[217] Солдаты и священники, короли и королевы, любой, кто выходит на арену, знает, что ему все позволено, и он должен поддержать все с юмором[218]. Наконец, в последний день празднество длится до самой ночи. Вдруг загораются moccoletti, и каждый вооружается одной или несколькими из этих маленьких свечей, превращая улицу в чудесное движущееся зарево. Все думают о том, чтобы погасить чужую свечу и сохранить свою собственную. Знатный сеньор и крестьянка из Абруцци веселятся бок о бок, невзирая на сословное неравенство. Каждый ищет каплю любви и поэзии, скрываясь под своей маской. В эти дни счастливой круговерти сердца забывают о привычной осторожности, чаще попадают на крючок «mazzo di fiori»[219], и многие чувства рождаются из этого беспорядочного сближения стольких людей, которые, кажется, только и живут ради удовольствия.
Мария София тоже, по-видимому, мечтала о тайной, чудесной встрече с человеком, которого выбрало ее сердце. Она воспользовалась веселой суматохой, чтобы найти Эммануэля. Возможно, они пробрались до террасы дворца Фарнезе через обломки строительной площадки, чтобы посмотреть гонки на Виа Джулия. Каждый день выпущенные на свободу полустепные берберийские лошади состязались здесь в скорости. Возможно, они застали и волшебный момент moccoletti…
Во всяком случае, она отдалась душой и телом любви, этой прекрасной мечте всей ее жизни. Она совершила этот поступок без какого-либо угрызения совести, полностью уверенная, как и все влюбленные, что никогда не пожалеет о таком большом счастье.
К тому времени прошел месяц с тех пор, как Эммануэль вернулся к гражданской жизни. Он покинул ряды зуавов за неделю до того, как началось дело с фото порнографического характера[220]. Тем не менее после своего шестимесячного срока, закончившегося в ноябре 1861 года, он только что «сложил оружие»[221]. Почему красивый доброволец сократил эту новую обязанность? Имеет ли его неожиданный отъезд какое-либо отношение к поддельным снимкам? Есть ли его лицо на некоторых этих снимках? Возможно! Они никогда не были обнародованы, никто о них не знает. Изображения, которые используются сегодня для иллюстрации этого неоднозначного факта, датируются 1890 годом, то есть почти через тридцать лет после разразившегося скандала[222]. Кроме того, известно, что один из сотрудников ателье братьев Алессандри, Белисарио Джоджа[223], был обеспокоен ходом расследования. Кто знает, не подделал ли этот художник-ретушер фотографию этого парижского заказчика, приближенного к государыне? Лаваис, гордо скачущий на своей лошади рядом с сестрами Виттельсбах, вероятно, был замечен всеми шпионами.
Уверенно можно утверждать лишь одно: наступает кризис. Несколькими неделями ранее в прессе появилась информация о том, что Святой Отец вернулся в ярости после ужина, на который были приглашены король и королева Неаполя[224]. Мария София промолчала все время, хотя Пий IX неоднократно пытался обращаться к ней с вопросами. Почему она молчала? Был ли Лаваис уволен по приказу папского правительства? Априори, нет. В его военном досье указано, что он был «освобожден», а не «уволен». Возможно, существует и другое объяснение. Юная героиня Гаэты решила распрощаться с этим папой, с этим королем и с Италией. Что касается Эммануэля, то он, возможно, догадывается, что ходят слухи и он не сможет долго продержаться в воинских рядах.
В потоке непрекращающихся нелестных высказываний о ней, клеветы, порожденной делом о порнографических изображениях[225], почти убежденности в том, что ее роман будет бесстыдно раскрыт, Мария София, вероятно, чувствовала себя беззащитной перед таким количеством жестоких недоброжелателей. Чем она может им ответить? Ничем, кроме слабого свидетельства ее невиновности. Возможно, завтра они разрушат ее любовь, но забудут, что она замужем уже три года и что ее брак до сих пор не консумирован[226].
А между тем на карнавальном вечере в театре Аполлона король, подстрекаемый анонимностью благодаря своей маске, не стеснялся подавать руку женщине своих грез, той, с которой он познакомился в Квиринале[227]. Однако этого никто не замечает!
Как можно дальше терпеть эти ловушки и политическое насилие? Есть единственное спасение от этого зла: Марии Софии нужно разорвать его на части и сжечь. Я думаю, что она приняла серьезное решение покинуть своего мужа, Рим и эту страну! Конечно, все складывается против того, чтобы она вернула себе свободу. Она замужем, она – королева и является олицетворением неаполитанского легитимизма. На мой взгляд, она достаточно сильна, чтобы дать отпор социальным и религиозным законам. В остальном же ее честь не подвержена риску, ведь ее репутация уже испорчена! В течение нескольких месяцев она была в восторге от скандальной хроники ее жизни. Сейчас сплетничают о том, что она и ее муж больше не пытаются изображать гармонию в семейной жизни. Пресса не раз упоминает о ее намерении бежать и присоединиться к Сисси в Венеции. Уже даже писали, что она уволила свою прислугу![228] Зачем и дальше поддерживать видимость в глазах всего мира?
Часть VНесчастная любовь
Даже в самом полном блаженстве всегда скрыто жало тревоги, которое побуждает нас не упускать ни единого быстролетного мига счастья; тяжелая скорбь, напротив, бременем своим усыпляет: глаза, утомленные слезами, невольно смыкаются, а это означает, что и в несчастье мы не оставлены милостью провидения[229].
И эта грусть по отнятой усладе,
Грусть, что на нас наваливает груз,
Былую радость растворяя в яде,
Грусть по ушедшим дням мне жестче уз
Сжимала грудь[230].
Бегство в Баварию
Мария София не встретится со своей сестрой-императрицей в городе дожей. Она уедет из Рима вместе со своей младшей сестрой Шпатц, ее фрейлинами, герцогиней де Сан-Чезарио, маркизой де Ренди и принцем Сан-Антимо Руффо[231]. Ее видели в Порто д’Анцио в конце апреля. С приближением лета она кажется все более напряженной, потерянной, бледной.
Наконец, спустя четыре месяца в прессе анонсировали прибытие в Марсель в семь часов вечера испанского фрегата[232], который доставит молодую королеву и ее подданных. Ее Величество дала понять, что хочет сохранить строжайшее инкогнито, чтобы избежать демонстраций, которые не могли не состояться. Виттельсбахи проезжают весь город, добираясь до железной дороги, где они забронировали два вагона, чтобы вернуться в Баварию. После прибытия на вокзал Сен-Шарль около десяти часов вечера дам сопровождают в зал хранения багажа, чтобы избавить их от общественного любопытства в салоне первого класса. Бедная герцогиня де Сан-Чезарио взяла на себя все расходы. Приняв ее за городскую даму, уполномоченные по вопросам безопасности отстранили герцогиню от государыни, из-за чего она с трудом смогла присоединиться к делегации[233].
Лион, Страсбург, Женева… 7 июля 1862 года путешественники прибыли в Мюнхен. Там Марию Софию ожидал восторженный прием. Население не устает приветствовать ее, из-за чего ей приходится несколько раз выходить на балкон королевского дворца рука об руку с королем Баварии, счастливым и гордым славой своей молодой родственницы и преданностью своего народа[234].
Но вот в немецкой газете Neue Augsburger Zeitung высказывают удивление по поводу неожиданного приезда императрицы Елизаветы в Поссенхофен. Позднее об этом рассказывает графиня Лариш…
В мгновение ока герцогская обитель превращается в голубятню, полную птиц, несущих ценные новости. Сисси и австрийский император собственной персоной[235], а также герцог Баварский Максимилиан, четверо его братьев и сестер Виттельсбах[236] внезапно собрались вместе. Суматоха царит на берегах Штарнберга; хаотичное, тревожное возбуждение, похожее на то, что заставляет бабочек лететь на свет, который сожжет их крылышки. Мария София заглянула к врачу герцогской семьи во время своей остановки в Мюнхене. Доктор Генрих Фишер обнаружил, что Мария София ждет ребенка, и от этого у нее перехватило дыхание. Флегматичный отец Виттельсбах ограничился фразой:
– Ну, полно, такое случается. Ничего нового!
Увы, его дочь сообщила о своем бесповоротном решении больше не возвращаться в Рим. Если она родит бастарда, если к тому же она бросит своего мужа, узурпатор Виктор Эммануил будет потирать руки. Тогда у Бурбонов не останется никаких шансов снова занять трон Неаполя. Это печальное событие ставит под сомнение будущее Италии, интересы императора Франца Иосифа, уже и так подавленного триумфом пьемонтского короля, могильщика австрийской Италии[237], уязвляет интересы Его Святейшества. Единственный выход из этой ситуации – замять дело, скрыть беременность и добиться от королевы, чтобы она вернулась в святой город как можно скорее после родов, как будто ничего не произошло.