В общем, досидев до двадцати двух лет под крылом родителей, Лютеция была поспешно и без особой помпы выдана за богатого, но не слишком молодого бритарского же герцога. И около двух лет носила титул герцогини Седрика Сомерсеттской. Однако муж ее был не слишком молод и вел не самый здоровый образ жизни: сплетничали, что за два месяца до смерти, встав на весы, герцог перетянул своим весом двух юношей крепкого телосложения.
И умер Седрик, седьмой герцог Сомерсетт, если верить сплетням, из-за того, что объелся персиками, запивая их холодным пивом. Поскольку детей у пары не было, все майоратные земли наследовал его младший брат Чарльз Сомерсетт, и вдовствующая герцогиня Лютеция предпочла вернуться в родительский дворец. Хотя за ней и оставались такие богатые земли, как Ореншир и Хампершир, но герцогиня считала местное дворянство недостойным развлекать ее сиятельную особу, местную моду — нелепой, а местные блюда — отвратительно грубыми.
На данный момент вдовствующей герцогине Сомерсеттской исполнилось тридцать два года. Брат-король Эгберт Десятый Веселый подобрал ей подходящую партию. К приглашению на свадьбу было приложено письмо, подписанное самим королём, который сообщал, что мечтал бы повидаться с младшей сестрой. И добавлял, что даже старшая сестра, та самая принцесса Росинда, которую Мария вообще никогда не видела, обещала прибыть на торжество и навестить вдовствующую королеву-мать, поскольку та уже не слишком крепка здоровьем.
Обсуждение всех этих новостей Мартин и Мария оставили до того времени, как детвора уляжется спать. Особого интереса к своему «родовому» гнезду Мария не испытывала. Конечно, не слишком приятные воспоминания о Лютеции изрядно сгладились за это время. Но и королева-мать, и брат так и остались для нее чужаками навсегда. Так что на вопрос Мартина: хочет ли она поехать, Мария слегка пожала плечами и равнодушно ответила:
— Что я там забыла?
Однако Мартин, у которого были свои торговые планы, пояснил:
— Часть платы за меха и жемчуг мы получаем специями по весьма привлекательной цене. Нам, конечно, и так достаточно выгодно сдавать их в Бритарии. Но если судить по письму твоего брата… — он подвинул к ней поближе свиток со сломанной бритарской королевской печатью, — там будет присутствовать со своим мужем твоя старшая сестра Росинда, королева Джермании. Вот с ними бы я с удовольствием заключил договор о продаже специй.
Мария слушала внимательно, ещё не слишком понимая замысел мужа. Тот подошел к стеллажу и, немного порывшись, достал нужный пергамент.
— Смотри сама, дорогая: если специи выгружать не у нас, а довозить прямиком на Туридюр, — король раскинул на столе карту и ровным крепким пальцем провел почти прямую линию от острова, помеченного зелёным цветом, через Даннский пролив, уперевшись в земли Джермании. — Видишь? Джерманцы покупают свои специи через Бритарию. Зачем же нам упускать такой лакомый куш? Я не настаиваю, Мария, но будет немного неловко явиться на такое мероприятие без жены. Это вызовет ненужные расспросы… А так, во время свадебной недели наверняка будет время на то, чтобы договориться о приватной встрече и обсудить возможность сделки. И подозрения наш визит к твоей сестре не вызовет: вы же родня.
— Ну, в конце концов, если ты считаешь это нужным… — Мария вновь равнодушно пожала плечами и согласно кивнула. — Надо, значит, поедем.
— Джерманцам выгоднее покупать у нас, чем у Бритарии. Нам выгоднее продавать им, чем бритарцам. Надеюсь, — проказливо улыбнулся Мартин, — твой брат будет слишком занят свадебными развлечениями…
Мария только вздохнула с огорчением. Судьба бывшей родины волновала её не слишком. Но слухи о расточительном образе жизни молодого короля долетали до Нисландии регулярно. Да и потоки беженцев в Нисландию и на Туридюр не становились меньше. Карантинный остров у берегов Нисландии почти никогда не был пуст: горожане и крестьяне бежали из разоряющейся страны от новых налогов и произвола дворян. Казалось, бритарский правитель ослеп и оглох и не желает понимать, что страна, все еще не оправившаяся от последствий войны, изрядно истощается еще и его прихотями.
— Надо, значит, поедем, — твёрдо повторила королева.
Визит в гости к королю соседней державы — дело весьма затратное. Мажордом прокричал:
— Король Нисландии и герцог Туридюр Мартин Ольстер и его жена королева Мария, урожденная Валуант.
Мария и Мартин двинулись по широкой ковровой дорожке к трону, а за ними гвардейцы несли ларцы с подарками.
Брата Мария узнала только потому, что он восседал на троне. Всего за десять лет молодой спортивный парень несколько обрюзг, обзавёлся нездоровой желтизной лица и мешками под глазами. Он стал очень сильно напоминать короля-отца. Его жена, миловидная тихая блондинка, вяло улыбалась гостям и только кивала, во всем соглашаясь с мужем. Она была заметно беременна, и Мария решила сделать невестке отдельный подарок. Просто чуть позднее.
Вдовствующая королева-мать, устроенная в крессе на две ступеньки ниже трона, сильно сдала. Она уже носила полутраур, и черный цвет был изрядно разбавлен серебряной парчой. Но почему-то этот цвет только подчеркивал морщины на лице и отсутствие части зубов: даже когда она молчала, щеки и нижняя губа сильно проваливались.
Сестра, принцесса Лютеция, и вовсе показалась Марии посторонней женщиной. Она выглядела старше своих лет и довольно сильно набрала вес. Излишне пышное платье по моде Бритарии, похоже, просто не поместилось в кресло, и для принцессы поставили банкетку без спинки. Сочно-бордовый с золотом туалет придавал ее лицу излишнюю красноту, а отчетливо заметный второй подбородок визуально добавлял возраста. Точную разницу Мария не помнила, но сестра была старше ее всего года на три-четыре. Сейчас перед королевской парой сидела женщина в возрасте сорок плюс. Роскошно одетая, но чем-то недовольная.
На ступеньках трона за спиной своей невесты стоял джерманский князь Дитрих фон Штауленберг. Крепкий мужчина лет тридцати, достаточно симпатичный, но какой-то слишком уж холеный и изнеженный. Возможно, этот политический брак и был выгоден Бритарии, но смотрелись жених с невестой рядом немного нелепо.
Его королевское величество Эгберт встретил зятя и сестру довольно радушно, произнеся небольшую речь о том, как счастлив воссоединить семью по такому поводу и любезно называя Мартина «мой царственный брат». Получив причитающиеся ему подарки, отпустил гостей со словами:
— Покои для вас уже приготовлены. Я думаю, сестра моя, ты счастлива будешь оказаться в той комнате, где ты выросла.
Королева-мать равнодушно кивнула, присоединяясь к словам сына. Лютеция вынуждена была встать и поклониться, но проделала это с явной неохотой. В общем-то, в семейных отношения ничего не изменилось.
К удивлению Марии, в покоях и в башне, где она росла, похоже, за все эти годы так и не было ремонта, и продвигаться к бывшей королевской детской нужно было по обшарпанным коридорам и лестницам. В целом все было так же, как и раньше: роскошь и богатство парадных залов сменялось весьма скромным антуражем жилых комнат.
Для того чтобы супружеская пара смогла помыться, слуги таскали воду ведрами. И Мария, привыкшая к избытку чистейшей горячей воды, чуть не заплакала, глядя на позеленевшую медную лохань, в которой ей предстояло купаться с дороги. Утешало только то, что они с Мартином не планировали оставаться долее необходимого времени.
На следующий день Мария с мужем стояли возле трона и встречали старшую сестру дома Валуант Росинду вместе с ее мужем. Король Джермании был существенно старше жены, но выглядел еще весьма крепким и бодрым, сухопарым и подвижным. Пожилым, но не совсем стариком.
Конечно, старшую сестру Мария не видела никогда в жизни и не смогла бы опознать ее. Но в этой чуть полноватой, но при том весьма статной женщине она вряд ли усмотрела бы родственницу Лютеции. Частые роды заставили королеву набрать вес, но, в отличие от брата, она не выглядела обмякшей или обрюзглой.
Эгберт Десятый снова произнес прочувствованную речь, также называя джерманца: «мой царственный брат». Гости привезли в подарок восхитительного качества фарфоровые сервизы. Даже Марии достался комплект на пятнадцать персон, расписанный вручную парусниками, морскими звездами и коньками и, разумеется, раковинами с жемчугом. Старшая сестра была с Марией и зятем весьма любезна, хотя и несколько сдержанна.
До венчания оставалось еще четыре дня, и с небольшой помощью охраны Мартин и Мария, сменив роскошные королевские одежды на костюмы богатых горожан, успели прогуляться по столице. Отчего получили массу удовольствия, покупая подарки детям и всем домашним.
День венчания начался с ужасного скандала: Лютеция, совершенно забыв, что на нее смотрят даже не десятки, а сотни человек, потребовала удаления из свадебного кортежа какой-то неизвестной баронессы.
Свадебный наряд Лютеции был густо-синего цвета и щедро расшит жемчугом. Нахалка же баронесса заявилась в светло-голубом, буквально усыпанном жемчужной вышивкой, производя впечатление чего-то безумно роскошного. Мария с улыбкой узнала искусственные бусины собственного производства, но в скандал благоразумно решила не встревать. Тем более что за баронессу активно вступился король. Поладили на том, что даму отправили в конец процессии.
Дальше был многочасовой путь: свадебный кортеж проехал по улицам столицы до центрального храма и, совершив там все положенные церемонии, развернулся ко дворцу. Благо, что начало зимы было мягким, и день выдался солнечным. Мария с удовольствием разглядывала почти незнакомые ей улицы столицы.
Жених Лютеции, сидя рядом с ней в открытой коляске, украшенной бесчисленными атласными бантами, вызвал бурное восхищение у стоявших вдоль улицы горожанок. Дамочки из толпы бросали в новобрачных не только положенные ритуалом горсти зерна, но и искусственные розы из атласа, шелка и бархата. А князь весьма кокетливо улыбался и помахивал холеной белой ручкой с длиннющими ногтями, давая возможность толпе полюбоваться на крупные перстни.