Кроме того, предстояло решить вопрос с новым платьем. «Стоил ли заказать привычную здесь, но не слишком удобную одежду и перевести на это кучу денег? Или внести в местные модели какие-нибудь новшества? Сшить так, чтобы потом это платье можно было забрать с собой? Все же цены на одежду и ткани здесь совершенно сумасшедшие…».
Прежде чем что-то выбрать, она полностью обошла все ряды и остановилась на спокойном синем бархате с узкой золотой каймой по краю. Ткань была толстая, тяжелая, но, несомненно, теплая. Да и по цене чуть ли не самая дешевая здесь.
Лютеция, ревниво наблюдающая за выбором Марии, кажется, совершенно успокоилась: на фоне однотонного бархата голубая парча, затканная золотыми розами и вензелями, выглядела гораздо богаче. Однако не прокомментировать покупку сестры она не могла:
— Тебе нужно было попросить Эмми сбегать на городской рынок. Там всегда можно купить обыкновенную дерюгу, как для нищенки.
— Лютеция! — в голосе королевы прорезались строгие нотки. И слегка понизив голос, королева указала: — Слишком роскошные наряды могут не понравиться послам. Конечно, — в голосе матери появилось некоторое пренебрежение, — они не посмеют насмехаться над принцессой, но, пожалуй, способны оценить, если Мария сошьет платье, похожее на их одежду скромностью отделки.
— Убогостью! — тут же влезла с "ценным" замечанием Лютеция. Но поскольку сказала она это достаточно тихо, королева мать только улыбнулась и не стала одергивать дочь.
— Маман, — тихо обратилась Мария к королеве, — а вы не могли бы подсказать мне, как одеваются женщины в Нисландии?
Королева кивнула, одобряя вопрос Марии, и ответила:
— Понятия не имею, что носят эти дикари. Но, думаю, такой подход к первой встрече — верное решение. Я постараюсь найти кого-нибудь, кто сможет подсказать тебе.
Глава 15
Лучшее, что смогла придумать Мария до дня икс — вывихнуть ногу. О, разумеется, не по-настоящему. По-настоящему пришлось только падать на глазах у сестры, госпожи Мерон и всех фрейлин. А потом, яростно растирая глаза и стараясь не смотреть в лицо лекарю, утверждать, что на ногу невозможно наступать из-за сильной боли.
Мэтр Фертон с сомнением рассматривал выложенную на бархатный пуфик ножку принцессы, осторожно трогая ее двумя пальцами под бдительным взглядом гувернантки. Поскольку событие было из ряда вон, то госпожа Мерон отправила одну из фрейлин за королевой-матерью.
Когда Мария решительно отказалась ходить, громко вскрикивая каждый раз, когда приходилось наступать на «больную» ногу, нахмуренная королева недовольно сказала:
— Ну что ж… Вам, принцессы, придется отказаться от танцев. Тебе, дитя мое, — она с сочувствием глянула на Лютецию, — тоже. Совершенно невозможно, чтобы ты танцевала, а невеста сидела.
— Но маман! — голос Лютеции мгновенно набирал знакомые всем визгливые нотки. На глазах ее выступили слезы, самые настоящие и неподдельные, а белое личико побагровело от злости. — Я уверена, что она специально, специально!.. Лишь бы только мне назло!.. Сделайте же что-нибудь, маман!
Королева смотрела на визжащую дочь с сожалением, но головой покачала отрицательно, давая понять, что от своих слов не отступится.
Этот вечер нельзя было назвать спокойным: Лютеция периодические орала на всех подряд, хамила фрейлинам и даже кинула в Марию чашку с горячим взваром. Разумеется, не попала и наконец-то получила строгий выговор от госпожи Мерон с обещанием пожаловаться королеве.
Лужу вытерли, осколки убрали. Лекарь принес собственноручно изготовленную мазь и, щедро наложив ее на щиколотку принцессы, туго перемотал все бинтом.
— Примерно неделю, ваше высочество, вам следует ходить как можно меньше, — сообщил он и, видя мрачное настроение женщин в комнате, благоразумно поспешил сбежать.
В ночь перед балом Мария заснула с трудом: беспокоили мысли о том, что ей, возможно, придется разговаривать с совершенно чужими людьми, и вполне возможна ситуация, когда она просто не будет знать, что ответить на вопрос. Тем более что легенды и баллады о местных героях она почти не знала: с момента попадания прошло всего несколько месяцев, не до того ей было.
Днем прошла церемония, помпезность которой просто зашкаливала. В роскошном зале из мрамора, зеркал и позолоты, облаченный в алую мантию с горностаевой опушкой, его королевское величество Экберт Девятый Милостивый принимал послов Нисландии.
С позволения королевы принцессам разрешено было посмотреть на это пафосное зрелище с антресольного этажа. Вечером здесь будут играть музыканты, а сейчас пустое помещение с обшарпанными деревянными табуретками оккупировали принцессы и фрейлины.
— Вот, любуйся на своих дикарей, — в голосе Лютеции отчетливо слышалось торжество.
Полюбоваться и в самом деле было на что: нисландцы отличались от обитателей двора, как рабочие лайки — крупные, гордые и мускулистые от вычесанных и стриженых у профессионального грумера болонок. Посла сопровождали четверо крупных мужчин, и все они были блондинами ростом выше среднего.
Никакого шелка и бархата в их одеждах не наблюдалось, зато меховая отделка на кожаных жилетах была чуть ли не богаче королевской. У каждого из мужчин было только по одному перстню на руке. Но даже издалека становилось понятно, что это вовсе не сапфиры или рубины, а нечто совершенно другое: темно-серое или коричневое. Похоже камень являлся не символом богатства, а скорее символом статуса.
«Вполне возможно, что на вставках у них изображен какой-нибудь родовой знак», — подумала Мария.
Даже летом на мужчинах были не бальные туфли, украшенные драгоценными пряжками, а вполне обычные, хоть и начищенные до глянца сапоги. И не на красных каблуках, которые так обожали местные модники, а самые обычные. Рубахи под жилетами не носили следов кружевной отделки и сшиты не из батиста или шелка, а из обычного белого полотна.
Вместо завитых локонов и накладных кудрей нисландцы плотно сплетали волосы в тугие косы. Смотрелось несколько необычно. И именно над этими косами больше всего издевалась Лютеция:
— Были бы они настоящими воинами и кавалерами, не носили бы прически, как у малолетних детей! Уверена, что если подойти к ним поближе, ты, сестрица, непременно почувствуешь запах мокрой псины! — за спинами принцесс захихикала кто-то из фрейлин и тут замолчала от строго покашливания госпожи Мерон.
До самого вечера у Лютеции было прекрасное настроение, и она без конца возвращалась к внешнему виду нисландцев, не уставая сравнивать их с придворными собственного брата:
— Взять хоть Готье де Неветта… Говорят, его отцом был как раз нисландец: у него волосы такого же цвета. Но все же он рос в приличном обществе, научился понимать толк и в танцах, и в музыке, а уж в серсо играет и вовсе лучше всех! А этим бедным дикарям уже не помогут никакие учителя хороших манер! Как жаль, что тебе не позволено танцевать, сестрица! Думаю, маман это сделала с целью обезопасить нас. Уверена, что кто-нибудь из этих медведей непременно наступит на ногу своей даме!
Все такие и подобные речи Лютеции Мария очень давно научилась пропускать мимо ушей. Ей самой нисландцы скорее понравились. «Немного странно, что на летней одежде у них меховая отделка. Но в целом, они выглядят гораздо приятнее, чем местные франты с напомаженными усиками. Может быть, мой брак и не будет таким уж ужасным, как предрекает Лютеция?».
Мария вздохнула, понимая, что охотно обошлась бы вовсе без всякого брака. Но, к сожалению, ее собственные мысли никого не волновали.
Вечером начался бал, и для принцесс поставили два удобных кресла чуть в стороне от королевского трона. Благо, что титул защищал их от необходимости изображать придворные поклоны. Когда послы вошли в зал, и король представил им своих дочерей, девушки просто кивнули и улыбнулись, ощущая на себе вежливые, но весьма заинтересованные взгляды.
Лютеция блистала в новом платье, так идущем к ее голубым глазам. Сегодня ее прическа была значительно более великолепна, чем обычно: накладные локоны шли в три яруса, и на кончиках самых длинных, достающих практически до плеч, она закрепила по золотой заколке в виде розы, почти в точности повторяющей рисунок на платье. Каждый пальчик был унизан кольцами, и тяжелая золотая диадема завершала всю композицию. Принцесса сидела, выставив из-под длинной юбки кончик алой атласной туфельки, и под строгими взглядами фрейлин принимала знаки внимания от придворных.
Бархатное платье Марии выглядело на порядок скромнее и на фоне этого раззолоченного общества казалось даже скучноватом. Отличалось оно и необычной застежкой спереди — на пуговицы. Самые обычные пуговицы, обтянутые тканью. Именно так подсказала сделать некая пожилая дама, присланная королевой.
— Конечно, ваше высочество, мода меняется, но лет десять-двенадцать назад я видела нисландку, и ее платье соединялось именно таким образом, — кланяясь, сообщила мадам Люфен.
Кроме того, в свое ларце никакой диадемы Мария не нашла. А колечек с прочими безделушками навешивать на себя не стала сама: на одной руке перстень с крупным сапфиром, на другой — с голубым аквамарином, несколько жемчужин в прическе и такие же розоватые жемчужины в ушах.
Почему-то ей казалось, что именно на ее наряд посол, который вблизи выглядел гораздо старше, чем утром с антресолей, посматривает с одобрением.
— Я счастлив передать вам, принцесса Мария, и вам, принцесса Лютеция, подарок от нашего владыки.
Перед принцессами возникли две резные деревянные шкатулки, и Лютеция гневно сдвинула брови: ее подарок размером был вполовину меньше.
Глава 16
Королева-мать, которой только что поставили кресло рядом с принцессами, строго взглянула на старшую и кивнула фрейлинам, знаком приказав открыть шкатулки. Украшения, лежавшие там, привлекали взгляд своей необычностью: в ажурные золотые оправы были вставлены черные стеклянисто блестящие камни. Смотрелось настолько необычно, что королева удивленно вскинула брови и спросила: