— Это подтверждает тот факт, что он женился на ней и, по слухам, сделал это даже дважды? — согласился Арт.
— Да, первое венчание было тайным, а вот уже второй раз они не скрывались. Моя мать не была соперницей великолепной герцогине Альба. Слишком разные они были. Буквально во всём. Начиная от характеров и заканчивая положением в обществе. Поэтому предположение, что моя мать могла отравить герцогиню в высшей степени не правдоподобно.
— Полностью согласен. А почему покойная Розалия Альба так не считала?
— Она считала, что отравили Марию дель Пилар, герцогиню Альба одной из красок Гойи. В те времена они почти все были смертельно ядовиты.
— Ну, да, как например знаменитый Парижский зелёный. Один из самых ядовитых пигментов, используемых в живописи, — сказала я.
— Да, я вот тоже помню. Прусская синь! — воскликнул Арт.
— Нет, ты путаешь, милый. Прусская синь или Берлинская лазурь, разумеется, активно использовалась в живописи, но ещё она служила антидотом при отравлениях! — возразила я.
— Да, точно. Антидот. Кажется, применялся при отравлении солями талия и цезия, — кивнул мне Арт.
— Но самым ядовитым безусловно был жёлтый цвет. Неаполитанская жёлтая. Её готовили из свинца и соли сурьмяной кислоты. Вот в отравлении именно этой краской и подозревают мою мать. Глупость и дикость. Не было у моей матери ни малейших причин желать смерти герцогине, — сказала графиня Кастильо-Фьель.
— А почему именно красками её отравили? Мало ли ядов в мире? — удивилась я.
— Гойя на тот момент жил у герцогини Альба. И красок в особняке было огромное количество, и воспользоваться ими мог кто угодно. Моя мать бывала вместе с отцом в особняке, посещала мастерскую Гойи, и у неё был к ним доступ. В мастерской у художника они валялись в беспорядке, и он сам вряд ли заметил бы пропажу.
— Но получается, это мог сделать, кто угодно? — уточнила я.
— Да. Это было не сложно. О том, что краски ядовиты было известно всем. Неаполитанская жёлтая краска прекрасно растворяется в красном вине, и цвет его почти не изменится. А если добавить немного магии, совсем капельку, то и вкус останется прежним. Это не сложно при любом количестве магии, — пояснила графиня. — Так что, сделать это мог кто угодно. Даже у некоторых слуг герцогини Альба была магия. Вот и делайте выводы сами.
— А этот старый скандал о том, кто был моделью «Обнажённой Махи»? — спросила я.
— И что? Моя мать на тот момент была любовницей моего отца. Практически никем в глазах общества. Если скандал и мог повредить чьей-то репутации, то уж скорее речь должна идти о герцогине Альба. Что плохого он мог принести моей матери? — пожала плечами графиня.
— А если бы герцогиня Альба наоборот подтвердила, что это она на полотнах Гойи?
— Опять-таки. Эта информация повредила бы самой герцогине и её наследникам. Но никак не моей матери.
— Чем же тогда вас шантажировала Розалия Альба? — удивился Арт вполне закономерно.
— Она собиралась поднять шум и вспомнить эту забытую историю. Якобы у неё были доказательства отравления. Но сам факт того, что Марию дель Пилар отравили совсем не указывает на мою мать, как на виновницу. Мало ли кто её мог отравить, — снова спокойно пожала плечами графиня.
— Согласен. Ваша мать была современницей Гойи и Белой герцогини, но это совсем не говорит, о её причастности к отравлению…
— Совершенно верно. У мамы не было ни возможности, ни мотива, ни желания убивать Белую Герцогиню. Она не была её наследницей или соперницей в любви, — кивнула графиня.
— В ту ночь вы вышли из своей спальни одной из последних. Почему? Не слышали шума? — спросил Арт.
— Нет, почему же, услышала. Грохот был страшный. Но я очень плохо просыпаюсь и встаю. И мне стоило больших усилий встать с кровати и выйти на голоса.
— А с кем вы приехали в тот вечер в особняк герцогов Альба?
— С Эскамильо Хабанера де Салаверри.
— С тореадором?
— Ну, он не только тореадор. У него немало профессий. Вы бы удивились, узнав обо всех, — и она странно так улыбнулась, заинтриговав до невозможности.
— А почему вы выбрали именно его? — не отставал Арт.
— Потому что именно ему я доверяю. А ещё мне захотелось немного эпатировать публику. Эскамильо не самый желанный гость в таких домах. Слишком ярок, дерзок, напорист и самолюбив. Настоящий испанец! — и она глянула на Арта, который испанцем не был, не смотря на то, что он и его предки жили тут уже много лет.
Артур укол понял, но в ответ только лучезарно улыбнулся:
— И чем же он сумел заслужить такое доверие? Помимо того, что он истинный испанец?
Графиня пожала плечами. Артур справедливо расценил это как знак того, что разговор окончен и встал. Мы поблагодарили за визит, рассыпались в уверениях признательности и дружбы. Нам благосклонно покивали, но вот провожать не пошли.
А в машине я спросила:
— Её вычёркиваем? У неё нет мотива?
— Как это нет? Её шантажом вынудили участвовать в сомнительном тёмном ритуале. Любой шантаж — это повод для убийства. А тут ещё и желание замять то давнее дело о другом убийстве. И ты всё это называешь отсутствием мотива?
— Но она же объяснила? — не сдавалась я.
— Нет, она ничего не объяснила. Она упирала на то, что доказательств нет. А вот всё остальное под большим сомнением.
— Но Пепита Тудо не убивала же Белую Герцогиню?
— И откуда ты это знаешь? Это она так сказала? Знаешь такое выражение, что то, что не горит, то и не дымит?
— Ты опять путаешь — нет дыма без огня. Но смысл я поняла.
— Вот и я о том же. Ни за что не поверю, что шантаж основывался на пустых домыслах, это она нам так рассказала, потому что в подобных вещах не признаются. Может быть, нашёлся старый слуга, который видел, как Пепита из мастерской Гойи утащила краску? Ну, или видел её с бокалом в руке, а потом из него же пила Белая Герцогиня?
— Ты сейчас о старом дворецком?
— Как один из вариантов. Вдруг у него на старости лет совесть проснулась, и он решил это рассказать? Это не доказательство, но слухи может всколыхнуть.
— Слухи?
— Да, что бы она ни говорила, но скандала вокруг её семьи её совсем не хочется. Их было в избытке раньше. Сейчас всё утихло, и ворошить прошлое ей не нужно. Мало ли что ещё там может всплыть на поверхность? Чем не повод столкнуть Розалию с лестницы?
— Неприятно когда тебя шантажируют, — вынуждена была я согласиться.
— Желание замести следы предыдущего преступления — это мотив. И недаром графиня приехала на званый ужин с тореадором и, по совместительству, наёмным убийцей.
— Кем? — опешила я.
— Ты не знала? Эскамильо де Салаверри по прозвищу Хабанера — профессиональный наёмный убийца.
— Откуда ты знаешь?
— Это моя профессия — знать подобные вещи. Он не убивает по заказу воров и бандитов из бедных районов. Он стоит очень дорого, его услугами пользуются аристократы. И именно с таким человеком и приехала в тот вечер в особняк графиня Кастильо-Фьель. И о чём это говорит?
— О том, что она боялась?
— Да и об этом в том числе. Что дама с портрета? Пепита Тудо?
— Она просидела всю беседу, почти не шевелясь и не проявляя эмоций, — задумчиво протянула я.
— Это логично. Мы выбрали не ту картину. Вернее, нам не предоставили никакого выбора. Помнишь, папа тогда у себя в кабинете говорил, что полотна нужно выбирать с умом и не доверять им? Как ты думаешь, могла ли мать пойти против своей единственной дочери, которая, кстати говоря, носит её титул?
— Нет, — покачала я головой.
— Вот и я так думаю. Так что, брать на веру всё, что она нам сказала мы не можем, — заключил Арт.
— Н-да. Подозреваемых в убийстве с каждым визитом становится всё больше.
— Не расстраивайся. Разберёмся, — сказал Артур и наклонился ко мне за поцелуем.
Глава 10Хуан Карреньо де Миранда «Пётр Потёмкин»
«Во нравах своеобычны, высоки. Большая часть их ездят в каретах. Неупьянчивы: хмельного питья пьют мало, и едят по малу ж. В Ишпанской земле будучи, Посланники и все Посольские люди в шесть месяцев не видали пьяных людей, чтоб по улицам валялись, или идучи по улицам, напився пьяны, кричали. Домосторойные люди, наипаче всего домашний покой любят»
Пётр Потёмкин «О вере ишпанского государства»
Я стояла рядом с Артом в центре огромной залы для приёмов. Вот даже и не догадывалась о её наличии в особняке фон Мёнерихов. Как можно было её так спрятать, что я тут ни разу не была? Но зато была Аннора, потому что зала была украшена в соответствии с её вкусом. Строго, лаконично и много красного цвета. Да, Аннора любила красный. Вот и сейчас мы с Артом стояли в центре, и с моей стороны стоял весь в черном герцог фон Мёнерих, а со стороны Арта стояла в ярко-алом платье Аннора. На шее и в ушах у неё были довольно крупные рубины. Серьги покачивались при малейшем наклоне головы и бросали во все стороны кровавые брызги. Странно, мне казалось, что мы распродали все драгоценности? Смотрелись Аннора и герцог весьма зловеще. Хорошо, что я в серебристо-перламутровом платье и Арт в похожем по цвету смокинге немного разбавляли эту жуткую картину. Наверное, в следующий раз мне всё же стоит влезть и проверить организацию приёма? И уж совершенно точно не допустить засилье алых роз на собственной свадьбе. А то такое впечатление, что тут кого-то зарезали, и Аннора лично помогала прятать тело. А Его Светлость ей помогал, судя по его хищному оскалу. Вот о чём я думаю? Хотя это отвлекает, а то от приклеенной приветливой улыбки уже скулы сводит.
А гости всё прибывали и прибывали. Герцог наклонился ко мне и прошептал:
— Прости, Мари. Я дал список гостей, но у меня и в мыслях не было, что они все возьмут и придут.
— А вы были уверены, что испугаются?
— Я рассчитывал на это.
— А они испугались не прийти.
— Похоже на то, — и он улыбнулся мне своей хитрющей улыбкой.
Какое счастье, что Арт от папочки не унас