как наиболее подходящий день: гнусность исполнения должна превзойти даженизость замысла.
В то время как Елизавета и ее министры уже много недель как посвящены во всеподробности заговора (она, однако, забывает остеречь «сестрицу»), в то времякак Меррей держит на границе оседланных лошадей, а Джон Нокс готовит проповедь,где прославляет свершившееся убийство как деяние, «заслуживающее всяческойхвалы» («most worthly of all praise»), всеми преданная Мария Стюарт и неподозревает о готовящемся покушении. Как раз за последние дни Дарнлей(предательство вдвойне презренно своим притворством) на удивление кроток, иничто не предвещает ей ночи ужасов и роковых предопределений на долгие, долгиегоды – ночи, что наступит вслед за гаснущим вечером 9 марта. Риччо, правда,получил остережение, писанное незнакомой рукой, но не обратил на него внимания,так как, желая усыпить его недоверие, Дарнлей после обеда предлагает ему партиюв мяч; весело и беспечно откликается итальянец на зов своего бывшего доброгоДруга.
Тем временем спустился вечер. Мария Стюарт, как всегда, распорядиласьсервировать ужин в малой башенной комнате, смежной с ее опочивальней, во второмэтаже; это – небольшое помещение, где собираются только самые близкие. Вот онирасположились в тесной привычной компании, несколько дворян и сводная сестраМарии Стюарт, окружая тяжелый дубовый стол, освещенный свечами в серебряныхжирандолях. Против королевы, богато разодетый, словно знатный вельможа, сидитДавид Риччо, в шляпе a la mode de France[*], вузорчатом кафтане с меховой опушкой; он острит и развлекает общество, а послеужина они немного помузицируют или еще как-нибудь с приятностью проведут время.Поначалу никого не удивляет, что занавес, скрывающий вход в королевскуюопочивальню, отдергивается и входит Дарнлей, король и муж; все встают, редкомугостю освобождают место за тесным столом, рядом с его супругой, он осторожнообнимает ее и запечатлевает на ее губах иудин поцелуй. Оживленная беседа несмолкла, ласково, радушно бренчат тарелки, позванивают стаканы.
И тут снова поднимается занавес. Но на этот раз все вскакивают в удивлении,в досаде, испуге: на пороге, словно черный ангел, в полном вооружении стоит собнаженным мечом в руке один из заговорщиков, лорд Патрик Рутвен, которого всебоятся и считают чернокнижником. Сегодня его бледное лицо кажется восковым;хворый, в горячке, встал он с одра болезни, чтоб не упустить столь славногодела. Неумолимо оглядывают всех его налитые кровью глаза. Охваченная недобрымпредчувствием, королева – ибо никому, кроме ее мужа, не разрешено пользоватьсяпотайной витой лесенкой, что ведет в опочивальню, – грозно спрашивает, ктопозволил ему войти без доклада. Хладнокровно и сдержанно возражает Рутвен, чтони ей, ни кому другому нечего опасаться. Он явился сюда только ради «yonderpoltroon David»[*].
Риччо бледнеет под своей роскошной шляпой и конвульсивно хватается за стол.Он понял, что его ждет. Только его госпожа, только Мария Стюарт может егоспасти, король не делает и попытки указать наглецу на дверь, а сидит,безучастный и смущенный, как будто это его не касается. И Мария Стюартдействительно заступается за него. Она спрашивает, в чем обвиняют Риччо, какоеон совершил преступление.
Рутвен только презрительно пожимает плечами.
– Спросите у вашего мужа. «Ask your husband».
Мария Стюарт невольно поворачивается к Дарнлею; Но в решительную минуту этоничтожество, которое уже неделями только и делает, что призывает к убийству,сразу съеживается. Он не решается открыто и прямо присоединиться к своимсотоварищам.
– Ничего я не знаю, – мямлит он смущенно и прячет глаза.
Но из-за занавеса снова доносятся гулкие шаги и бряцание оружия.Заговорщики гуськом поднялись по тесной лестнице, и теперь их латы железнойстеной преграждают Риччо выход. Бежать невозможно. И Мария Стюарт пускается впереговоры, чтобы выручить верного слугу. Если Давид в чем виноват, она самапривлечет его к суду, и он ответит перед дворянами в парламенте, а сейчас,приказывает она, пусть Рутвен и прочие очистят ее покои. Но бунтовщики невнемлют. Рутвен двинулся к помертвевшему Риччо, чтобы схватить его, но туткто-то накинул на итальянца петлю и потащил его к выходу. В поднявшейсясуматохе перевернулся стол и погасли свечи. Слабосильный безоружный Риччо,никакой не герой и не воин, вцепился в платье королевы, пронзительно звучит вобщей свалке его истошный, дикий вопль:
– Madonna, io sono morto, giustizia, giustizia![*]
Кто-то из заговорщиков поднимает пистолет и наводит на королеву, и он,конечно, спустил бы курок, как предусмотрено заговором, если бы его не толкнулпод руку сосед, а Дарнлей, обхватив руками отяжелевшее тело беременной женщины,держит ее, пока остальные тащат из комнаты дико визжащую и отчаянносопротивляющуюся жертву. Последний раз, когда его волокут через спальнюкоролевы, делает Риччо попытку ухватиться за ножку кровати, и бессильная МарияСтюарт слышит его крики о помощи, но тут ему безжалостно обрубают пальцы итащат в соседнюю парадную палату. Там они, озверев, наваливаются на него.Предполагалось будто бы только взять секретаря под стражу и на следующий деньвсенародно повесить на рыночной площади. Но заговорщики обезумели отвозбуждения. Взапуски набрасываются они на беззащитного итальянца, снова иснова колют его кинжалами; пролитая кровь ударила им в голову; не помня себя отярости, они и друг другу наносят раны. Весь пол в крови, а они все неунимаются. И только когда судорожно бьющееся тело, истекающее кровью изпятидесяти с лишним ран, совсем затихает и последнее дыхание жизни уходит изнего, они отваливаются от своей жертвы. Истерзанной жуткой грудой мясавыбрасывают они из окна во двор труп того, кто был верным другом МарииСтюарт.
В неистовстве ловит Мария Стюарт каждый предсмертный вопль преданного слуги.Она не в состоянии оторваться неповоротливым телом от ненавистного мужа,держащего ее в железных тисках, но всеми силами неукротимой души восстает онапротив неслыханного унижения, которое собственные подданные нанесли ей в еедоме. Дарнлей может стиснуть ей руки, но не зажать рот. Задыхаясь, вбезрассудной ярости, она выплевывает ему в лицо всю смертельную ненависть.Изменником называет она его и сыном изменника и казните, себя за то, что такоеничтожество возвела на трон: если до сих пор в этой женской душе жила толькосмутная антипатия к мужу, то теперь это чувство крепнет и кристаллизуется внепреходящее, неугасимое презрение. Тщетно старается Дарнлей перед нейоправдаться. Он осыпает ее упреками: сколько раз за эти месяцы она неподпускала его к себе, да она этому чужаку Риччо уделяла куда больше времени,чем ему, своему супругу. Но и Рутвена, который входит в комнату и,обессиленный кровавой работой, в изнеможении падает на стул, не щадит МарияСтюарт, она угрожает ему великими опалами. Будь Дарнлей способен читать в еевзоре, он ужаснулся бы убийственной ненависти, которая неприкрыто в нем пылает.Да, будь он хоть немного прозорливее и умнее, он должен был бы почуять всюопасность ее клятвы, что она больше не считает его своим мужем и не даст себени сна, ни покоя, пока он не узнает таких же страданий, какие рвут ее сердце начасти. Но нет, Дарнлей способен лишь на мизерные, плоские чувства и побуждения,он не в силах понять, как смертельно ранена ее гордость, он и не подозревает,что она в этот миг произнесла ему приговор. Дряблая душонка, мелкий изменник,позволяющий каждому водить себя за нос, он воображает, что теперь, когда этаобессилевшая женщина умолкла и как будто безвольно дает увести себя вопочивальню, ее гордый дух окончательно сломлен и она снова ему покорится. Носкоро он узнает, что ненависть, умеющая молчать, во сто крат опаснее, чем самыенеистовые речи, и что тот, кто смертельно оскорбит эту неукротимую женщину, самсебя обречет смерти.
Крики итальянца о помощи, звон оружия в королевских покоях всполошили весьзамок: с обнаженными мечами выскакивают из своих спален верные слуги королевы –Босуэл и Хантлей. Но заговорщики и это предусмотрели: Холируд со всех сторонокружили их вооруженные слуги, они сторожат подступы к замку, чтобы никто изгорода не подоспел на выручку королеве. Босуэлу и Хантлею ничего не остается –столько же для спасения своей жизни, сколько и для того, чтобы вызвать подмогу,– как выскочить в окно. Когда они прискакали с тревожной вестью, что жизнькоролевы в опасности, городской профос[42]приказал бить в набат, и встревоженные обыватели поспешили за городские ворота,стремясь увидеть свою королеву и говорить с ней. Но, вместо королевы к нимвыходит Дарнлей и облыжно заверяет, будто ничего не случилось: просто в замкепойман иностранный шпион, намеревавшийся ввести в страну испанские войска, но сним удалось расправиться. Профос, конечно, не смеет усомниться в королевскомслове: притихнув, расходятся честные горожане по домам, а между тем МарияСтюарт, которая тщетно рвалась передать весточку своим верным, надежно запертау себя в опочивальне. Ни придворным дамам, ни горничным и камеристкам нетдоступа к королеве, у всех дверей и ворот замка выставлен тройной караул:впервые в жизни в эту ночь Мария Стюарт превращается из королевы в пленницу.Заговор удался на славу. Во дворе замка валяется в луже крови истерзанный трупее лучшего слуги, шайку ее врагов возглавляет король Шотландии в чаяниизавладеть обещанной короной, тогда как сама она не вправе переступить порогсвоей опочивальни. В мгновение сброшена она с головокружительной высоты,бессильная, всеми покинутая, без помощников и друзей, окруженная ненавистью инасмешкой. Казалось, все рухнуло для нее в эту страшную ночь. Но под молотомсудьбы только крепнет и закаляется пламенное сердце. Всегда и неизменно, когдана карту поставлена ее свобода, ее честь и корона, Мария Стюарт обретает в себебольше сил, чем найдется у всех ее помощников и слуг, вместе взятых.