[35], хотят они сварганить дельце, так сказать, из рук в руки –ни одна не рискует разжать горсть первой. Избери того, кого я тебе прикажу,говорит Елизавета, и я объявлю тебя своей преемницей. Назови меня своейпреемницей, и я изберу, кого ты мне велишь, отвечает ей Мария Стюарт. И ни однане верит другой, потому что каждая намерена обмануть соперницу.
Целых два года тянутся переговоры о замужестве, женихах и преемстве. Но,как ни странно, оба шулера, сами того не желая, подыгрывают друг другу.Елизавете только и нужно, что водить Марию Стюарт за нос, а Марии Стюарт, к еенесчастью, приходится иметь дело с самым медлительным из монархов, Филиппом II.И лишь когда переговоры с Испанией окончательно заходят в тупик и надо ужедумать о других предложениях, Мария Стюарт решает покончить с намеками иэкивоками и безоговорочно приставляет своей милой сестрице к груди пистолет.Она приказывает ясно и недвусмысленно спросить, кого же предлагает Елизаветакак достойного претендента.
Елизавете очень уж неповадно отвечать на вопросы, заданные в столькатегорической форме, а тем более на этот вопрос. Ибо давно уже обиняками далаона понять, кого имеет в виду для Марии Стюарт. В одном из писем онамногозначительно промямлила: она-де «намерена предложить ей такого жениха, чтоникто и не подумал бы, что она может на это решиться». Однако шотландский дворделает вид, будто не понимает намеков, и требует позитивного предложения –назовите имя! Припертая к стене, Елизавета уже не может ограничиться намеками.С усилием выдавливает она из себя имя избранника: Роберт Дадлей.
И тут дипломатическая комедия рискует на минуту превратиться в фарс.Предложение Елизаветы можно понять либо как чудовищное надругательство, либокак чудовищный блеф. Уже одно предположение, что королева Шотландская,вдовствующая королева Французская, может удостоить своей руки какого-тоничтожного подданного, subject своей сестры-королевы, захудалого дворянчика безединой капли королевской крови, по понятиям того времени, близко к оскорблению.Однако наглость предложения усугубляется особым обстоятельством: всей Европеизвестно, что Роберт Дадлей уже многие годы состоит у Елизаветы в потешныхлюбовниках, в партнерах ее эротических игр, и, стало быть, королева Английская,словно свой обносок, дарит королеве Шотландской как раз того человека, скоторым сама она погнушалась вступить в брак. Впрочем, всего лишь несколько летназад тяжелодумная Елизавета играла этой мыслью (именно играла: для нее этовсегда игра). И только когда Эйми Робсарт, жена Дадлея, была найдена убитой призагадочных обстоятельствах, она поспешила отказаться от этого плана, дабы ненавлечь на себя подозрения в соучастии. Сватать дважды скомпрометированногочеловека – во-первых, той темной историей, а также некими интимными отношениямис ней, Елизаветой, – предложить его в мужья Марии Стюарт было из многих грубыхи бестактных выходок, ознаменовавших ее правление, пожалуй, наиболеебестактной.
Чего Елизавета, собственно, добивалась этим непонятным сватовством – вряд ликогда-либо станет ясно. Кто возьмется перевести на язык логики взбалмошнуюприхоть истерической натуры? Мечтала ли она как преданная любовница наградитьлюбовника, которого не осмеливалась взять в мужья, отписав ему по духовной,вместе с правами преемства, самое ценное, чем она располагала, – своекоролевство? Хотела ли просто избавиться от прискучившего ей cicisbeo?[*] Надеялась ли через преданного человека вернеедержать соперницу в узде? А может быть, она лишь испытывала любовь Дадлея?Мечтала ли она о partie à trois[*] –объединенном любовном хозяйстве? Или же это просто фортель, рассчитанный на то,что Мария Стюарт своим отказом проявит себя неблагодарной? Каждое из этихпредположений законно, но скорее всего причудница и сама не знала, чего она,собственно, хочет: по-видимому, то была опять лишь игра воображения, ведь ейтак свойственно играть решениями и людьми. Трудно себе представить, чтопроизошло бы, отнесись Мария Стюарт серьезно к предложению выйти замуж заотставного любовника английской королевы. Быть может, Елизавета, внезапноодумавшись, запретила бы Дадлею этот брак и, унизив соперницу оскорбительнымсватовством, осрамила бы ее вдобавок позорным отказом.
Для Марии Стюарт предложение выйти замуж за претендента некоролевской крови– это нечто вроде дерзостного богохульства. Неужто его госпожа серьезно думает,что она, помазанница божия, позарится на какого-то «лорда Роберта», спрашиваетона посланца под впечатлением свежей обиды. Но она сдерживает недовольство имило улыбается: такую опасную противницу, как Елизавета, не стоитпреждевременно гневить столь резким отказом. Надо сперва выйти за испанскогоили французского престолонаследника, а там она сполна рассчитается заоскорбление. В этом поединке сестер один нечестный поступок неизменно вызываетответный – на коварное предложение Елизаветы следует лживое заверение МарииСтюарт в дружбе и признательности. Итак, Дадлея не отвергают в Эдинбурге, какпретендента, боже сохрани, королева делает вид, будто клюнула на эту удочку,что позволяет ей разыграть презабавный второй акт. Сэр Джеймс Мелвилоткомандировывается с официальным поручением в Лондон, якобы для того, чтобыначать переговоры о кандидатуре Дадлея, а на самом деле – чтобы еще большезапутать этот клубок лжи и притворства.
Мелвил, самый преданный из дворян Марии Стюарт – искусный дипломат, но ещеболее искусное перо: он умеет не просто писать, но и живописать, за что мы емуособенно благодарны. Его поездка к английскому двору подарила миру самое живоеи яркое изображение Елизаветы в приватной обстановке, а также одну из самыхблестящих исторических комедий. Елизавете хорошо известно, что этот светскийчеловек провел долгие годы при французском и германском дворах, и она пускаетсяво все тяжкие, чтобы блеснуть перед ним именно своими женскими достоинствами,не подозревая, что его беспощадная память удержит и увековечит для истории всеее кокетливые благоглупости и ужимки. Женское тщеславие частенько подводитЕлизавету; так и сейчас неисправимая кокетка, вместо того чтобы убеждать послашотландской королевы доводами политической мудрости, старается прежде всегоочаровать мужчину своими личными совершенствами. Она показывается ему во всемблеске. В необъятном своем гардеробе – три тысячи платьев насчитали после еесмерти – она выбирает самые дорогие туалеты и появляется одетая то поанглийской, то по французской, то по итальянской моде, в щедром декольте,открывающем обширные перспективы, щеголяет своей латынью, своим французским иитальянским и с ненасытной жадностью вбирает в себя безграничное, по-видимому,восхищение посла. А все же его комплименты, хоть и выраженные в превосходнойстепени, – она-де чудо как хороша, и умна, и образованна – ее не удовлетворяют,ей непременно хочется – «Скажи, зеркальце на стене, кто красивее во всейстране» – именно от посла шотландской королевы услышать, что он восхищен ею какженщиной больше, чем своей госпожой. Пусть скажет, что она либо красивее, либоумнее, либо образованнее, нежели Мария Стюарт. И она распускает перед ним своинеобычайно густые волнистые волосы, рыжие с красноватым отливом, и спрашивает,лучше ли волосы у Марии Стюарт, – каверзный вопрос для посланца королевы!Мелвил с честью выходит из затруднения, ответствуя с соломоновой мудростью, чтов Англии ни одна женщина не сравнится с Елизаветой, а в Шотландии ни одна непревосходит красотой Марию Стюарт. Но такое «и нашим и вашим» не удовлетворяеттщеславную кокетку: снова и снова расточает она перед ним свои чары – садитсяза клавесин и даже поет под лютню. Волей-неволей Мелвил, памятуя поручениеобвести Елизавету вокруг пальца, снисходит до признания, что лицо у нее белее,что она искуснее играет на клавесине и в танцах держится лучше, чем МарияСтюарт. Увлеченная самовосхвалением, Елизавета забывает о настоящей цели ихсвидания, когда же Мелвил сворачивает на эту щекотливую тему, Елизавета ужеопять играет роль: прежде всего она достает из ящика миниатюру Марии Стюарт инежно ее целует. Со слезой в голосе принимается она рассказывать, как мечтаетлично встретиться с Марией Стюарт, своей возлюбленной сестрицей (на самом делеона всю свою жизнь не жалела усилий, чтобы так или иначе расстроить всепредстоящие им свидания); если верить словам этой отпетой актрисы, то дорожевсего для нее знать, что ее соседка королева счастлива. Но у Мелвила трезваяголова и ясный взгляд. Разученной декламацией его не обманешь; подытоживая всевиденное и слышанное, он сообщит в Эдинбург, что Елизавета всеми своими речамии поступками лишь увиливала от правды, проявляя великое притворство, смятение истрах. Когда же Елизавета отважилась на вопрос, что думает Мария Стюарт о бракес Дадлеем, опытный дипломат воздержался как от решительного «нет», так и отясного «да». Уклончиво заявляет он, что Мария Стюарт еще недостаточно обдумалаэто предложение. Но чем больше он уклоняется, тем резче настаивает Елизавета.«Лорд Роберт, – говорит она, – мой лучший друг. Я люблю его как брата и никогдабы не искала себе другого мужа, если бы решилась выйти замуж. Но так как я нечувствую к сему склонности и бессильна себя побороть, то я желала бы, чтобы, покрайней мере, сестра моя избрала его, ибо я не знаю никого более достойногоделить с ней мое наследие. А для того, чтобы моя сестра не ценила его слишкомнизко, я намереваюсь через несколько дней возвести его в сан графа Лестерскогои барона Денбийского».
И действительно, по прошествии нескольких дней – третий акт комедии –совершается со всей пышностью и блеском означенная церемония. Лорд РобертДадлей преклоняет колена перед своей, государыней и возлюбленной, чтобы встатьс колен уже графом Лестером. Но даже в эту патетическую минуту женщина вЕлизавете сыграла с королевою недобрую шутку. Возлагая на верного слугуграфскую корону, любовница не может удержаться, чтобы не потрепать по головкемилого дружка; так торжественная церемония оборачивается фарсом, и Мелвил