В годы Французской революции семейные невзгоды только усилили эту веру. Со старым режимом и Бурбонами его связывали положение в обществе, религия и беды, которые случились с его родными: его мать Жозефина осталась сиротой, его бабушка погибла в кораблекрушении, и этот загадочный дедушка, которому он обязан своим именем, умер, не увидев родины. За спиной молодого человека, бодрого и внешне по-детски веселого, стоят жгучие воспоминания. Его терзают муки этого потока эмигрантов, который когда-то хлынул за границы Франции.
Его мечты зарождаются как будто в ответ на мечты Жюля Верна, который скоро будет изображать искателей приключений в цилиндрах, улетающих на Луну в ракете, обтянутой бархатной парчой. Благодаря тому что Жюль с Эммануэлем – родственники, они пересекаются в Париже или на берегах реки Лауры, в Шантеней[156], у Франциска в усадьбе Ла Селль де Шатобур. Кто такой Франциск? Это сын Шарля, брат двух эмигрантов из Петербурга. А еще художник, последний, кто остался во Франции и уцелел в годы революции благодаря протекции Лазара Гоша, который нанял его в качестве личного секретаря. Именно в этой третьей усадьбе хранится знаменитый портрет прославленного генерала[157], так же как и единственный пастельный портрет Шатобриана, который можно увидеть в музее Сен-Мало[158].
Родившийся в год падения Бастилии, его сын Франциск женился на своей двоюродной сестре из Аббевиля, сестре матери Эммануэля. Спустя три года он овдовел.
Второй раз он женился на Каролине Аллотт де ла Фюи, тете отца научной фантастики.
Именно он зажег первые искры плодовитого воображения Жюля, познакомив его с отрывками «Натчез», или «Атала»[159]. Также именно он изобразил братьев Верн в стиле двух маленьких лордов Фаунтлерой[160]. Наконец, именно Франциск ввел отца Филеаса Фогга, Михаила Строгова и капитана Немо в общество на пятничных фуршетах у его старой подруги, мадам де Баррер, на улице Ферм-де-Матюрен. Именно после того, как Верн встретится там с Виктором Гюго и Александрами Дюма, отцом и сыном, он начнет писать короткие драматические сочинения.
Что касается Эммануэля, то в образе этого дяди он ценит вовсе не писателя, рассказавшего о берегах реки Месшасебе, стадах карибу или гигантских пирогах, выточенных из стволов секвойи, и другие грезы, выдуманные Шатобрианом, не коренного жителя, который тоже вернулся из Америки. Нет! Он дорог ему как племянник автора «Гения христианства», защитника мудрости и красоты христианской религии, пострадавшего от смятения революции. Франциск для него – последний представитель утраченной формы цивилизации, человек, который в молодости еще носил парик Армии Принцев, кружевное жабо и трость с рукояткой; это портретист по династическому призванию, обученный Изабейем[161], который в любом месте готов установить свой переносной мольберт, как некогда его дед в бивуаках армии Конде.
Нет! Жюль и Эммануэль созданы для разных приключений. Один написал «Осаду Рима», изобразив молодого, сильного, меланхоличного капитана[162], который «с надеждой плывет к неизвестным берегам». У другого герой «Замогильных записок» «с грустью покидает родные берега»[163]. Первый скоро завоюет мир своими рассказами о необыкновенных приключениях. В 1861 году он закончил свой первый рассказ о путешествии и вскоре отправил его в издательство некоему Этцелю. Второй, без сомнения, лихорадочно следит за развитием «римского вопроса». Пьемонтские войска уже вторглись в области Марке и Умбрия. И мы были свидетелями того, как Франция одобрила этот грабеж под предлогом дипломатического кризиса. Пятнадцатого февраля le Journal des débats объявил о сдаче крепости Гаэта и бегстве королевской семьи в Рим. В то же время пошли слухи, что Наполеон III готовит план эвакуации французских войск с папской территории сроком на четыре месяца. Эммануэль, безусловно, возмущен[164].
Скоро ему исполнится двадцать пять лет. Он, как и его брат Адольф, мог бы стать брокером. Перед молодым человеком, которого привлекает возможность занять видное место, эта профессия открывает широкие перспективы. Для обучения механизму биржевых операций ему достаточно разбираться в нескольких действиях арифметики. В остальном прежде всего он должен быть светским человеком, появляться в салонах, где встречаются банкиры и капиталисты, и любить этот спектакль щекотливых положений, где правит случай. Нет, это вовсе не тот хлеб, которым может довольствоваться Эммануэль! Он по-своему разделяет чувства Мюссе, переполненного презрением к жизни и мечтающего о московских снегах или пирамидах[165] в лучах солнца. У Лаваиса есть тяга к приключениям, которая тайно терзает ностальгирующие души. Он жаждет странствий, путешествий и великих сражений, и до сих пор он жил довольно благоразумно в их ожидании. Но на этот раз ему представляется случай, которым невозможно пренебречь.
Что было дальше? Это можно представить благодаря мемуарам, которые оставили нам многие добровольцы Папы Римского…
Часть IVВстреча
Эй! Какого черта! Иногда нам нужно выпускать пар! Если бы Бог хотел сделать нас невозмутимыми, он бы влил нам в вены воду вместо крови!
Человек сомневается, и Бог ведет его.
Все в Рим!
Нужно спасти священный город и защитить Его Святейшество, главу Римской церкви. Нет, эту крепость нашего бога еретикам не свергнуть! Почти на каждом корабле в Рим стекаются добровольцы из разных стран – французы, бельгийцы, ирландцы, испанцы, голландцы и, господи, даже квебекцы…
Прибыв в Париж, Эммануэль направился в отель для иностранных миссионеров, расположенный в доме № 127 по улице дю Бак, напротив часовни Чудотворного медальона. Это одно из пристанищ для провинциалов, прибывающих в Вечный город[166]. Альфред, сын Нальберта, хозяина этого заведения, сам предложил свои услуги папе Пию IX.
На площади он подслушивает разговор двух крепких, полных решимости мужчин, которые говорят, что в случае угрозы правительство применит Кодекс Наполеона[167] во всей его строгости. Говорят, если французы без позволения императора поступят на военную службу за границей или примкнут к воинским соединениям, то они лишатся гражданства[168]. К тому же поступил секретный циркуляр графа Персиньи, министра внутренних дел, в котором он призывает командующих без колебаний «дефранциировать» молодых католиков, соблазнившихся римской авантюрой. Ну и что же! Они считали себя подданными папы Пия IX задолго до того, как оказались подданными Луи Наполеона. Они будут там, где угодно богу, пойдут туда, куда направит их папа, и будут оставаться там столько, сколько потребуется!
Двое молодых людей оповестили Лаваиса, что, если он хочет присоединиться к ним, ему достаточно связаться с депутатом Анатолем Лемерсье[169], который отвечает за вербовку, а затем зайти в Комитет денария святого Петра[170], расположенный в доме № 47 на улице Университе. Перед отъездом нужно уладить некоторые формальности.
Эммануэль покинул столицу в апреле 1861 года. Он прошел через Большой базар Марселя, оставил свой багаж в отеле «Рим»[171] и затем направился в порт Де ля Жюльет, чтобы купить билет на морском вокзале Валери. Сто двадцать франков туда и обратно! На следующий вечер пароход увозит его далеко за пределы страны. Он остался на палубе, чтобы полюбоваться светом маяков на французском побережье. В пропахших краской узких проходах корабля ему встречается множество людей – англичан, венгров, поляков, французов и швейцарцев. Целые полчища бродяг и воров, пришедших сюда, чтобы пополнить войско Гарибальди. Все они были в красных рубахах революции, несмотря на то, что солдатам папы было запрещено носить свою униформу. Кровь вскипала в его жилах, когда он слышал их богохульства в отношении бога и понтифика. Море было неспокойным, и корабль сильно раскачивало, так что некоторые пьяные солдаты могли устроить рыбам обильный пир. Пора спать. Матросы повытаскивали из трюмов множество матрацев, подушек и одеял, и в мгновение ока все судно стало походить на одно большое общежитие.
По прошествии двух ночей и одного дня трудного плавания корабль наконец-то причалил в порту морского города Чивитавеккья. После долгого ожидания на палубу поднялся мужчина в униформе, который собрал у пассажиров паспорта и выдал им взамен маленькие красные билеты. Этот талон позволяет получить обратно свои документы на суше у начальника полиции, похоже, единственного человека, наделенного правом решать, опасны ли вы для папского государства или нет. Выполнив все эти формальности, Эммануэль сел на поезд до Святого города. Дорогой он всматривался в туманный горизонт, пытаясь рассмотреть купол ватиканского собора.
За этот год Пий IX выдал указ своему министру, энергичному и набожному прелату монсеньору де Мероду, собрать армию добровольцев. Возглавить ее понтифик поручил французскому генералу Луи де Ламорисьеру, который был в запасе с тех самых времен, когда принц Наполеон снял с него все полномочия на следующий день после государственного переворота 1851 года. Эммануэль жаждал повстречаться со знаменитыми «древними старцами», получившими такое прозвище потому, что они были пятнадцатью бойцами, которые первыми пришли на помощь папе