— У них всё есть! А меня замуж никто так и не взял, несмотря на все мои деньги! А у Розалии было всё! И муж, и любовник, который ей всё позволял и во всём ей потакал! — и тут её личико весьма миловидное и превратилось в маску её любимого демона.
— Зависть. Понятно.
— Я красивее!
— Это спорное утверждение. И Розалия была, безусловно, умнее тебя, обаятельней, остроумней и очаровательней.
— Хм. Вот именно, что — «была», — ухмыльнулась Франсуаза. — Если бы умнее — то была бы сейчас жива.
— То есть ты умнее, красивее, богаче и удачливее? И поэтому ты её убила? — с усмешкой бросил Арт.
— Я её не убивала! Я всего-то хотела немного разозлить герцога фон Мёнериха.
— Папу злить — плохая идея, — покачал головой Арт.
— Я была уверена, что он немедленно это прекратит. Остановит эти демонические вызовы и бросит её.
— Но он ничего из этого не сделал. Более того, стал её прикрывать и даже ликвидировал несколько раз последствия. Не так ли? — спросил Арт.
— Да. Ума не приложу, почему он её не бросил, а продолжал потакать ей?
— Было бы что прикладывать, — хмыкнула я в плечо Арта.
— А тебе в голову не приходило, что он её любит? — спросил Артур, пока Франсуаза ловила ртом воздух от моей реплики, но удержаться я не смогла.
— Любит? Кто? Кого? Розалию? Герцог фон Мёнерих? — и Франсуаза звонко расхохоталась — Он не умеет любить!
— Да, признаться, я тоже так думал некоторое время назад. Только я ошибался. Что ж. Давайте подведём неутешительные итоги. Ты ненавидела свою, так называемую «подругу», люто ей завидовала и желала ей зла. Мотивов у тебя было много. И отнять у неё обоих герцогов. За одного — выйти замуж, другого — взять в любовники. Тут уж кому и как повезёт. И зависть. Просто море зависти. Очень хотелось власти над умами и сердцами двух не тебе принадлежавших мужчин. Ну и положение в обществе поправить. Всё-таки герцогиня Альба и любовница герцога фон Мёнериха — это ощутимый вес. Я ничего не упустил? — и он в упор посмотрел на Франсуазу, которая снова открывала и закрывала рот, звуков при этом не издавая.
— Да, нет. Всё, вроде бы, сказал, — пожала я плечами.
— Только вот смерть Розалии тебе ничего из того, чего ты так пламенно желала, не принесла. Не так ли? Альба тебя бросил?
— Нет! Мы просто… просто… — начала она, но вот закончить так и не смогла.
— Бросил. Ну, это и понятно. Ты ему теперь и даром не нужна, даже в качестве любовницы. Пока был женат, к молоденьким девушкам было не зачем приглядываться. На рынке невест он не котировался. А вот теперь он снова завидный жених. Очень завидный, я бы даже сказал. И ему такой груз, как ты, тянущий его ко дну, — совсем не нужен. Так что, ваше расставание было закономерным. Но только ты со своим жалким умишкой не способна это понять, — и он снова ждал возражений, которых не последовало.
— Что касается моего отца — то тут ты даже близко подобраться не сможешь. Он не только завидный жених, но и любовниц выбирает очень придирчиво. И да, ему не откажет ни одна. На что ты вообще рассчитывала? — продолжил добивать словами Артур сидящую перед ним женщину.
— Я её не убивала! — взревела раненым быком с корриды Франсуаза.
— А вот ты знаешь, верю. И не потому, что ты не способна столкнуть соперницу с лестницы. Очень даже способна. И если бы герцогиня ссорилась с кем-то на ступеньках, то я бы решил, что это была именно ты. Но её убили, едва она вышла из спальни. А это говорит о продуманности. На что ты явно не способна, — сказал Артур, вставая и увлекая меня за собой.
У мрачных, тёмных фигур Магдалены Вентуры с мужем и сыном мы остановились, и Артур поклонился.
— Восхищён вашим мужеством, — сказал Арт.
А я убрала магию, наблюдая за тем, как эта троица возвращается на полотно.
Мы направились на выход, не дожидаясь слов приличествующих окончанию визита и не нуждаясь в провожатых. Мне не терпелось покинуть этот дом как можно быстрее.
— А ты знаешь у Риберы не мало вполне себе жизнеутверждающих работ. Помню в детстве, я восхищался его «Святой Инессой», — сказал Артур, отвлекая меня, пока мы шли на выход.
— Это ту, что написал со своей дочери?
— Да, это про святую, которую раздели и собирались вывести на площадь перед толпой народа.
— А у неё вдруг выросли густые длинные волосы. Они полностью её укрыли. Да, я помню и легенду, и картину. Очень трогательная, ты прав, — и я благодарно прижалась к жениху.
Мы спустились к машине и только тогда я спросила:
— Ты на самом деле думаешь, что она её не убивала?
— Да. Она мне, так же как и тебе, не нравится. И если выбирать, то именно её я бы выбрал на эту незавидную роль — роль убийцы герцогини Альбы. Но, видишь ли, не укладывается у меня в голове подобный вариант. А я привык доверять своему чутью, — задумчиво ответил Артур.
— Почему?
— Розалия Альба была очень необычной женщиной — красивой, умной, обаятельной, немного авантюрной и легкомысленной, но при этом — совершенно точно незаурядной. И что такую женщину смогла убить эта блондинистая вертихвостка? Нет, мне в это не верится.
— У нас ещё впереди трое потенциальных подозреваемых, один из которых — профессиональный убийца. Так что есть время и на раздумья, и на то, чтобы определиться, — согласилась я.
Глава 14Франсиско Гойя. «Новильяда. Коррида с молодым быком»
«Я признаю трёх мастеров: природу, Веласкеса и Рембрандта»
Франсиско Хосе де Гойя-и-Лусьентес
— Главное, что тебе стоит уяснить — это ЧТО такое коррида? — сказал Артур, когда мы садились в машину.
— Спорт?
— Нет, дорогая, это не скачки, как у вас, на вашем холодном острове, — проворчал Артур.
— Это на соседнем. А у нас всё больше крикет. Тогда — ритуальное принесение в жертву быка? — фыркнула я в ответ.
— Ага, ты ещё про забой скота вспомни. Нет, и ещё раз нет! И не вздумай, кому-то сказать подобное. Жутко обидишь всю Испанию. Коррида — это Искусство! — поучительно произнёс он.
— Ах, искусство!? Тогда всё сразу встаёт на свои места. Так вот почему ты меня два раза заставлял переодеваться? Я иду почти как на великосветский приём — в подходящей одежде и драгоценностях! — снова фыркнула я.
— Потому что корриду не следует посещать в чём-то другом, — назидательно произнёс мой будущий муж и поправил алую розу у себя в петлице.
— Я и не спорю. Тем более, что это очень похоже на скачки. Туда тоже ходят в строго регламентированной одежде. Кажется, у дам обязательна шляпка, и каждая выделывается, как может. Некоторые даже целый дом сооружают на голове.
— А я видел корабль. Вот видишь, мы ещё вполне в этом плане демократичны. Так что и не спорь. Ты вообще знаешь количество картин посвящённых корриде?
— И не сосчитать, да?
— Одних офортов у Гойи тридцать три в его знаменитой серии «Тавромахия»!
— Это те гравюры на металле? Их тридцать три? Но они так и не стали популярны при его жизни, между прочим!
— Увы. Но в этом нет ничего удивительного. Его серия «Капричос» при жизни тоже не пользовалась особой популярностью. Но, несмотря на это, «Капричос» — величайшие произведения.
— Да, я помню его знаменитую работу из этого цикла — «Сон разума рождает чудовищ», — кивнула я. — И это, безусловно, интереснее корриды.
— Ну я бы так не сказал. Гойя даже автопортрет написал в костюме тореадора.
— Гойя так сильно любил корриду?
— Вот сейчас опять обидно было! Не вздумай такое у кого-то спросить. Любит ли испанец корриду!? Он просто обязан её любить! Это всё равно, что спросить у тебя — любишь ли ты клевер.
— Чуть что сразу клевер, — вздохнула я.
— Хорошо. Ну или спросить у того русского с нашей помолвки любит ли он самовар.
— Что?
— У русских такая штука — воду греть. Я тебе потом покажу.
— И все они любят этот чайник?
— Это не чайник. Но, похоже. Понятия не имею. Но вот спрашивать у них — любят ли они его — не стоит. Потому как они могут его ни разу и не кипятить, а пользоваться обычным чайником, но самовар — это самовар!
— Кстати, давай позовём русских на нашу свадьбу? Не будем нарушать традицию? Только вот современников? Хватит с меня бородатых послов из древности.
— Надо у отца спросить, кого он знает и кто сейчас в Мадриде. Так вот, не отвлекаемся! Коррида…
— А давай без нудных лекций? А? Ну бык. Ну, скачет за тореадором по круглой арене. Кровь, песок, золото и красная тряпка.
— Ох. Давай ты вообще помолчишь? Тебе про это говорить, похоже, совсем не стоит. Что не слово — так прямое оскорбление. Боюсь, что даже бык на тебя обидится!
— Ага. Это я ещё не упоминала про терции, отличия пикадора от матадора и основные техники работы с мулетой — тряпкой этой вашей красной.
— Это не тряпка! Это красный плащ, натянутый на деревянную палку! Нет, я тебе всё же обязательно прочту лекцию. Нельзя же быть такой невежей.
— Ладно. В спальне. Перед сном. Ты рассказывай, а я посплю, — съехидничала я.
— Я отцу пожалуюсь! — Артур закатил глаза.
— Ой, как страшно! Маленький мальчик побежал жаловаться папочке. Невеста корриду не любит. А что, кстати, Его Сиятельство по этому поводу говорит?
— Ну,… Он любит «Корриду в деревне» и «Корриду у шеста на площади». На этом всё.
— Это Веласкес?
— Не совсем. Это Эухенио Лукас Веласкес. Современный художник.
— Не густо. Ладно. Сейчас сама всё увижу и оценю.
И мы, выйдя из машины, направились к зданию арены.
Я не ждала, что мне понравится. И мне не понравилось. Нет, было очень зрелищно. Красивые, шитые золотом, одежды матадоров и тореадоров. Красная развевающаяся мулета. Но всё это время меня не покидало ощущение, что бык обречён. И, хотя Артур мне доказывал, что раньше сплошь и рядом случались несчастные случаи среди тореадоров, что даже у Гойи в его гравюрах «Тавромахии» есть несколько смертей на арене, — мне всё равно не верилось. И я стойко болела за быка. И когда в него швыряли пики, и потом, когда его закалывали. Бык мне импонировал больше этих разряженных мужчин.