в мельчайших подробностях план побега, и не думает прощать убийц. Но, чтобыусыпить бдительность бунтовщиков, она готова на великодушные уступки. Спустясорок восемь часов после убийства весь эпизод, вместе с растерзанным теломРиччо, по-видимому, погребен и предан забвению: все притворяются, будто ничегоне случилось. Прикончили какого-то музыкантишку – велика важность! Скоро ниодна душа не вспомнит о безвестном бродяге и в Шотландии водворится мир.
Устный пакт заключен. И все же заговорщики не решаются снять караул передпокоями королевы. Какое-то смутное беспокойство гложет их. Наиболее догадливымиз них слишком знакома гордость Стюартов, чтобы поддаться на заманчивыеуверения, будто Мария Стюарт от чистого сердца готова простить и забыть подлоеубийство своего слуги. Им кажется, что куда вернее держать неукротимую женщинупод замком, отнять у нее всякую возможность мести: на свободе, чувствуют они,она станет для них постоянной угрозой. Им также не нравится, что Дарнлей то идело бегает на ее половину и о чем-то подолгу шушукается с мнимобольной. Они поопыту знают, как мало нужно, чтобы вертеть этим мозгляком, как вздумается.Открыто говорят они о том, что Мария Стюарт хочет перетянуть его на своюсторону. Они убеждают Дарнлея не верить ни одному ее слову и заклинают непредавать их, в противном случае – справедливое пророчество! – и ему и ейпридется худо. И хотя лгунишка клянется, что все прощено и забыто, ониотказываются снять охрану, прежде чем королева письменно не гарантирует имполную безнаказанность. Как для убийства, так и для отпущения убийствадомогаются эти друзья законности одного: писаной грамоты – «бонда».
Очевидно, многоопытным матерым клятвопреступникам мало сказанного слова – имли не знать, сколь оно эфемерно и легковесно! – подавайте им отпускную грамоту!Однако Мария Стюарт не намерена официально обязываться перед убийцами – дляэтого она слишком осторожна и самолюбива. Никто из этих негодяев не сможетпохвалиться «бондом» за ее подписью! Но, решив не давать заговорщикамотпускной, она с тем большей готовностью изъявляет согласие: все, что ей нужно,– это как-нибудь дотянуть до вечера. Дарнлею – он опять как воск в ее руках –дается унизительное поручение удерживать в узде своих вчерашних сообщниковмнимой приязнью и обещаниями высочайшей подписи. Словно преданная нянька,вертится он среди мятежников и вместе с ними вырабатывает текст отпущения;остановка единственно за подписью Марии Стюарт. К сожалению, время позднее,заверяет их Дарнлей: королева утомилась и почивает. Но он клянется – что стоитлжецу солгать лишний раз! – завтра же утром вручить им грамоту за высочайшейподписью. Раз король дает такое обещание, не верить ему – значит оскорбить его.В доказательство своей доброй воли заговорщики снимают стражу у покоевкоролевы. Марии Стюарт только того и нужно. Путь к побегу ей открыт.
Как только караульные ушли, Мария Стюарт вскакивает с мнимого одра болезни иэнергично готовится к отъезду. Босуэл, Хантлей и прочие друзья за стенами замкадавно предупреждены: в полночь оседланные лошади будут ждать у погоста в тениограды. Главное теперь – обмануть бдительность заговорщиков, и постыдноепоручение оглушить и одурманить их вином и знаками своей милости снова, подобнодругим неблаговидным делишкам, выпадает на долю Дарнлея. По приказу королевы онзовет своих вчерашних сообщников на веселый пир, гости бражничают, и праздникпримирения затягивается до глубокой ночи; когда же собутыльники, нагрузившись,отправляются на боковую, обуянный усердием Дарнлей даже не решается изосторожности вернуться в покои королевы. Но лорды слишком уверены в своемтриумфе, чтобы быть начеку. Королева обещала их помиловать, сам король в томпорукой, Риччо покоится в земле, а Меррей вернулся в Шотландию – зачем жераздумывать и оглядываться? Опьяненные вином и победой, заваливаются лорды наотдых, чтобы отоспаться после тревожного дня.
Полночь, тишина стоит в коридорах спящего замка, как вдруг где-то наверхуосторожно приотворяется дверь. Ощупью крадется Мария Стюарт через помещения дляслуг и по лестнице – вниз, в подвал, откуда подземный ход ведет в кладбищенскиекатакомбы. Ледяным холодом веет в мрачном подземелье, от вечной сырости каплетсо сводов и стропил. Зажженный факел отбрасывает пляшущие тени на черные, какночь, стены, на прогнившие гробы и сваленные в кучи человеческие кости. Но вотповеяло свежим, чистым воздухом, они у выхода! А теперь только пересечькладбище и добежать до ограды, за которой ждут друзья с оседланными конями! Нотут Дарнлей обо что-то спотыкается и едва не падает, королева подбегает, и обас содроганием видят, что стоят перед свеженасыпанным холмом – могилой ДавидаРиччо.
Последний удар молота – он еще больше закалит броню, в которую одето сердцеоскорбленной женщины. Она знает: перед ней теперь две задачи – восстановитьпобегом свою королевскую честь и даровать миру сына, наследника престола. А тамотмщение всем, кто так ее унизил! Отмщение и тому, кто сейчас по глупостистарается ей услужить! Не колеблясь ни секунды, вскакивает беременная на пятоммесяце женщина в мужское седло к Артуру Эрскину, верному начальнику еелейб-гвардии; под защитой чужого она чувствует себя в большей безопасности, чемс мужем; кстати, тот, не дожидаясь, шпорит коня, торопясь унести ноги. ТакЭрскин и цепляющаяся за него Мария Стюарт мчатся галопом на одном коне вседвадцать с лишним миль до замка лорда Сетона. Там ей наконец дают коня и стражув две сотни, всадников. Новый день беглянка встречает уже повелительницей. Кобеду она доскакала до своего замка Данбар. Но вместо того чтобы отдохнуть,дать себе покой, сразу же берется за дела: мало называться королевой, в такиеминуты должно бороться, чтобы и в самом деле ею быть. Она диктует и пишетписьма во все концы: надо кликнуть клич верным присяге дворянам, брать войскопротив засевших в Холируде бунтовщиков. Жизнь спасена, но дело идет о короне, очести! Неизменно, когда настает час мщения, когда страсти пожаром бушуют в еекрови, эта женщина не знает ни слабости, ни усталости; только в такие великие,решающие мгновения открывается, какие силы таит в себе это сердце.
Недоброе пробуждение ждет наутро холирудских заговорщиков: замок опустел,королева бежала, их побратим и покровитель Дарнлей исчез вместе с ней. Но несразу доходит до них вся полнота поражения: слишком велика их надежда накоролевское слово Дарнлея, на то, что генеральное отпущение грехов,составленное накануне при его участии, остается в силе. Да и в самом деле,трудно представить себе подобное предательство. Они все еще не верят обману.Смиренно шлют они в Данбар своего посланца, лорда Семпила, просить у государыниобещанную грамоту. Три дня заставляет Мария Стюарт вестника мира томиться узапертых ворот, словно перед новой Каноссой[45]; нет, она не унизится до переговоров с бунтовщиками, темболее что Босуэл уже собрал войска.
Только теперь страх ледяной струей пробегает по спине у заговорщиков, быстроредеют их ряды. Один за другим пробираются они черным ходом к королевевымаливать прощение; их коноводы, такие, как Рутвен, первым схватившийитальянца, или Фодонсайд, дерзнувший навести на королеву пистолет, разумеется,понимают, что не дождутся милости. Поспешно покидают они Шотландию, и вместе сними бежит на сей раз и Джон Нокс, слишком рано и слишком громко восславившийубийство итальянца как богоугодное дело.
Если бы королева вольна была слушаться обуревающей ее жажды мести, она быпримерно покарала бунтовщиков, внушила бы неугомонной банде знатных смутьянов,что нельзя безнаказанно бунтовать против нее. Но опасность была слишком велика,и в будущем придется ей действовать с большим умом и коварством. Меррей, еесводный брат, конечно, был осведомлен о заговоре – то-то он подоспел таквовремя, – но сам в измене не участвовал; и Мария Стюарт понимает, что этогосильного человека лучше не трогать. Для того чтобы не слишком многихвосстановить против себя, она предпочитает кое на что закрыть глаза. Ибовздумай она всерьез судить мятежников, разве не пришлось бы ей в первую очередьпризвать к ответу Дарнлея, собственного супруга, – ведь это он ввел к нейзаговорщиков, а во время убийства держал ее за руки. Но, памятуя о скандале сШателяром, так невыгодно сказавшемся на ее репутации, она не может допустить,чтобы муж ее выступил в роли рогоносца, защищающего свою честь. Semper aliquidhaeret[*]. Лучше представить дело так, будтоон, главный подстрекатель и зачинщик, не имел к убийству отношения. Правда,трудно выгородить того, кто собственноручно подписал два «бонда», кто заключилпо всей форме контракт, где наперед гарантировал заговорщикам полнуюбезнаказанность, кто свой собственный кинжал – его нашли потом торчащим вистерзанном трупе итальянца – сунул кому-то из убийц. Но не ищите у марионеткини воли, ни чести: стоило Марии Стюарт прибрать его к рукам, как Дарнлейпослушно пляшет под ее дудку. Торжественно возглашает герольд на главнойплощади Эдинбурга самую беззастенчивую ложь века, скрепленную «словом и честьюпринца», о том, что он непричастен к «изменническому заговору», «treasonableconspiracy», и что сущая ложь и клевета, будто заговорщики действовали «с еговедома, совета, приказа и согласия», тогда как король не только «counseled,commanded, consented, assisted», что известно каждому встречному и поперечному,но и официально «approved» – благословил бунтовщиков на измену. Кажется, трудновообразить более жалкую роль, чем та, какую этот слабовольный человек играл вовремя убийства, но на этот раз Дарнлей превосходит самого себя: лжеприсягой,данной на эдинбургской площади перед лицом всей страны и народа, он сам себеподписал приговор. Из всех, кому Мария Стюарт поклялась отомстить, никого онане покарала так жестоко, как Дарнлея, выставив своего втайне презираемогосупруга на открытое поругание всего света.
Итак, на убийство наброшен белоснежный саван лжи. С громко возвещаемымторжеством, под звуки фанфар возвращается в Эдинбург королевская чета во вновь