обретенном согласии. Все как будто улажено и умиротворено. Чтобы соблюсти некуювидимость правосудия и вместе с тем никого не испугать, вешают каких-тослучайных горемык, ничего не ведающих солдат и холопов: пока господа –повелители кланов орудовали наверху кинжалами, слуги, выполняя приказ, стоялина часах у ворот. Знатным же господам все сходит с рук. Итальянцу – слабоеутешение для мертвеца – отводят почетное место упокоения на королевскомкладбище, а в должность усопшего вступает его родной брат; на этом трагическийэпизод исчерпан и предан забвению.
После всех этих передряг и волнений королеве остается еще одно немаловажноедело, которое больше чем что-либо может укрепить ее сильно пошатнувшеесяположение: благополучно произвести на свет престолонаследника. Только как матькороля будет она неприкосновенна, не как супруга этого ничтожества, этогокороля-марионетки. С тревогой ждет она своего трудного часа. Странное уныние иподавленность овладевающею, особенно в последние недели. Гнетет ли еенеотвязной тенью воспоминание о смерти Риччо? Предвидит ли она обостреннымичувствами наступление неминуемых бед? Во всяком случае, она пишет своюпоследнюю волю. Дарнлею завещает она перстень, тот самый, что он надел ей напалец в день их свадьбы, но и Джузеппе Риччо, Босуэл и четыре Марии не забыты;впервые беспечная, отважная женщина страшится смерти или какой-то еще неведомойугрозы. Она покидает Холируд, где после той трагической ночи не чувствует себябольше в безопасности, и переезжает в куда менее удобный, но высокорасположенный и хорошо укрепленный Эдинбургский замок, чтобы там ценою жизни,если придется, даровать жизнь наследнику шотландской и английской короны.
Утром 9 июня грохот пушек в замке возвещает городу счастливую весть.Родился наследник, отпрыск Стюартов, король Шотландский, отныне пагубномуженскому правлению конец. Заветная мечта матери, единодушное желание всейстраны, ждущей мужского потомства Стюартов, наконец-то сбылись. Но едва даровавсыну жизнь, Мария Стюарт уже чувствует себя обязанной утвердить его положение.Ей, вероятно, слишком хорошо известно, что ядовитые сплетни, которые нашепталиДарнлею заговорщики, слушки, будто она нарушила супружеский долг с Риччо,просочились и за стены замка. Она знает, с какой радостью в Лондоне ухватятсяза любой повод подвергнуть сомнению законное происхождение ее наследника, атам, возможно, и его право на престол. И она хочет заранее, перед всем миром,раз и навсегда пресечь эту наглую ложь. Она зовет Дарнлея к себе в спальню ипри всех показывает ему ребенка со словами:
– Бог даровал нам с тобой сына, зачатого тобой и только тобой.
Дарнлей смущен, ведь не кто, как он сам, обуреваемый болтливостью ревнивца,помог распространить позорную клевету. Что может он ответить на такоеторжественное заявление? Скрывая замешательство, он наклоняется кноворожденному и целует его.
Но Мария Стюарт, взяв младенца на руки, снова громко повторяет:
– Перед богом свидетельствую, как на Страшном суде, что это твой сын и нет унего другого отца, кроме тебя! И всех присутствующих здесь мужчин и женщинпризываю в свидетели, что это в такой мере твое дитя, что я боюсь, как бы емуне пришлось когда-нибудь пожалеть об этом.
Великая клятва – и более чем странное опасение: даже в столь торжественнуюминуту оскорбленная мать не в силах скрыть свое недоверие к Дарнлею; дажесейчас не может она забыть, как жестоко этот человек обманул и ранил ее. Послеэтих достаточно знаменательных слов она протянула ребенка сэру УильямуСтандону, одному из своих лордов.
– Вот принц, который, я надеюсь, впервые объединит оба королевства –Шотландию и Англию.
– Но почему же, Madame? – слегка оторопев, спрашивает Стандон. – Как можетон опередить ваше величество и своего отца?
И снова с упреком отвечает Мария Стюарт:
– Потому что его отец расстроил наш союз.
Пристыженный Дарнлей старается урезонить разгневанную супругу.
– Разве это не противно твоему обещанию все забыть и простить? – спрашиваетон в огорчении.
– Простить я все прощу, – отзывается королева. – Но забыть не в силах. Еслибы Фодонсайд тогда спустил курок, что сталось бы с ним и со мной? Один богведает, что бы они с тобой сделали.
– Madame, – останавливает ее Дарнлей, – не будем вспоминать прошлое.
– Хорошо, – отвечает королева, – не будем вспоминать.
На том и кончился разговор, насыщенный громами и предвещающий грозу. ОднакоМария Стюарт даже в свой трудный час сказала полуправду, заявив, что ничего незабыла, но все готова простить; ибо никогда ни в этом замке, ни в этой странене будет больше мира, пока кровь не прольется за кровь и насилием не воздаетсяза насилие.
Не успела мать разрешиться от бремени, а ребенок увидеть свет, как ровно вполдень сэр Джеймс Мелвил, испытанный и надежный посланец, садится на коня.Вечером он уже на границе, ночью отдыхает в Берике, а наутро снова мчит во весьопор. Двенадцатого июня вечером – блестящий спортивный рекорд – въезжает он навзмыленном коне в Лондон. Там ему сообщают, что Елизавета дает бал в своемГринвичском дворце; презрев усталость, пересаживается гонец на свежего коня илетит дальше, чтобы еще этой ночью передать свою весть.
Елизавета соизволила даже протанцевать на этом пышном празднестве – послепродолжительной и тяжкой болезни она радуется вновь обретенному здоровью.Веселая, оживленная, густо нарумяненная и напудренная, в своей помпезной пышнойробе напоминая экзотический тюльпан, она, как всегда, окружена вернымипаладинами. Но тут к ней, раздвигая ряды танцующих, протискивается еегосударственный секретарь Сесил, за которым следует Джеймс Мелвил. Сесилподходит и шепотом сообщает королеве, что у Марии Стюарт родился наследник,сын.
Елизавета как правительница – великая дипломатка, в совершенстве владеющаясобой и понаторевшая в искусстве скрывать свои истинные чувства. Но эта вестьпоражает в ней женщину, кинжал вонзился в живое тело. А как женщина Елизаветаболезненно чувствительна и не всегда владеет своими нервами. Она такошеломлена, что ее гневные взгляды, ее стиснутые губы забывают лгать. Лицо еезастыло, кровь отлила от щек, судорожно сжаты руки. Она приказывает музыкантамзамолчать, танец внезапно обрывается, и королева поспешно покидает зал,чувствуя, что нервы ее не выдержат. И только добравшись до своей опочивальни,среди обступивших ее в испуге прислужниц, дает она себе волю. Со стоном, подтяжестью горя, рухнула она на стул и разразилась рыданиями:
– У королевы Шотландской родился сын, а я, я иссохший, мертвый сук!
Ни разу за семьдесят лет жизни глубокая трагедия этой обреченнойдевственницы не раскрывалась с такой очевидностью, как в ту секунду; ни разутак отчетливо не промелькнула ревниво оберегаемая тайна – сколь тяжко этойженщине, зачахшей от неспособности любить и от сознания своего бесплодия, нестисвой крест, – как именно в этом возгласе, вырвавшемся из самых женских, самыхсокровенных, самых незамутненных родников ее существа, подобно внезапнохлынувшему потоку крови. Чувствуется, что все царства мира отдала бы она заобычное, ясное, естественное счастье – быть просто женщиной, простовозлюбленной, просто матерью. Любое другое преимущество, любую удачу она, привсей своей ревности, быть может, и простила бы Марии Стюарт. Но эта будит в нейсмертельную зависть, ибо в ней возмущено самое заветное чувство и желание –быть матерью.
Но уже на следующее утро Елизавета опять только королева, толькоженщина-политик и дипломат. В совершенстве владеет она своим испытаннымискусством скрывать злобу, недовольство, а порой и жгучее страдание под завесоюхолодных величавых слов. Наведя на лицо милостивую улыбку, принимает онаМелвила с положенными почестями: если верить ее словам, более приятной вести ейне приходилось слышать. Она велит посланцу передать Марии Стюарт самыесердечные пожелания, она повторяет свое обещание быть восприемницейноворожденного и даже готова, если представится возможность, приехать накрестины. Именно потому, что она завидует счастью данной ей роком сестры, она,вечная лицедейка собственного величия, хочет выступить перед миром в ролидоброй феи.
Итак, снова мужественной сопернице выпала счастливая карта, все опасностикак будто миновали, все трудности словно чудом преодолены. Еще раз отступилитучи, с первой же минуты трагически нависшие над судьбой Марии Стюарт; но того,кто отважен духом, ничему не научат минувшие испытания, а разве лишьраззадорят. Мария Стюарт родилась не для спокойствия и счастья, какие-тонеоборимые силы управляют ею изнутри. Никогда события и случайности внешнейжизни не придают человеческой судьбе ее окончательного смысла и формы. Тольковрожденные, только изначальные законы формируют жизнь – или разрушают ее.
10. В непроходимых дебрях(с июля по Рождество 1566)
Рождение ребенка знаменует в трагедии Марии Стюарт как бы завершениепервого, вступительного акта. Ситуация внезапно драматически заостряется, всетрепещет, все до предела напряжено внутренними неразрешимыми конфликтами. Новыехарактеры и персонажи вступают в строй, меняется место действия, трагедия изполитической становится личной. До сего времени Мария Стюарт боролась смятежниками в собственной стране и с враждебными силами за рубежом, теперь жена нее обрушивается новый враг, беспощаднее всех ее лордов и баронов: еесобственные чувства поднимают мятеж, женщина в Марии Стюарт объявляет войнукоролеве. Властолюбие впервые отступает перед властью крови. Одержимаястрастью, легкомысленно разрушает пробудившаяся женщина то, что рачительнаямонархиня с трудом сберегала; как в омут, бросается она с поистине великолепнойбезоглядностью в еще невиданную историей экзальтацию страсти, все забывая, всеувлекая в своем падении – честь, закон и мораль, свою корону, свою страну, –новоявленная трагическая героиня, которую трудно было предугадать в прилежнойдобронравной принцессе или в бездумно чего-то ждущей кокетливой вдовствующейкоролеве. За один-единственный год преобразила Мария Стюарт всю свою жизнь,