулись тяжёлые дубовые створки. Внутри храма царил полумрак, воздух был тяжел от дыма, сочившегося снаружи. На полу сплошной массой сбились женщины и дети.
— Ты ровно глухой, дядя… — запалённо дыша, сообщил Варламу ратник, притащивший его сюда. — Я тебе кричу в самое ухо, а ты хоть бы хны…
Гортанные крики снаружи сменились тяжёлыми ударами в дверь. Немногочисленные уцелевшие ратники выстроились полукольцом без всякой команды, держа наизготовку мечи.
— А ну! — приказал неизвестный Варламу витязь в богатых, сплошь забрызганных кровью и мозгами доспехах. — Тащите всё сюда! Завал делаем, быстро!
Снега на улицах Киева практически не осталось — он весь стаял от жара. Гигантский пожар, бушевавший на протяжении последнего дня, уже стих, но сизый дым от развалин плотно висел над бывшим городом, щекотал ноздри, и Бату-хан то и дело чихал.
Белый конь, привычный к картине всеобщего разрушения, не ярился от дыма — ступал по заледеневшей мостовой уверенно, перешагивая через валяющиеся трупы. Впереди виднелась закопчённая громада урусского храма — именно там урусы держались дольше всего.
Бату-хан даже головой потряс — до того вдруг ясным было ощущение, что всё это происходит не сейчас, а три года назад.
— Скажи, Сыбудай… Тебе не кажется, что все урусские города на одно лицо?
— Все города после штурма на одно лицо, мой Бату, — лицо старого монгола оставалось невозмутимым. — И не только урусские. В Гургандже было то же.
Навстречу уже выезжала группа всадников во главе с Бурундаем.
— Как твои успехи, славный Бурундай?
— Мы взяли главного урусского темника, Повелитель! Это он держал против тебя Кыюв!
Двое здоровенных монголов держали на верёвках связанного пожилого мужчину могучего телосложения, с окладистой русой бородой. Бату-хан кивнул, и к нему тут же подъехал толмач.
— Как твоё имя?
Толмач перевёл, и урус заговорил в ответ.
— Его зовут Дмитр Ейкович, о Повелитель.
— У всех урусов такие трудные имена… Это славный воин, Сыбудай. Он держал город и бился крепко. Спроси его, — обратился Бату к переводчику, — готов ли он служить в моём войске? Мне нужны столь храбрые и умные люди.
Толмач снова заговорил, но пленный воевода не дослушал — мягко повалился навзнич, и двое нукеров едва удержали его на верёвках.
— Э, да он сомлел… Что скажешь, мой Сыбудай?
Старик пожевал губами.
— Что скажу? Хорошо, что он тебе не ответил. Если ты спросишь его сейчас, мой Бату, он ответит тебе отказом. Но вот тебе мой совет — сними с него путы, вели ухаживать за ним и кормить, и главное — обращаться уважительно. И вскоре он будет служить тебе, мой Бату.
— Ты уверен?
Глаза Сыбудая блеснули.
— Да. Или я ничего не понимаю в людях.
— Да будет так, мой Сыбудай. Все слышали? Отнесите этого храброго урусского темника к шатрам, и горе тому, кто ударит его! Позаботьтесь о нём!
Возле церкви дрожала жалкая группа молодых девушек и женщин, связанных и полуголых. Неподалёку были свалены в кучу оклады икон и церковная утварь.
— И это вся добыча? — Бату-хан ткнул плетью в группу пленных. — Со всего Кыюва?
— То же самое говорят твои воины, Бату. Потери огромны, а добыча ничтожна для такого большого города.
Молодой монгол спешился, подошёл к пленницам. Одна, высокая, светловолосая и синеглазая, выделялась среди прочих. Платье на груди было порвано, высокие остроконечные груди топорщились затвердевшими на холоде сосками. Бату взял девушку за грудь.
— Некоторые из урусских девок стоят хороших денег, а, Сыбудай?
— Девки, они везде девки, — проворчал старый монгол. — Дорого стоят, когда их мало, а когда много, не стоят ничего.
Девица внезапно плюнула Бату-хану в лицо, попав прямо в глаз. Два здоровенных нукера мгновенно схватили её, пригнули лицом к земле.
— Так… — Бату отёр лицо, моргая. — С этой снять шкуру, живьём. И всех остальных убить. Этот Кыюв — тот же Злой город, только большой!
— … Попробуй седло барашка, Михаил Всеволодович. Его так хорошо готовит наш повар!
За столом, уставленным яствами, сидели сегодня только двое — сам король и его гость. Пылал огромный камин, вино рубиново искрилось в прозрачных графинах венецианского стекла. Непогода за окном бушевала неистово — зима наконец добралась и до владений короля Белы, торопясь наверстать упущенное и заваливая снегом всё вокруг…
— За здоровье твоё и семьи твоей, славный Бела! — провозгласил тост князь Михаил.
Выпили, закусили. Буря снаружи толкалась в стёкла, просясь погреться. Камин завывал, как стая голодных волков
— Ух, метёт как… — король поёжился, протягивая руки к огню.
— Прости, славный Бела, что возвращаю тебя к нашему разговору, — Михаил отложил обглоданную кость. — Что ты ответишь?
— Завтра соберу большой королевский совет…
— Тридцать тысяч киевских гривен, серебром и золотом. За полста тысяч войска.
Бела присел рядом с камином на корточки. Взяв кочергу, помешал угли, подкинул несколько поленьев из аккуратной пирамидки, предусмотрительно сложенной слугой. Сами слуги не появлялись. Сегодня разговор должен быть строго с глазу на глаз.
— Нет, Михаил. Я очень тебя уважаю, ты знаешь. Однако это будет слишком большая жертва.
— Тридцать тысяч сейчас и десять через год. Просто у меня нет сейчас сорока тысяч.
Король явно заколебался — сумма была громадная.
— Нет, Михаил Всеволодович. Я не возьму твоих денег — я не Конрад.
Михаил помолчал, глядя на огонь. Глаза его лихорадочно блестели.
— Тогда нет смысла собирать совет.
Король поморщился.
— У нас свои порядки, князь. Твоё предложение таково, что должно быть известно всем банам. Бывает, что совет решает иначе, чем король. Однако в твоём случае всё будет так, как я уже сказал.
Король Бела сел обратно в кресло.
— Скажи, князь, когда ты последний раз получал вести?
Михаил сглотнул. Зубы помимо воли выбивали дробь.